Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

Менее чем через час советский транспортник совершил посадку на том самом аэродроме, с которого Михаил взлетел на захваченном «Хейнкеле».

Сложные чувства овладели им, пока он шел к выходу. Спрыгнув с последней ступеньки трапа на бетонку, он сделал несколько шагов и невольно остановился. В этот день Девятаев впервые оказался на острове Узедом не в полосатой робе бесправного узника, а прибыл сюда гражданином страны-победительницы.

Он удивленно огляделся по сторонам. Необычность пейзажа заключалась в том, что самолетные стоянки пустовали: ни многочисленных бомбардировщиков, ни дежуривших в готовности № 1 «мессеров» с «фоккерами», ни обслуживающего персонала в черных комбинезонах.

Вместо всего этого кругом зияли бомбовые воронки, валялись обломки металлических ящиков-контейнеров, на дальних стоянках чернели остовы двух сгоревших самолетов, а у леса торчала контрольная «вышка» с выбитыми стеклами и почерневшим от пожара углом.

Картина неживого аэродрома поражала. Ранее здесь кипела жизнь, а теперь не было ни одной живой души. Лишь на краю широкого бетонного перрона, куда подрулил «Ли-2», их ожидали несколько встречающих в форме сотрудников НКВД.

Двое из них направились навстречу прилетевшим. Старший, в звании майора, окинул прибывших цепким взглядом и сразу понял, кто есть кто.

– Майор Золотов, – представился он Сергееву. Кивнув в сторону Девятаева, предупредил: – Мы должны встретить заключенного и контролировать каждый его шаг, пока он будет находиться на территории бывшего ракетного центра Пенемюнде.

– А не пошли бы вы к е… матери со своим контролем! – внезапно вспылил Сергеев. – Теперь я тут за все отвечаю. Вон с моих глаз!

Девятаев опешил от такого обращения с офицерами всесильного НКВД.

– Идемте, Михаил, – похлопал по плечу Сергей Павлович. – Работы много, а времени у нас мало. Мне удалось вас выцепить всего на трое суток…

До позднего вечера, покуда солнце не село за горизонт, Девятаев водил подполковника Сергеева по острову, показывал подземные цеха завода, здания технического обеспечения, стартовые площадки. И рассказывал, рассказывал, рассказывал…

На следующий день распорядок в точности повторился. Более десяти часов (с небольшим перерывом на обед) Сергеев с Девятаевым бродили по западной оконечности острова Узедом, рассматривали брошенные узлы ракет и заправочных модулей. Потом они прошлись вдоль уцелевшей железнодорожной ветки, по которой немецкие специалисты возили готовые ракеты к испытательным стендам. Затем спустились в подземный бункер, откуда инженеры контролировали испытания и давали команды на старт.

Подполковник постоянно задавал вопросы. И даже те, ответов на которые Девятаев не знал.

– Как ракетные узлы перемещались внутри сборочных цехов? Сколько времени уходило на сборку одного изделия? Все ли ракеты проходили испытания на стенде?..

– Простите, Сергей Павлович, – виновато отвечал в таких случаях летчик, – но простых заключенных в сборочные цеха не допускали. Мы лишь обслуживали аэродром и прилегающую территорию. Убирали ее, расчищали от снега, засыпали воронки, ремонтировали разбитый бетон…

– Да-да, понимаю. Я слишком много хочу от вас услышать, – соглашался тот. – Не сердитесь за мою дотошность. Ведь вы, Михаил, остались едва ли не единственным живым свидетелем строительства, испытаний и боевых запусков немецкого «оружия возмездия». Вы присутствовали при транспортировке ракет «Фау». Видели, как они уходят в небо; наблюдали, как некоторые из них взрываются и падают.

– Да я и не сержусь. Но разве я единственный свидетель, Сергей Павлович? Со мной ведь бежало с острова еще девять человек.

Подполковник с минуту помолчал, затем негромко сообщил:

– Я хотел повидать и расспросить каждого из тех, кто вместе с вами бежал из плена. Поставил соответствующим службам задачу, чтобы те навели справки и разыскали людей. В общем… не хотел вас сразу расстраивать. К моему сожалению, на сегодняшний день в живых из вашей команды остались лишь четверо: вы, Иван Кривоногов, Михаил Емец и Федор Адамов.

– Как?.. – У Михаила от волнения пересохло в горле. – А остальные?..

– Владимир Соколов и Николай Урбанович погибли 14 апреля 1945 года при форсировании Одера. Петр Кутергин, Тимофей Сердюков и Владимир Немченко не дожили до победы всего несколько дней – они сложили головы на подступах к Берлину. Иван Олейник погиб на Дальнем Востоке в боях с японцами.

Несколько долгих минут Девятаев молчал. Понимая его состояние, Сергей Павлович не беспокоил собеседника…

На третий день они прощались. Сергеев с помощниками оставались в Пенемюнде – им предстояло собрать наиболее ценные обломки ракетных узлов, кое-что из оборудования сборочных цехов и подготовить все это к переправке в Советский Союз. Ну а Девятаев в сопровождении двух сотрудников НКВД возвращался под Берлин в фильтрационный лагерь.

– Спасибо вам, Михаил Петрович. Огромное спасибо, – тряс Сергеев руку бывшему летчику-истребителю. – Благодаря вашим рассказам мне удалось прояснить некоторые очень важные моменты.

– Рад был помочь, Сергей Павлович, – отвечал Девятаев. – Если понадоблюсь – знаете, где меня найти.

Глаза его были печальны. Почти трое суток относительной свободы истекли. Через несколько часов автомобиль доставит его к воротам охраняемого периметра, и он снова окажется за колючей проволокой. В эту скорбную минуту ему было все равно, как он назывался: Заксенхаузен или «Спецлагерь № 7». Ему отчаянно не хотелось туда возвращаться.

– Михаил Петрович, прошу извинить за то, что я не в состоянии освободить вас прямо сейчас, – заметил его настроение Сергеев. – Но я буду ходатайствовать о вашем освобождении. Обещаю, что в скором времени вы вернетесь на Родину.

Офицер НКВД захлопнул за Девятаевым дверцу и уселся на переднее сиденье. Заурчал мотор. Оставляя за собой пыльный след, черный легковой автомобиль побежал по дороге к единственному мосту, связывающему остров Узедом с материком…

Сергей Павлович сдержал слово, и в конце 1945 года Михаил Девятаев был переведен из фильтрационного спецлагеря в колонию-поселение на Псковщине. Там он провел всего несколько недель, после чего был окончательно освобожден, восстановлен в офицерском звании и одновременно демобилизован из армии.

Лагерь смерти Заксенхаузен —

остров Узедом

1944 год

Заксенхаузен по праву считали самым страшным местом для тех, кто попал в плен. Убедился в этом и Девятаев, когда его вместе с другими летчиками привезли на северо-восточную окраину Ораниенбаума. Те лагеря, которые он прошел до этого, показались ему лишь преддверием ада. А настоящей преисподней стал именно Заксенхаузен.