Виктор Литовкин - Удержать высоту

Начарт нажимал на «непозволительную роскошь излишнего упрямства», которым Шутов может подорвать свой авторитет и даже скомпрометировать себя. И хотя с доставкой боеприпасов в распутицу сегодня в его дивизионах много лучше, чем в других гвардейских минометных частях, никакие прошлые заслуги не спасут, если гитлеровцы вздумают прорываться крупными силами и все-таки прорвутся, но не здесь, у перекрестка, а на другом участке восьмикилометрового рамушевского коридора, куда 252-й дивизион капитана Яковлева не сможет дотянуться.

— Зарубите себе на носу или где хотите, — сердился генерал, — я за вас не намерен отвечать ни перед командующим фронтом, ни перед Ставкой.

На что подполковник, не теряя выдержки, ответил:

— Нельзя оценить правильность принятого решения, пока оно не доведено до конца. А что до ответственности, то волков бояться — в лес не ходить.

Вспоминали связисты, как вспылил после этих слов генерал. Шумел, что ответственности не боится и он, а то бы сам приказал перебросить 252-й дивизион туда, где его сейчас особенно просят, если бы не поддержка Шутова членом Военного совета генералом П. А. Дегтяревым, если бы сам начарт не верил его, командира полка, интуиции.

Три ночи подряд Цыпанов с Колодезным, с сержантами Дубиненко и Набиуллиным лазили с пехотинцами в тыл фашистам за «языком», но не повезло им. Дважды возвращались ни с чем, а в последний раз какого-то бельгийского карабинера, которого они «сняли» с напарником у дежурного пулемета, подстрелили случайной очередью уже на нейтральной полосе прямо у него на спине.

Одного фашиста, рыжего бугая, прикончил финкой Колодезный еще в окопе, уж больно тот дергался, когда они вдвоем навалились на него, пытались связать, даже кричать пытался. А со вторым такая незадача вышла. Как тут не загрустить?

Утром на НП сумел проскочить начальник штаба. Майор Платицын сказал Шутову, что в полосе обороны 55-й стрелковой дивизии, южнее Сучанского болота фашисты под прикрытием «юнкерсов» пытались вырваться в рамушевский коридор. Но залп 251-го дивизиона капитана Короти остановил их. Реактивные снаряды плотно накрыли боевые порядки гитлеровцев. А один из ЭРЭС даже угодил случайно по самолету, и тот рухнул на землю, к всеобщему восторгу гвардейцев.

Командир полка эпизод с самолетом воспринял с легкой улыбкой на губах, а о прорыве попросил рассказать ему подробнее.

— Сколько танков, самоходок там пробивалось и где точно? — спросил Шутов у начальника штаба и попросил показать это место на карте.

— Танков, мне докладывали, не было вовсе, — пояснил начштаба и провел по карте карандашом небольшую линию. — Здесь довольно топко, хотя за последние дни и подсохло. Шли бронетранспортеры с пехотой, пушки тащили на прицепах. Болото есть болото. От него там метров пятьсот, но низина…

— Правильно, — согласился командир полка. — А здесь, у перекрестка, небольшая возвышенность и ровное, как стол, место.

Глаза у него заблестели.

— Давай, Сергей Петрович, представим на мгновение, — прищурил он взгляд, — куда бы мы с тобой бросили танки и самоходки, оказавшись на месте фашистского командования? В низину, где и летом можно засесть и не вылезть, или на равнину, на взгорок? Тут, правда, на высотке мы сидим, но этим обстоятельством можно при случае пренебречь. А правильнее учесть это обстоятельство при прорыве.

— Конечно, я стал бы прорываться по сухому месту.

— Вот и я так же думаю. А меня торопят: снимай дивизион да снимай. Как тут снимешь? Нет, потерпим немного. Ты как считаешь, Платицын?

— Я бы потерпел.

— Вот и я потерплю. Вместе потерпим. Как говорят, бог не выдаст, свинья не съест. Меня, еще лейтенанта, командарм Мерецков учил: всякое решение считается правильным, если оно доведено до конца.

Он повернулся к старшему лейтенанту Цыпанову и ободряюще подмигнул ему:

— Начальник разведки у нас — Александр Васильевич. Как и Суворов. Не может быть, чтобы тезке великого полководца да изменило боевое счастье… А что до такого обстоятельства как наш опорный пункт, — Шутов задумчиво потер подбородок, — то это нам тоже следует учесть. И за противника, и за себя.

…Интуиция не подвела. Фашисты действительно сосредоточили большие силы для прорыва в районе перекрестка Рамушево — Старая Русса. Но начали его не как обычно: с рассветом, после интенсивной артиллерийской подготовки и авиационного штурма, а вечером, на закате дня. Внезапно, когда их атаки, привыкнув к прямолинейности немецкой тактики, никто не ожидал.

Да и наступали гитлеровцы прямо из леса. Развернутым строем. Впереди танки, потом бронетранспортеры, самоходки. Их сопровождала пехота. Ни одного выстрела не сделали они. Ни из орудий, ни из автоматов. Даже команд не было слышно. А на гул двигателей все уже перестали обращать внимание. Притерпелись за предшествующие дни и недели.

Подполковник Шутов вместе с капитаном Яковлевым находился в тот момент на командном пункте 126-й стрелковой бригады, батальоны которой защищали деревни Самишино, Василивщино, Налючи, высоту 48,5. С ее командирами они уточняли сигналы взаимодействия, время артналета и артподготовки, участки сосредоточенного и заградительного огня на случай ликвидации рамушевского коридора. Этого постоянно требовал от командующего 11-й армией, которому был придан 252-й дивизион 39-го гвардейского минометного полка, командующий фронтом генерал-лейтенант П. Курочкин.

Батальоны сильно поредели в затяжных оборонительных боях. Им регулярно обещали подкрепление, которое все время задерживалось. И важно было прикинуть, сколько и чего потребуется бригаде, чтобы выполнить задачу, поставленную командармом для наступления.

Смеркалось. Начальник штаба бригады майор Сафонов чиркнул спичкой, поднес ее к стеклу «летучей мыши», чтобы прибавить света в блиндаже, куда солнце уже еле пробивалось через узкую и длинную щель амбразуры, как кто-то из часовых закричал испуганным голосом:

— Фрицы!

Офицеры бросились к амбразуре.

От первых траншей, перерезавших дорогу, спотыкаясь и падая на мокрой траве, растерянно оглядываясь по сторонам, бежали солдаты. А метрах в ста пятидесяти от них, покачиваясь на рытвинах, даже не обращая внимания на это беспорядочное отступление, не сделав ни одного выстрела, невозмутимо накатывались на наши окопы вражеские танки, выставив вперед, словно всадники копья, стволы молчащих пушек.

Черные зрачки орудийных отверстий слегка покачивались. И казалось, они следят за тобой, пристально и неотвратимо, готовые в любую секунду выплеснуть именно на тебя сгусток слепящего, смертельного огня.

Кто стоял лицом к лицу против танков, знает, как невыносимо тяжел этот холодящий сердце, немигающий взгляд тупорылой танковой пушки. Как выматывает он душу. Как не просто выдержать его, не отвести глаз, не дрогнуть.