Алексей Гарри - Рассказы о Котовском

— Аверьянов…

Пожалуй, никому из присутствующих, кроме Леньки, так много не говорило это имя рана уже зажила, но рука порученца продолжала ныть по ночам, особенно в дождь. Антонов сказал очень спокойно:

— Садитесь, Аверьянов! Сейчас будем обедать…

Бандит сел. Продолжая упорно глядеть в землю, он пробормотал:

— Судите меня! Большой я преступник перед советской властью…

— Вы обращение ВЦИК читали?

Аверьянов молча достал из кармана куртки сложенную вчетверо бумажку, положил ее на стол, раскрыл, разгладил. Это была одна из листовок, сброшенных с самолета.

— Ну вот и прекрасно, — продолжал Антонов, — значит, вы в курсе дела. Никто вас судить не собирается, раз вы явились добровольно. Я — председатель губернской Чека!

Бандит вытянулся, сразу же обнаружив военную выправку, и пытался встать, но Антонов положил ему на плечо руку.

— Сидите, — спокойно сказал он. — Запомните крепко и другим объясните советская власть никогда не обманывает. Она в этом не нуждается.

Один из чекистов внес большую кастрюлю с окрошкой — обычный обед в этих местах, кто-то из кавалеристов сходил за сухарями, мисками и ложками. Все стали есть. Бандит кушал с большим аппетитом, должно быть основательно проголодался.

Ленька внимательно разглядывал его простое, открытое лицо. Бородка и бачки ему не шли видимо, отрастил недавно.

Ленька спросил:

— Вы кавалерист, Аверьянов?

— Гвардии ее величества гусарского… Сверхсрочной службы унтер-офицер!

— Голубой гусар?

— Так точно! Народ прозвал нас «голубыми»…

Председатель губчека тихонько под столом наступил Леньке на ногу Антонов счел, что тема для первого допроса выбрана неудачно. Но порученцу комбрига не терпелось довести до конца начатый разговор:

— А как же вы, Аверьянов, — продолжал он настойчиво, — так позорно бежали из-под хутора Шкарина Бросили свое воинство на произвол судьбы Ведь мы их, бандитов ваших, верст двадцать гнали и рубили как капусту! А командовать ими было некому! Назаров ваш, даром что полицейский, умер, как солдат пикой мы его проткнули… А вы где были в это время, гвардии унтер-офицер?

Тут бандит впервые поднял на присутствующих глаза, ясные, совершенно детские.

— Я где был — переспросил он. — Да очень просто шкуру свою спасал! Мы кто Мужики! А воевать учились у господ, у благородных!

Тут заинтересовался уже и Антонов-длинный. Сняв свою ногу с Ленькиного сапога, он спросил:

— Это как же вас понять?

Аверьянов ответил вопросом на вопрос:

— Вы про Сольдау слыхали когда-нибудь?

Ленька ответил с апломбом:

— Знаем немного военную историю… Сольдау, Эттингер, разгром конной гвардии в самом начале германской войны… Вы об этом?

— Об этом, — подтвердил бандит. — Окружили нас немцы кольцом, секут из пулеметов, снарядами кроют. Побили тогда первыми пулями великого князя Кирилла Константиновича, флигель-адъютанта его величества, адмирала Абазы трех сыновей разом…

— А вы где были в это время — снова съехидничал порученец комбрига.

— Где был — переспросил Аверьянов. — Грудью своею мужицкой командира сводной гвардейской дивизии, светлейшего князя Дадиани прикрывал. А тот пистолет в рот засунул да сам себя и прикончил… Так же и другие господа офицеры кто пулю себе в лоб, кто бежать без оглядки, кто в плен! Тогда и у меня глаза открылись, спас я свою шкуру обманул немцев, ушел!

Антонов-длинный снова наступил Леньке на ногу.

— Ладно, — сказал он, — к чему теперь прошлое вспоминать… А вообще вот что я вам скажу, Аверьянов своим умом пора жить! Вы ведь и в банду, должно быть, не своим умом попали… Где ваш главный вояка, Антонов, случайно не знаете?

— Да я бы его своими руками разорвал, — проговорил бандит сквозь зубы, — если б знал, где он, подлец, хоронится! Влезет, бывало, на чье-либо крыльцо, руку за борт френча засунет, под Керенского работал, да и болтает без умолку. А как настоящего дела коснулось — в кусты! Нам, мужикам, только и расхлебывать…

— Ну, и бог с ним, с Антоновым, — перебил председатель губчека. — Вы где листовку подобрали?

— Жена мне принесла вчера утром.

— Вы сами-то в овраге где-нибудь прятались?

— Сперва и по оврагам приходилось, а потом ночевал в Подыскляе, у родственников, днем — в лесу…

— В лесу — встрепенулся Антонов-длинный. — А про Матюхина случайно ничего не слыхали?

Бандит странно глянул на него.

— А вам очень нужен Матюхин?

— Да как вам сказать, — насторожился председатель губчека, — не особенно, конечно, да, может, на что-нибудь и пригодится. Он жив, что ли?

— Не станет он являться с повинной, — заметил бандит убежденна, — не такой человек! Да и пощады ему не будет все равно!

Сперва Аверьянов отвечал на расспросы о Матюхине неохотно, а потом разговорился. Оказалось, что Матюхина он видел три дня назад, случайно натолкнулся на его убежище. В бою с котовцами Матюхин получил четырнадцать огнестрельных ран. Он выбил головой оконную раму, придушил часового, скатился в овраг, потерял сознание. Потом очнулся, пополз по оврагу, пробираясь к лесу. Здесь его подобрали бандиты, укрывшиеся в овраге от атаки Чистякова и заградительного огня пулеметных эскадронов.

Матюхин скрывался в сторожке, на пасеке лесника. Самостоятельно передвигаться бандит не мог. За ним ухаживали брат Михаил и племянник. Матюхин всех боялся, никому не доверял, опасаясь измены. Все, кто уцелел после боя у Кобыленки, разбежались…

— Он, что же, поправляется — поинтересовался Ленька.

Аверьянов безнадежно махнул рукой.

— Куда там, на ладан дышит! Кончилась его песня! Он завчера, как я на него набрел, ногу сам себе отнял…

— Как это — отнял — не понял Антонов.

— А очень просто гнить она у него стала, левая нога. Ну, взял садовый нож да эту самую ногу по колено оттяпал, листьями подорожника заклеил рану, и только. Все равно не помогло ползет и дальше чернота вверх по культяшке…

— Жалко вам его — спросил Антонов.

— Я вам правду скажу, товарищ председатель губчека, — признался Аверьянов, — нет у меня больше жалости, окромя как к себе. Вытоптали ее во мне, эту жалость, выжгли всю дотла!

Он подумал и добавил:

— Я могу вам, если надо, Матюхина представить.

— Как это — удивился Антонов. — На спине из лесу его притащите, что ли Он, говорят, мужик здоровый, тяжелый!

Бандит усмехнулся:

— Зачем же обязательно на себе Я скажу, кому надо, а те доставят.

Антонов согласился, сделав вид, что это его не очень интересует. На самом деле это было, конечно, не так. И Антонов-длинный и Котовский прекрасно понимали, что если Матюхин уцелеет, он через некоторое время снова соберет вокруг себя бандитов, и вновь придется с ним возиться. Аверьянов предложил следующее пусть ему дадут человек десять из добровольно явившихся и обязательно представителя советской власти, пачку листовок. Он съездит с ними на ночь в одно известное ему место, а наутро приведет еще человек десять.