Леонид Хомутов - Штурманы

— Да! Да! Войдите! — машинально ответил, не отрывая взгляда от полетной карты.

И только когда вошедший начал докладывать: — Товарищ подполковник, — Вадов, услышав знакомый голос, вскинулся, да так и застыл на месте с широко раскрытыми глазами.

— Володя-я?! Жив?! — Он схватил Ушакова в охапку. — Ох, и напугал ты меня! Я ведь понял, что ты погиб!..

Владимир освободился из объятий:

— А где сейчас мой командир?

— Не знаю, пока сообщений не поступало. Думаю, выпрыгнули они, когда вас подожгли.

На другой день утром в полк вернулся Родионов. Еще через два дня — Коля Петренко. И, наконец, через неделю — сам командир, старший лейтенант Костихин, оборванный, изможденный, с исцарапанным лицом, с завязанными грязной повязкой глазами. Он хромал на правую ногу. Широкое лицо заросло черно-бурой щетиной…

— Радист выпрыгнул вторым. В тот момент раздался взрыв. Больно ударило по глазам. Вроде осколками стекла. Потерял сознание, очнулся — ничего не вижу. Крикнул дважды — всем покинуть самолет и сам полез в люк…

После ухода Костихина, Вадов, встав из-за стола, сказал Ушакову:

— Картина ясная. После прыжка командира, самолет, видимо, увеличил угол планирования. Встречный поток усилился и все же сорвал пламя с мотора. А тут появился ты. Говори спасибо, что научил тебя пилотировать…

— Что теперь с ним будет?

— Пусть сначала вылечится, потом решим. — Вадов задумался, побарабанил пальцами по столу, поглядел на Ушакова. — Видишь ли, Володя, люди-то разные бывают. Есть люди-факелы, герои, подвижники, преданные высокой идее, живущие для других, в общем, штурманы человечества! И есть такие, что не выдерживают испытания. Так что и живем, и трудимся, и воюем мы все по-разному.

Владимир не стал рассказывать Вадову о своей стычке с Костихиным в полете. Уж очень похоже на сведение счетов, да и, может, просто человек сорвался…

Взглянув на часы, Вадов махнул рукой:

— Пошли на стоянку. На вылет пора!

В бездонном небе пылало солнце. Но еще жарче берестяными факелами дымно и чадно горели двигатели. Самолет летел по-кукушечьи: то опускаясь вниз по дуге, то поднимаясь. Высоко над ним кружила пара «мессершмиттов». Точно волки, смертельно ранив жертву, они наблюдали за ее агонией. Но вот самолет выровнялся и по наклонной пошел к земле. В фюзеляже открылась дверь, обнажив темный провал, из которого горошинами посыпались черные точки.

Секунда, вторая… и над комочками один за другим вспыхнули парашюты. Ощутив толчок, Владимир Ушаков открыл глаза. Запрокинув голову, оглядел упругий, ребристый купол над собой. Слева чуть ниже увидел лесенку парашютов. Почему только три? А где пятый? Шестой?.. Всмотрелся — на фоне желтого прямоугольника поля серый комочек пулей несся вниз. «Что же он тянет? — чуть не закричал от нетерпения Владимир. — Ведь разобьешься! Скорей дергай!» Парашютист падал камнем. Кто же это?..

— Дергай кольцо! — не выдержав, во все горло закричал Ушаков. — Кольцо-о-о!..

Но было уже поздно. Владимир на миг закрыл глаза… Где же шестой? Командир?!

Владимир осмотрелся.

Самолет, по-прежнему дымя моторами, снижался.

— Прыгай! Скорей прыгай, Витя! — не помня себя, закричал Владимир, словно командир мог услышать. И тут случилось удивительное. От самолета отделилась черная капля. Пролетев немного, вспухла, закачалась под куполом.

— Молодец! Э-э-ге-гей! Мы еще поживем! Мы еще повоюем, братцы!..

Он поудобней уселся в подвесной, так, чтобы не резали ножные обхваты. Оглядел еще раз купол, медленно вращавшийся над ним… «Хорошо еще, что сбили над своей территорией. Считай, живыми остались. И приземлимся удачно, на пшеничном поле, а не в том лесу или озере, что правее».

Зловещее завывание, донесшееся сверху, заставило Владимира сжаться в комок. Прямо перед ним мелькнули желтобрюхие самолеты с черно-белыми могильными крестами. В лицо ударила упругая струя ветра, запахло тошнотворно дурманящим выхлопным газом. Парашют понесло. Владимира резко качнуло в сторону, приподняло вверх, как на качелях.

«Куда они? Почему не расстреляли? Может, наших увидели?» Владимир оглядел небо. Никого. «Зачем снижаются? Странно… А-а, уходят?! Уходят?…»

Но «мессеры» крыло в крыло, развернувшись, снова неслись к парашютистам.

Владимир угрем закрутился в подвесной. До спасительной земли далеко… Ох, как далеко! Тысячи две, три, а то и четыре… Облака? Одна сплошная голубизна да ослепительно яркое до одури солнце. Затяжным! Затяжным надо было прыгать! Теперь сидел бы на земле и никакие истребители не были бы страшны… Но кто знал? Все думали, что ушли…

«Мессершмитты» все ближе и ближе. Вот уже закрыли горизонт, солнце, все небо. Уже отчетливо различимы блестящие диски вращающихся винтов. Сейчас замигают огоньками пулеметов и… изрешетят в упор. «А-а! Не хочу!..» Не гибель, надвигающаяся неотвратимо, приводила его в отчаяние — сознание своего бессилия. Владимир с удесятеренной силой потянул на себя правую лямку. Сдирая кожу с ладоней, не чувствуя обжигающей боли, он упорно лез по стропам к куполу. «Погасить! Погасить! Вмиг достигну земли!..»

С оглушительным ревом, обдав сильнейшим ветром и запахами отработанного бензина, почти рядом, чуть ниже пронеслись веретенообразные «мессеры». Владимира оторвало от строп, натянутых, как струны, бросило в сторону.

— Прощайте, друзья-я-я! — откуда-то донеслось.

Очухавшись, он обнаружил под собой только два парашюта. Недалеко от них — какие-то полотнища. Смятыми простынями, зигзагообразно покачиваясь, они плавно скользили вниз. Владимир похолодел: «Звери!.. Так вот почему не расстреляли! Сначала у самых нижних. У командира и, вероятно, у Юрки…»

В памяти всплыли рассказы ветеранов, не раз встречавшихся с истребителями. Сбив самолет, те убивали выбросившихся на парашютах советских летчиков изуверским способом. Плоскостями, точно бритвой, перерезали стропы над головой… Сейчас Владимир видел это собственными глазами.

Вдали на горизонте самолеты разворачивались для нового захода.

— Сволочи-и! Гады! Я плюю на вас! — трясся в крике Владимир.

Но есть же выход.

— Ребята! — охрипшим голосом закричал он. — Тяните стропы! Гасите парашюты! «Мессера» снова идут!

И сам, как физкультурник по канату, подтягивая тело рывками, полез по стропам снова вверх.

Гул приближался. Становился невыносимым. Кто очередная жертва? Точно подстегиваемый, Владимир лез выше и выше. Купол, подрагивая под тяжестью тела, все больше и больше кренился к нему. Ну! Еще усилие…

Рев сводит с ума, колет тело. Мелькают парашюты. Извивающиеся фигурки. Темно-зеленый фюзеляж. Фонарь кабины… Ему даже почудилось, что он заметил в какую-то долю секунды улыбающееся лицо летчика, наслаждающегося убийством… Р-р-рах! — и все исчезает.