Андрей Черкашин - Обрученные войной. Записки из семейного архива двух фронтовиков

Зимой верилось, что махорочный дым согревает нос и горло и даже щеки, приятно было смотреть на тлеющий огонек, казалось, что и пальцы согревает этот крошечный комелек. А у скольких солдат это было последней предсмертной радостью – подымить перед боем.

Наш оркестр растасовали по ротам. Духовые трубы сдали в обоз, а нас, музыкантов, назначили боевыми санитарами. Мы должны были вытаскивать с поля боя раненых вместе с их оружием. Строжайшим образом было запрещено оставлять винтовки. Вытащил раненого без винтовки – идешь под суд.

Страшно было выползать из-за бруствера, когда другие за ним прячутся. Кажется, что ты уже на прицеле, еще немного и раскаленная пуля вонзится в тело – в голову, в плечо, в руку, куда попадет. Но ползти надо, там, метрах в ста от переднего края, криком кричит тяжело раненный в контратаке боец. Кричал, а сейчас уже и не кричит. Может, помер уже, и я ползу зря? Но в любом случае надо забрать его винтовку, да и самого притащить, чтобы убедились – жив еще или помер. На стадионе я стометровку меньше чем за минуту пробегал. А вот проползти на время ни разу не пробовал. Время теперь будто застыло, как клей, ползешь, а оно тянется еле-еле. Дополз. Боец без каски, лежит на спине, обе ноги выше колен перебиты, ткань солдатских шаровар густо набрякла темной кровью. Однако живой, меня увидел – глаза открыл.

– Держись, браток, сейчас к своим поползем.

Я перетягиваю ему ноги выше ран, как учил ротный санинструктор, туго перетягиваю, чтобы кровотечение остановить. Интересно, немцы следят за мной? Что-то притихли, гады. Может, понимают, что я санитар? Правда, повязки у меня нет, но сумка-то с красным крестом. Ни фига не понимают – дали короткую очередь в мою сторону. Пули веером просвистели то ли над головой, то ли в стороне. Днем не видно, как пули летят, ночью – другое дело. Но сейчас разгар дня. И раненый просит воды. Вода у меня во фляжке.

– Пей, браток, только много нельзя. Врачи не велят.

Примериваюсь, как тащить его. Он ростом с меня, а весом поболе будет. Взвалю на спину, а там видно будет. Стоп! А винтовка его где? Поискал взглядом – приклад из травы торчит. Есть винтовка. Теперь и к своим можно. Только бы обоих не положили. Так вместе потом и похоронят.

– Как тебя зовут, браток?

– Миша, – стонет он в ответ.

– А я Андрюха. Откуда родом?

– Из Валуек.

– А я из Улан-Удэ, из столицы Бурят-Монголии. Слыхал про такую? Ну, давай полезли к своим.

Взваливаю тяжелое тело на спину, очень тяжелое. Правда, он руками на землю опирается, но все равно чувствительно. Винтовку за плечо на ремень цепляю. Поползли. Первые метры самые трудные – приноровиться надо. Вот бы нам эту «складку местности» переползти, совсем небольшую, едва заметную, если стоишь, возвышенность. Но едва я на нее вползаю, как снова раздается пулеметная очередь. Ну что за народ такой – по санитару с раненым бьет?! Задний ход! Сползаем пониже, чтобы не светиться на гребне. А пулемет не умолкает, добить нас хотят. И такая обида взяла: за всю войну еще ни разу по немцам не выстрелил. А он положит нас сейчас, и как будто я и не воевал вовсе. Стаскиваю с плеча винтовку, разворачиваюсь и палю туда, откуда пулемет бьет: выстрел, второй, третий… Всю обойму высадил. Попал, не попал, но пулемет затих. И мы снова поползли, гребешок этот чуть видный преодолели, а там мне навстречу шагов за сорок наши бойцы поползли, помогли раненого дотащить.

Командир роты в бинокль видел, как я раненого тащил, да еще отстреливался. Сказал, что представил меня к медали «За отвагу». Потом ордена были, но эта медаль – самая памятная.

Во время войны был санитар, который шесть раз был награжден медалью «За отвагу». Так что санитар – профессия на войне весьма героическая.

Раненых у немцев было меньше, чем у нас. Это потому, что убойная сила трехлинейки или ТТ была намного больше, чем у немецкого оружия.

ПРИМЕЧАНИЕ ИСТОРИКА

23 августа 1941 года нарком обороны подписал приказ № 281 о порядке представления к правительственной награде военных санитаров и носильщиков, текст которого зачитали во всех ротах:

«Для поощрения боевой работы военных санитаров и носильщиков ввести следующие представления о награждении:

1. За вынос с поля боя 15 раненых с их винтовками или ручными пулеметами представлять к правительственной награде медалью «За боевые заслуги» или «За отвагу» каждого санитара и носильщика;

2. За вынос с поля боя 25 раненых с их винтовками или ручными пулеметами представлять к правительственной награде орденом Красной Звезды каждого санитара и носильщика;

3. За вынос с поля боя 40 раненых с их винтовками или ручными пулеметами представлять к правительственной награде орденом Красного Знамени каждого санитара и носильщика;

4. За вынос с поля боя 80 раненых с их винтовками или ручными пулеметами представлять к правительственной награде орденом Ленина каждого санитара и носильщика.

Приказ ввести в действие по телеграфу.

Народный комиссар обороны СССР И. Сталин».

Незадолго до войны в полк зачислили шестнадцать мальчишек-сирот в качестве воспитанников. Половина из них попали в наш музвзвод. Ребятам сшили гимнастерки, сапоги по размеру, шинели, привели их к присяге. Они посещали занятия в обычной средней школе, а после уроков изучали в оркестре нотную грамоту и постигали искусство игры на духовых инструментах – трубах, барабанах, флейтах, кларнетах. К каждому музыканту был приставлен ученик. Я обучал игре на кларнете паренька Леню Трухина. Мальчишки есть мальчишки, и они с трудом привыкали к строгостям военной жизни. Мы их звали «дьяволятами». Но через год «дьяволята» остепенились, повзрослели, и всех их приняли в комсомол.

Судьбы у этих мальцов сложились по-разному. Под Ельней был убит осколком Котов, первый из восьми юных музыкантов. В ногу был ранен лучший наш футболист Юдин. В грудь навылет Гена Мусохранов. Выжил. Стал офицером. И жил еще долго. Однажды летом на привале сели за обед. Рядом разорвалась немецкая мина. Получили ранения старший из сынов полка Шипилов, оторвало осколком палец у Блинова, задело Леню Трухина. А рядом сидел с ними взрослый боец – того наповал. А в 43-м в лесных боях на Смоленщине пропал без вести Миша Тимченко. До Дня Победы дошагали с дивизией Леня Трухин, Сачков и Васильев. Погибли в боях Котов, Юдин, Косачев.

29 июля 1941 года наша 107-я стрелковая дивизия вместе с еще четырьмя такими же соединениями 24-й армии сосредоточилась в районе Ельни.

Ельня… Никто из нас, коренных сибиряков, никогда не слышал этого названия. Но оно было так понятно, от него веяло чем-то родным, нашенским, таежно-еловым… Много позже, увлекшись историей тех земель, которые освобождала наша дивизия, я узнал, что Ельня ровесница Москвы, что в XII веке великий смоленский князь Ростислав Мстиславич, внук Владимира Мономаха, племянник Юрия Долгорукого, создал здесь, в верховьях Десны, укрепленный пункт против Литвы. А городом Ельня стала с 1776 года.