Андрей Черкашин - Обрученные войной. Записки из семейного архива двух фронтовиков

В стародавние времена Угра была рубежом великого противостояния русских дружин и татарских орд; теперь история повторялась. Но что знал я тогда об истории?! Я даже не знал, что Полотняный Завод, близ которого мы занимали оборону, родовое имение Натальи Гончаровой, жены Александра Пушкина. И когда мне об этом рассказал кто-то из местных старожилов, я дал себе зарок: если останусь жив, займусь историей родной страны, сделаю все, чтобы узнать как можно больше о земле, в которую ложились мои товарищи. Забегая вперед, скажу, что тот свой зарок я выполнил. Многие годы своей жизни я посвятил изучению родословного древа всей истории России и великого поэта, составил полное «ветвление» всех пушкинских колен, и труд мой был оценен по достоинству Пушкинским Домом, Институтом русской литературы, Институтом мировой литературы, кафедрой литературы МГУ, Институтом истории СССР Академии наук и Институтом русского языка АН СССР.

Тогда, в самую грозную годину войны, многие из нас думали не о смерти, а о будущем. Мы были слишком молоды, чтобы так поспешно прощаться с жизнью.

Немцы рвались к Москве по плану операции «Тайфун», а у нас в Калужской области линия фронта проходила по реке Угре, и немцы здесь явно выжидали.

Нашим полком командовал майор Михаил Александрович Носевич, белорус родом из Полоцка. Быстро и четко он расставлял подразделения по направлениям. Мы выгрузились из эшелона и с ходу стали занимать оборону. Музвзводу определили участок обороны под селом Мстихином. Даже воспитанники-музыканты, подростки, и те встали в оборону, хотя их настоятельно отправляли в тыл. Нам придали счетверенную зенитно-пулеметную установку, которая была смонтирована в кузове грузовика ЗИС-5. Это была мощная огневая сила, и мы на нее очень рассчитывали. Хотя, конечно же, танк остановить она не могла.

Сведений о противнике мы не имели, и тогда майор Носевич отправился на ближнюю рекогносцировку на грузовике ЗИС-5, в кузове которого были установлены счетверенные пулеметы. Кроме пулеметного расчета, состоявшего из четырех человек, Носевич взял еще трех бойцов, в том числе и меня. Таким образом, вместе с шофером нас было девять. Кроме «счетверенки», у нас еще был ручной пулемет ДП с тремя дисками. Плюс три наших карабина.

Мы отъехали от Мстихина километра на 3–4 и встали на лесной опушке, вдоль которой проходила большая дорога. Позицию выбрали удобную, хорошо замаскировались и стали ждать. Все затаились, ни звука, ни кашля, полная тишина. Ждать пришлось недолго. На дороге показалась немецкая колонна. Шла, по-видимому, рота, во главе, как это у немцев принято, ехал на коне ротный командир. Немцы шли беспечно, уверенно, совершенно не опасаясь никаких стычек. Шли без боевого охранения. Носевич дал команду:

– Открывать огонь только после того, как я дам первый выстрел. – Майор повернулся ко мне: – Командира снять сможешь?

– Смогу.

Я занимался стрельбой еще до армии, и у меня был значок «Ворошиловский стрелок». Именно поэтому Носевич и поручил мне непростое – почти снайперское дело. До всадника было метров триста… Стояла вторая половина октября. День был ясный, солнце уходило на запад, и цель была хорошо освещена.

Сердце колотилось вдвое быстрее, чем обычно. Подстегивало его и чувство мести, и боевой азарт: мы видим, а нас нет. Наконец рота приблизилась еще на сто метров, подставив свой левый фланг под наш кинжальный огонь. Огонь фактически пяти пулеметов был страшен. Немцы даже не успели толком сбежать с дороги, занять огневые позиции. На шоссе лежали груды тел. Вот оно, наказание за беспечность, самоуверенность, за все… В нашу сторону они не сделали ни одного выстрела. После трехминутной «косьбы», по другому нашу стрельбу и не назовешь, мы вскочили в машину, и грузовик лесным проселком двинулся в сторону Мстихина. С высоты кузова мы успели заметить вторую колонну, подходящую к месту боя. В ней были и велосипедисты, и бронетранспортеры, и артиллерийские упряжки. Вступать в бой со столь вооруженным противником было безнадежно. Мы и не вступали. Уходили к своим под градом огня вдогонку.

Майор Носевич был ранен. В мясорубке под Садками уцелел, а тут… Эх, переживали мы за него…

Бой был недолгим, но даже наша внезапная атака задержала противника на несколько часов. За это время к Мстихину подошли два батальона и заняли выгодные позиции. Наш же взвод остался в боевом охранении. Никто не хотел видеть в нас музыкантов – стрелки, да к тому же обстрелянные. Мы тоже рыли окопы, и даже отрыли полукапонир для нашего ЗиС-5, так чтобы над поверхностью земли возвышались только пулеметы. Соорудили пулеметное гнездо и для «дегтяря». Остальные развернулись в цепь с карабинами. Да вот беда – патронов маловато оказалось. Послали бойца в тыл за боепитанием, но он так и не вернулся, хотя на фронте стояло временное затишье и стрельбы никакой не велось. Не хочется думать, что он сбежал. Мало ли роковых случайностей поджидает человека на войне. Кроме патронов мы ожидали, что он принесет и распоряжение командования, как действовать дальше. Не может же боевое охранение вечно торчать на пути противника.

Поскольку приказа на отход не было, а мы его ожидали, то стали сами готовиться к организованному отходу, если потребует обстановка. Предыдущие бои научили нас такой осмотрительности. Но отступать очень не хотелось. Мы все еще жили удачной атакой, разгромом немецкой колонны. Ни справа, ни слева никаких войск не было. Предполагалось, что батальоны развернулись и окопались позади нас в трех километрах.

В кустах ближнего тыла, там, где наметили путь отхода, сложили духовые инструменты и вещмешки со своими пожитками. Достали из еды у кого что было, разделили поровну. Командиру Колесникову положили побольше тушенки, но он отказался, взяв себе общую долю. Развели водой в котелках «макаловку» и макали в нее куски хлеба. Непритязательно, но сытно. И вот тут-то повело нас в сон. Лежишь в окопчике, борешься уже не с противником, которого пока не видно, а со сном. Пытался отгонять сонливость воспоминаниями мирной жизни: Барнаул, Дунькина роща, мороженое, девушки… Тут услышали команду Колесникова: «Заводи!» Это он шоферу. В случае боя мотор должен быть запущен, а водитель сидеть за рулем. Немцы, наученные горьким опытом, послали на сей раз разведгруппы с разных направлений. Все было по науке, разве что шли без поддержки авиации. Но артиллерийский и минометный огонь пропахал землю по всей ширине нашей обороны и много дальше. Знали бы немцы, что дорогу им перекрыл только один взвод, да и тот музыкантский, они бы не швырялись так снарядами, да и бой был бы другой. Вслед за пехотой ползли танки, но били они не из пушек, а из пулеметов. Это были пулеметные танки Т-I. Их вооружение состояло из двух 7,8-мм пулеметов, встроенных во вращающуюся башню. Вот ими они нас и поливали. Наша «счетверенка» была более грозным оружием, высадив немногие ленты в противника, она замолкла. Свою задачу в качестве боевого охранения взвод выполнил, и потому Колесников крикнул: «К машине!» Мы облепили грузовик со всех сторон, и ЗиС-5 двинулся по бездорожью в сторону Мстихина. Перед тем мы увидели, как Колесников упал возле машины: пуля раздробила ему бедро. Командира впихнули в кабину. Я вскочил на подножку шофера, остальные разместились в кузове. Немецкие танки били нам вслед. Теперь у них были как бы счетверенные пулеметы. ЗиС-5 надежная вездеходная машина. Она набирала скорость, когда пулеметная очередь прошила кабину, ветровое стекло. Одна из пуль пробила шею шофера. Руки водителя упали с баранки. Я через окно дверцы перехватил баранку и кричал пока еще живому водиле: «Жми на газ! Газуй!» Но скорость падала. Все же мы успели выехать на шоссе и оторваться от танков. Колесников давил на железку здоровой ногой. Я управлял машиной, стоя на подножке. Вырулили. Оторвались в какой-то деревушке. Здесь располагался полковой медпункт. Перенесли туда Колесникова, шофера и других раненых. Колесников был в сознании и все время повторял: «А руки-то целы!»