Елена Ржевская - Февраль — кривые дороги

Толкнулась в груди гнетущая догадка насчет этих валенок. Опять предстал погибший солдат, рухнувший ничком в снег, его бритый затылок, задранный подол шинели, его разутые ноги в портянках, стаскиваемых ветром.

Укрылись от ветра в сарае. Маша плюхнулась на тощую солому, сует поглубже ноги. Своим легким дыханием и возгласами излучает в темноте счастливую беспечность.

— Спишь?

— Угу.

У нее редкий дар — возрождаться, и опять ей все нипочем. Хорошо с ней рядом. Только терзает стужа. Откуда-то из начала этих дней возникают в просящей улыбке черные зубы: «Пожалуйста, дайте мне одеяло. Там в сарае так холодно…» Отвались. Нам самим нестерпимо холодно, хотя одеяло у меня есть, и я забрасываю один конец его на Машу, другой натягиваю на себя, прижавшись к Маше покрепче.

Скрипит дверь сарая, наподдает холод; незнакомые солдаты набиваются сюда. Чиркнул фонарик.

— У, гад! — заметили немца.

— Дай ему понюхать приклад, — кто-то лениво. И уже вспыхнуло зловещее:

— Волоки его на снег!

— За ноги его!

— Прекратить! — судорожно кричу, вскакивая.

— А ну полегче, ребята, — втискивается Маша.

Посветили в упор фонариком.

— Да тут лейтенант, бояре.

Кто-то еще ругнулся в темноте.

— Девки, пошто немчуру жалеете. Лучше б нашего брата…

И сползло на смешок.

— Нет ли чего пожевать, братцы? — спросила Маша.

Разломили сухарь, дали нам. Угомонились, укладываясь. Савелов не просыпался. Немец Тиль возился, должно быть с перепугу; слышу — сел.

Из-за него, пожалуй, еще и спать не придется, будешь караулить, чтобы чего не случилось.

— Verflucht! Черт побери! — выдохнула я. Черт побери немцев, войну, насилие, холод.

Протянула ему обломок сухаря от своей доли. Взял, что-то бормотнул. Не сразу разобрала.

— …In dieser Vergänglichkeit…

…В сей кратковременной жизни…

Что-то говорит, не похожее на самого себя, странное, ночное. Но какая-то особая глубинность в инородном тебе языке. Вслушиваешься в нее…

За сараем всхрапывают голодные лошади.

Холодно. Хочется спать.

…Наступление развивалось не так равномерно, как предполагалось: острием прорыва наши части вклинивались все глубже, и противник отступал, отрываясь, а на флангах он наседал, грозя отрезать нас. Обстановка здесь у нас создалась неустойчивая, опасная. Не поймешь, что происходит, да и не положено знать.

В блиндаже полковой разведки, наскоро построенном, непрогретом, где спят вповалку разведчики — ночью им идти на вылазки, — топится железная печка, сверху капает, а по стенам стекает грязная жижа подтаявшей глины и отходит холодный пар; где пахнет мясным варевом и дневальный пошевеливает финкой в котелке, — здесь я пристроилась с немецкими документами.

Обращение верховного командования вермахта к соединениям, которым предписано участвовать в новом наступлении на Москву. В том числе, значит, и к 78-й штурмовой, Вюртенбергско-Баденской дивизии, в которой служил Тиль:

«Фюрер предписал:

«Город должен быть окружен так, чтобы ни один житель — будь то мужчина или ребенок — не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой.

Произвести необходимые приготовления, чтобы Москва и ее окрестности с помощью огромных сооружений были затоплены водой.

Там, где стоит сегодня Москва, должно возникнуть море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа».

«П р е д о х р а н и т е л ь н ы е меры: согреваться движением и работой, не надевать прилегающую плотно одежду, избегать завязываний натуго (застой крови). Намокшие части одежды сменить как можно быстрее. Не употреблять алкоголь (отнимает тепло). В мокрые ботинки положить солому и бумагу, не сушить на огне, трескается кожа».

«При любом успехе наступающего Германский устав требует от обороняющихся частей:

а) К о н т р а т а к и местного значения немедленно после вклинения наступающего еще до того, как последний успел закрепиться на захваченном участке.

б) К о н т р н а с т у п л е н и я, представляющего более широкую операцию против прорвавшихся и укрепившихся более крупных сил противника…»

«В случае тревоги или при отходе подразделения немедленно доносят о лихорадящих и непригодных к маршу лошадях в отдел IV-ц полка, с указанием примет лошадей и клейма копыт.

При наличии нескольких больных и непригодных к маршу лошадей, они, если возможно, стягиваются в одно место (конюшню) и передаются на попечение части, прикрывающей отход.

Дальнейшее использование лошадей по усмотрению этой части».

«Мои дорогие родители, Кетхен и Буби! Итак, порадуйтесь и поздравьте меня. Я произведен в обер-ефрейторы. Фельдфебель Грюлих весьма доволен мной и намеревается с похвалой написать вам и в школу о кое-каких моих скромных подвигах в дни нашей великой битвы…»

«Врагу удалось прорвать в некоторых пунктах наши позиции, но мы стремимся не допустить расширения этих прорывов, и наша оборона бесстрашно отражает бешеные удары врага…»

Стоп. Агашин срывается с машины, бежит, придерживая кобуру. Бьются раненые лошади. Орудие опрокинулось в кювет. Сколько ни размахивай пистолетом, не пробиться по этой дороге. Сворачиваем.

Разбитая деревня. Торопливо перебегаем по улице от одних черных развалин до других… У дотлевающих головешек убиваются, бранятся, греются бабы. Одна пестрая, оборванная баба ринулась наперерез, с маху ткнулась кулаком в грудь Тиля, трясется, вопит, в глазах слезы ярости. Осатанело плюнула ему в лицо.

Он только дернул головой и пошел дальше, не утираясь.

Капитан Москалев сказал:

— Забирай фрица. У Савелова срочное задание, так что сама. Пистолет вон есть у тебя, значит, все, согласно уставу караульной службы, в порядке. Работай. Используй немца, пока он еще тут. И насчет его дивизии выспрашивай. Досконально. Заполняй формуляр.

Еще он наставлял меня, чтоб немец не попался на глаза военкому Бачурину. А то уже влет от него был за самовольство и приказ убрать немца. Надо было заранее согласовывать чуть ли не со штабом фронта и едва ли получить на то разрешение, а Агашин уговорил Москалева без спроса взять с собой обер-лейтенанта в деловых целях.

— Как расшифровать K. A. 9.? — спрашиваю.

В пустом, холодном блиндаже, куда ночью придут из траншеи, сменяясь, бойцы поспать, мы сидим с ним на нарах, настеленных лапником, по сторонам от укрепленной в хвое плошки — маленькой лампадки, какую подвешивают на цепочке к иконе, — ничем другим не раздобылись.

— K. A. 9.? Kraftfahrabteilung der 9. Infanteriedivision (автотранспортный батальон 9-й пехотной дивизии), — безотказно разъясняет.

— Zz?

— Временно негоден.

Я стараюсь, пока он еще тут, с нами, разобраться с его помощью, в неизвестных мне условных обозначениях, которые попадаются в документах.