Виктор Булкин - Цветы в огне войны

Не успели увести лошадей, Коля прилег подремать, в спальню вбежала перепуганная мать с криком, что к их дому идет староста с двумя немцами. Николай быстро натянул одежду и задним двором выбежал в огород, перемахнул через плетень, хотел бежать в лес, но перед ним, как будто из-под земли, стоял староста Колтун, размахивая плеткой со словами:

– Ты куда это бежишь, стервец, к партизанам?

Николай, оценив обстановку, хотел бежать, но Колтун ловко подсек его плетью, и стал хлестать по спине приговаривая:

– Ах ты, щенок, ты к партизанам направился, мы тебе покажем, где твое место, там тебя вразумят, научат, как служить новой власти.

Подбежали несколько солдат, скрутили Николаю руки и повели его вдоль по улице, где стояла толпа. Среди них были арестанты, молодые парни, в одном из них Николай с трудом признал друга детства Митю, так его избили немцы. Всех мужиков немцы подозревали в связи с партизанами. Поместили их сначала в колхозный амбар, там они просидели день и всю ночь.

Поздно вечером Коля услышал шорох и знакомый голос, сердце его тревожно забилось, он был уверен, что это его любимая Оля, которая получила известие от полицая, одноклассника, который коротко сообщил ей об аресте ее друга и обещал показать, где он находится. Через небольшое отверстие в стене, им удалось переброситься несколькими фразами, Оля смогла передать ему пакет с едой. Это была их последняя встреча…

На следующий день немцы погнали их через поселок Кокаревку, в Локоть. По дороге мадьяры заставили их заниматься разминированием огромного поля, усеянного минами. Все понимали, что это конец, но выбора у них не было.

Впоследствии Николай с содроганием вспоминал, как в один момент их группу остановил солдат, давая понять, что туда идти не нужно, там мина и, сняв с себя винтовку, выстрелил в мину. Раздался взрыв, вырывая и разрывая мощные пласты земли. Больше до самой Кокоревки мин не попадалось. В Локоть они пришли ночью, их подвели к старой конюшне и бросили в стойла для лошадей. Оглядевшись, они поняли, что бывшая царская конюшня была переделана в лагерь для пленных.

Николай, намаявшись, прилег в угол на солому и сразу заснул. Под утро он проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. В свете ночного фонаря он разглядел, стоявшую перед ним девушку в полувоенной форме с распущенными длинными волосами, она смотрела на него каким-то диким, пронизывающим взглядом, от которого Николаю сделалось не по себе:

– Кто такой? Как фамилия? Откуда прибыл?

Николай коротко ответил на вопросы и спросил, кто же будет она, на что она ответила: «Узнаешь обо мне, когда придет время, а встречу я тебе обещаю. Партизаны, мстители народные, пулемет мой по вас плачет», – и ушла с гордо поднятой головой.

Стали просыпаться остальные ребята, и нашлись те, которые знали и слышали об этой вражеской стервятнице по имени Тонька-пулеметчица, каратель. Она служила у немцев и расстреливала заключенных по приговору из пулемета «Максим». Сколько людей ни в чем не повинных она положила здесь трудно даже представить. А какой у нее взгляд – истинная волчица!

А то, что она сказала: «Сходим по крапиву», – на ее жаргоне значит гнать людей на расстрел к яме, где растет крапива. А чего она приперлась в такую рань сюда – совесть мучает по ночам. Да вряд ли ее мучает совесть, но приходит она сюда каждое утро.

На утро Антонина вновь пришла в казарму. От неё несло перегаром – она была с хорошего похмелья. Проходя мимо Николая и Мити, слегка покачиваясь, Тоня сквозь зубы процедила, глядя на Колю:

– А ты ничего, ты мне понравился, и я не прочь с тобой побаловаться!

Николай буркнул, что она не в его вкусе и пусть она поищет другого для своих утех.

– Тебе что немцев мало? Что ты от меня хочешь?

– Ты мне понравился, запал в душу. Я могу помочь тебе выбраться отсюда, найду для тебя теплое местечко в комендатуре, соглашайся, дуралей, я редко это делаю, и тогда поближе познакомимся. Если удовлетворишь мои потребности, любить буду. Посмотри на меня, ведь я красавица, всем мужикам нравлюсь, но мне никто не нравится, а вот ты мне приглянулся, – и она кокетливо повела статной фигурой.

– Запомни, мы свою шкуру не продаем таким как ты, да уж лучше умереть, чем быть с такой, как ты, – выпалил со страшной ненавистью друг Митя, мы здесь один за всех и все за одного.

Гневно сверкнув в его сторону глазами, оскалив зубы, она поистине была похожа на дикую волчицу:

– А ты, недоросль, лучше помолчи, скажи спасибо, что я без оружия иначе тебя бы уже в эту минуту не было в живых. А ты, молодчик, подумай хорошо над моим предложением, я еще зайду к тебе.

Шли дни, так прошел месяц – в тяжелом изнурительном труде. Кормили, в основном, баландой с сухим кусочком хлеба, не было возможности помыться.

От грязи пошел тиф среди заключенных, люди страдали и умирали. Николай и Митя держались из последних сил.

Однажды в их камеру ввалился пьяный полицай, из бывших кулаков, Кузьма, до войны работал в Совете. Он подошел к Николаю и, шатаясь, произнес:

– Это ты понравился нашей Антонине? У тебя появилась возможность сделать свою жизнь лучше, это твой шанс остаться в живых, и дураком будешь, если откажешься.

– Ты на своем месте, а я на своем, и местами мы не сможем поменяться. В полицию я не пойду, так и передай ей.

– Ну и осел же ты, думаешь я бы пришел с тобой говорить, если бы не Антонина, которую я уважаю? Ну и хрен с тобой! Уговаривать не стану, погибай за свою Родину.

Лихо повернувшись, он пошел к выходу, разведя руки в стороны.

Медленно и тоскливо тянулись дни. Каждый день слышны были пулеметные очереди, которые доносились с убойной ямы. Заключенных выгоняли группами на расстрел, камеры пустели, но ненадолго, каждую неделю доставляли новых заключенных. Арестовывали всех подряд, без разбора: учителей, рабочих, крестьян – за малейшее неповиновение или чей-то донос. Так немецкие власти наводили порядок.

В один из дней в их камеру пришел со списком к расстрелу старший комендант Давыдов. Среди десятков человек были и Николай с Митей. Группу погнали на расстрел. Подойдя к яме, они увидели Тоньку-пулеметчицу, которая подошла к Николаю и грубо рявкнула:

– Ну что, красавчик, прощайся с жизнью, не захотел принять мое предложение – выбор твой, твое последнее слово, говори:

Николай решил схитрить и произнес:

– А можно еще подумать? Дайте шанс.

– Хочешь еще подумать? Хорошо, я походатайствую за вас перед комендантом, а пока марш в камеру!

Так что Николай и Митя в очередной раз остались живы, хотя были уже на волоске от смерти.

Приближались рождественские праздники, стояли холода и выживать приходилось в полном смысле слова. Николай потерял счет дням и ночам, тоскливо вспоминая деревню, родной дом, любимую девушку, и только благодаря этому хотелось жить и бороться за это право.