Борис Егоров - Продолжение следует...

Уже открытое, постигнутое не волнует.

И поэзия, и поэты — в движении. Смерть Маяковского не остановила его.

Сверхзвуковой самолёт сначала пролетает над нами, потом слышен его звук.

Маяковский «выволакивал» будущее. Он был сверхзвуковым. Рассекая время, как воздух, он прежде явился, промелькнул сам, потом загремела его слава.

Круги её ширятся. Маяковский вырастает: мы перечитываем его, и он больше открывается нам. Не стареют стихи.

Хорошие стихи никогда не стареют, и живут они с нами и в нас. Они обогащают жизнь, а жизнь насыщает их новым для нас содержанием.

Давно, до войны, запали мне в память уткинские строки:

Какие-то далёкие, неизвестные горы, и в них сложил голову неизвестный казак...

Потом на фронте в Карпатах увидел я на вершине горы покосившиеся крестики на старых могилах русских солдат, и стихи стали звучать иначе: я стоял у того места, где упал казак и где он похоронен. Он уже для меня не далёкий — другой. Может статься, я сам окажусь по воле злой судьбы его соседом...

И снова те же стихи повторил я уже недавно, когда, путешествуя по Карпатам, остановился у памятников с красными звёздочками.

Я вспомнил солдат Отечественной войны, навсегда оставшихся в Карпатах. Не неизвестных солдат, а людей мне близких, своих товарищей.

Ах, как досаждали нам эти горы! И сколько раз ободряли мы друг друга:

— Держись, казак!

Вспомнил товарищей и заросшего рыжей щетиной старого коновода, который, кое-как забравшись со своей лошадёнкой на вершину хребта, пожаловался:

— Извели меня Карпаты!

Однажды на пустой охотничьей вилле в горах попался мне в руки справочник, и в нём я прочитал: «Карпаты — излюбленное место туристов, край щедрой природы. Восхождения на горы доставляют путешественникам неизменное, ни с чем не сравнимое удовольствие».

Эти слова вызывали у меня, совершавшего в день по нескольку восхождений, только ироническую улыбку.

А теперь смотрю: идут-бредут по горам цепочки туристов. Для них — удовольствие...

Я пересёк Карпаты с севера на юг и с юга на север в нескольких направлениях.

Это было весной, и горы стояли нарядные, невыцветшие и потому приветливые.

Горы те же, а пейзаж изменился: перестроились карпатские селения. Редко-редко где увидишь старые дома. Новые каменные, оштукатуренные, широкооконные, современно отделанные, элегантные — просто богатые. Хоть на рекламные открытки снимай! Особенно в южной части гор, за перевалами.

Глядя на одно из таких селений, на ряды прекрасных одноэтажных коттеджей, я достал из дорожной сумки письма, которые писал в 1944 году из Карпат, и прочитал: «...бедность здесь дикарская, бедность кричащая, орущая! И ничего-ничегошеньки в домах нет, кроме блох и распятий Христа...»

Отсюда бежали крестьяне в прошлом на заработки по всему белу свету, бежали в поисках счастья десятками тысяч, и крестьянский поэт О. Улинц, побывавший не только в Европе, но и в Африке, писал:

Этот край называли землёй без имени.

Теперь у него есть имя, хорошее, доброе имя. И новые песни. Их пел гостеприимный мэр города Славска В. Улыч. Я осмотрел этот городок и его гордость — новую большую школу. Школу с идеальными паркетными полами и превосходной мебелью, сделанной руками учащихся. А потом Улыч пригласил меня подняться на гору. Отсюда мы любовались Славском. Здесь Улыч подарил мне фотографию города, снятую с той точки, на которой мы стояли. Значит, у него припасены такие фото на случай приёма гостей. На обороте сделал трогательную надпись. А потом пел песни: «Карпаты, Карпаты, высокие горы...» Исполнитель он прекрасный и в свой край влюблён, как поэт.

Письма, которые я взял с собой в дорогу, давали много пищи для размышлений: «...мы натолкнулись на укреплённую линию „Арпад“ — бетонные надолбы, завалы, рвы, ряды колючей проволоки... Нас хотят задержать, не пустить в Венгрию...»

И вот я там, где тянулись когда-то надолбы и рвы. Теперь здесь проходит серебристая нитка нефтепровода «Дружба». И по ней советская нефть, пересекая Карпаты, идёт туда, куда нам преграждала путь линия «Арпад».

А в начале горных кряжей, за городом Сколе, я попросил остановить машину у моста через горную речку.

— Что вы здесь увидели? — спросили меня.

— Мост хочу осмотреть.

— А что в нём особенного? Мост как мост. Новый. Мосты у нас везде новые. В войну были разрушены. И этот тоже был взорван...

Разрушила мост «девятка». В конце августа сорок четвёртого. По мосту двигался немецкий обоз. Снаряд пробил брёвна моста и взорвался под самым настилом. Мост рухнул.

Те же горы, те же полонины, те же миниатюрные деревянные церкви и часовенки, а пейзаж всё-таки другой. Жизнь другая. «Карпаты, Карпаты, высокие горы...»

Тогда же я был в Ужгороде.

Поселился в гостинице «Интурист» и ходил по улочкам, вдыхая кофейные ароматы: здесь много маленьких кафе, где варят «дуплу» — напиток мужественных и закалённых. По-моему, одна чашечка такого кофе обеспечивает слабонервному человеку бессонницу минимум на сутки.

Недаром один приезжий сказал: «Выпил я чашку кофе, а потом всю ночь глядел в потолок удивлёнными глазами».

Те же, кто хочет успокоиться, пьют в прохладном подвальчике неповторимое закарпатское сухое вино.

Улицы Ужгорода всегда оживлённы.

Едут по ним экскурсионные автобусы. Бредут табуны туристов. Туристы щёлкают затворами фотоаппаратов.

Это один из древнейших городов и один из тех красивых, уютных городов, что отличаются хорошей современной архитектурой.

Ужгородский замок, у подножия которого раскинулся город, — памятник седой, средневековой старины. А ужгородскому университету только двадцать пять. Он открылся в первый послевоенный год. И в нём уже двенадцать тысяч студентов.

В этом городе тесно и не противоречиво переплелись старина и новь, и потому едут, едут, едут сюда люди. Толпа на улицах разноязыкая. Да и основное население разноязыко: восемнадцать национальностей. Местные газеты выходят на трёх языках: украинском, русском и венгерском. Радио вещает и на молдавском.

А потом мне довелось быть в Ужгороде ещё раз, через несколько лет, — в октябре 1969-го. Город отмечал двадцатипятилетие своего освобождения.

На праздник приехали сорок ветеранов нашей 18-й армии. Прибыли делегации словацкого города Кошице, венгерского Ньиредьхазы, румынского Сату-Маре.