Алексей Гарри - Рассказы о Котовском

— Спасибо, товарищи. Не обращайте на меня внимания… Поскорей только, пожалуйста!

Глянув на Леньку, он проворчал:

— Чуб запрячь, франт махновский, кончился маскарад, в город ведь едем, неудобно все-таки…

Когда состав замер у перрона тамбовского вокзала, в вагон первой вошла жена Котовского, Ольга Петровна. Комбриг, увидев ее, улыбнулся…

Весть о том, что Котовский ранен, что разгромлена банда Матюхина, так долго угрожавшая Тамбову, с молниеносной быстротой распространилась по городу. Вся привокзальная площадь запружена была ликующей толпой. Школьники преподнесли Григорию Ивановичу цветы. Председатель горсовета пригласил Котовского на трибуну. Ольга Петровна запротестовала:

— Что вы, товарищи, это совершенно невозможно! Я вам, как врач, говорю. Его нужно сейчас же в больницу. Каждая минута дорога!

Комбриг, наклонившись к ней, шепнул:

— Леля, неудобно! Я хоть два слова скажу…

Но говорить ему не дали каждое слово прерывалось овациями. Тогда Григорий Иванович, левой рукой высоко приподняв над головой фуражку, поклонился народу. Бледное лицо его сияло от счастья такой встречи он не ожидал!

Открытая машина, утопающая в цветах, увезла его в больницу.

Если б Котовский знал, что происходило в Кобыленке, он, конечно, никого не послушав, вернулся бы туда с полпути на станцию. Лишь только его увезли, Ткаченко еще раз попытался войти в комнату, где недавно происходило «совещание». Навстречу ему прогремел выстрел. Тогда взводный метнул еще одну гранату. Пламя взрыва зажгло керосин, разлившийся по полу. Сухое дерево старого дома вспыхнуло как факел.

Симонов ахнул.

— Братва, — крикнул он, — надо трупы вытащить, вызвать крестьян, опознать убитых, составить акт. Комбриг приказывал!

Кто-то кинулся было к окнам, из которых уже вырывался огонь. Но их остановил Гажалов. (Он прибежал, запыхавшись, из амбара, откуда выпускал арестованных накануне бедняков.)

— Расходись, — еще издали крикнул он не своим голосом, — в доме где-то хозяин взрывчатку прячет, все отбегайте в сторону!

Кавалеристы растерянно попятились. Как раз в это время раздался взрыв, над горящим домом взвился столб ярко-белого пламени, увенчанного зеленой шапкой дыма; стропила крыши и стены рухнули, образовав пылающий костер.

Начальник особого отдела схватился за голову:

— И ни один труп обыскать не успели, а сколько у этих негодяев было нужных нам документов. Все теперь пропало, эх, не повезло же нам! — говорил он сокрушенно окружавшим его бойцам.

Ветра в этот день не было, дом мельника стоял одиноко на площади — деревне ничего не угрожало. Она как будто вымерла. Не открылось ни одно окно, не хлопнула ни одна дверь, никто не сбегался на пожар, как это обычно бывает в деревне. Население бандитской Кобыленки притаилось, застыв от ужаса, ожидая заслуженной расправы, которая, впрочем, так и не последовала.

Из огорода, привлеченный пожаром, появился Маштара. Он вместе со спешенным эскадроном разыскивал сбежавших бандитов в кустах вдоль оврага. Лицо и руки у него были исцарапаны в кровь. Завидев его, многие рассмеялись.

— Ты что это, с кошкой воевал — спросил участливо Гажалов.

— Да нет, — раздраженно ответил Маштава, — какой-то кустарник идиотский здесь в овраге растет. Проклятая деревня растения и те кусаются!

Все снова рассмеялись, но, завидев в руках у помощника командира первого полка винтовку и полевую сумку, сразу же стали серьезными.

— Никого не нашли пока, — продолжал Маштава, — но вот трофеи есть!

— Давайте рассуждать логически, — заметил Попов, — если то, что Матюхин сбежал, представляется бесспорным, так же бесспорно тогда и то, что бежало двое — ведь у Матюхина никакого карабина не было!

Командиры с трофеями отправились в ближайшую избу, которую Попов занял под штаб первого полка. Сумка была туго набита разными бумагами. Беглый просмотр документов показал, что они принадлежали адъютанту четырнадцатого антоновского полка, исполнявшему обязанности начальника штаба группы Матюхина, — Муравьеву. Здесь были карты разных районов Тамбовской губернии, новенькие, опять-таки со штампом штаба Тамбовских войск.

С заставы вернулся Туке с двумя легко раненными бойцами Чистякова. Туке считался в бригаде «следопытом» недавно после одного боя он по следам обнаружил двух бандитских командиров, спрятавшихся в стоге сена.

— Ну-ка, Туке, попытайте счастья, — шутливо предложил Борисов, — а вдруг снова проявите свой талант?

Туксу дали двух кавалеристов, которые участвовали в розысках бежавших бандитов, и они скрылись в овраге.

Один из бойцов показал Туксу место, где была найдена винтовка, и немного дальше — куст, с которого была снята полевая сумка. Ориентируясь по обломанным кое-где веткам, кавалеристы спустились в овраг. Ручей, протекавший внизу, в этом месте был запружен и образовал небольшое озеро. Осматривая его гладкую поверхность, помощник взводного вдруг насторожился и снял с плеча карабин.

Надо полагать, что оба, и Туке и бежавший бандит, в детстве читали Майн Рида и Фенимора Купера. Предмет, привлекший внимание помощника взводного, был обыкновенной тростинкой, одной из тех, что в изобилии покрывали берег ручья. Только эта одинокая камышинка торчала на самой середине озера.

Туке выстрелил. Пуля шлепнулась возле тростинки, подняв маленький фонтанчик.

Тотчас же с камышинкой в зубах поднялся во весь рост человек; вода едва доходила ему до пояса.

Туке, перезарядив карабин, крикнул:

— Руки вверх, убью! Ко мне, бегом марш!

На выстрел со всех сторон, продираясь сквозь кусты, спешили кавалеристы. Вид бандита, мокрого, жалкого, бредущего по колено в воде с тростинкой, судорожно зажатой в зубах, был настолько смешон, что котовцы на берегу, держась за бока, неудержимо хохотали.

Когда бандит, с трудом вытаскивая из вязкого дна сапоги, подошел ближе к берегу, Туке, продолжая держать неизвестного на мушке, приказал:

— Можешь опустить руки, бросай сюда оружие! Живо!

Один за другим упали к ногам помощника взводного два пистолета. Потом бандит вывернул карманы брюк, показывая, что больше у него ничего нет, вышел на берег, подняв снова вверх руки.

— Да ты респиратор свой брось, водолаз индейский! — сквозь смех посоветовал Туке.

Бандит выплюнул камыш, который он все еще держал в зубах, кавалеристы подобрали тростинку — показать командирам.

Так с поднятыми руками неизвестный и вошел в помещение штаба. Гажалов обыскал его, обнаружив пачку слипшихся документов, две полные обоймы от браунинга, компас и часы.

— Муравьев — спросил его Попов.

— Так точно!

Бандит оказался раненным навылет в мякоть бедра и в грудь. Шурочка перевязала Муравьева. Его тряс озноб.