Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

Одно его появление избавляет румынских офицеров от тревоги перед грядущим и придает всем уверенности.

— На рассвете мы будем штурмовать высоту 108! — капитан Кюне произносит это так спокойно, что у каждого возникает впечатление, что здесь первоклассный специалист говорит о деле, которое ему вполне по плечу.

— Какое у вас положение? — спрашивает Виссе долговязого капитана из 297-й пехотной дивизии. Тот пожимает плечами.

— Спасибо, удовлетворительное! У нас было тихо, поэтому удавалось пару раз помочь вам. Иван пока не проявляет особой активности.

— Как вы вообще добрались до нас, когда кругом полно русских? — спрашивает румынский подполковник.

— Может быть, было полно русских! Мы услышали шум боя еще на подходе! Черт возьми, что-то происходит, да еще среди ночи, подумал я. Мы идем спешным маршем сюда, чтобы включиться, а видим, как русские удирают, только пятки мелькают, так мы и пришли без столкновения с противником. Я считал, что тут задействована минимум дюжина немецких танков и нападающих не менее полка! Так что отлично сделано! — он кивает Виссе, выражая признание его заслуг. — Мои люди остались там. Я хотел бы просить господина подполковника приютить их на ночь в ваших бункерах, чтобы они утром были свежими и отдохнувшими.

— Разумеется, я размещу вас и ваших людей как можно лучше, господин капитан! Кюне дает короткий боевой отчет:

— В месте стыка, между вашей и нашей дивизиями, русские атаковали превосходящими силами, но всякий раз были отбиты. Полк Мангезиуса, который примыкает к нам, сегодня замечательно сражался. Давление противника на его участке было столь мощным, что лучшие элитные войска не выдержали бы. Как Мангезиус ловко увильнул, уклонившись от встречи с противником, не дав себя расчленить и уничтожить! Это тактический шедевр. То, что он оставил на линии фронта несколько выгодно расположенных опорных пунктов, которые держались действительно очень мужественно, позволило восстановить главную линию обороны без больших потерь.

Мы тогда помогли полку Мангезиуса, продвинулись вместе с его людьми и снова выкинули русских с позиций. Без мощной танковой поддержки русские не обнаруживают особой страсти к атакам. Мы пропустили несколько их Т-34, а затем уничтожили своими противотанковыми орудиями, отдали на съедение саперам!

Между тем ван дер Хокке удалось наладить радиосвязь. Он получил от Нессельбарта приказ переночевать в балке, чтобы утром поддержать штурм боевой группы 297-й пехотной дивизии на высоте 108. Румынские солдаты должны, поскольку их сменяет боевая трупа Кюне, вернуться в свой батальон полка Мангезиуса.

Подполковник Нессельбарт и подполковник Мангезиус поздравляют командиров, осуществивших операцию, благодаря которой положение вплоть до южного фланга дивизии выправлено.

— Но три бутылки шнапса вы все равно должны как можно скорее доставить, передает вам мой командир! — ван дер Хокке ухмыляется. — Впрочем, вы сердечно приглашаетесь распить их вместе с нами!

Возвратившаяся разведгруппа докладывает, что засекла противника в пятистах метрах от высоты 108. Похоже, что у русских там собраны мощные силы.

Сонные, собираются четыре взвода в обратный путь. Румынский капитан, вместо того чтобы демонстрировать гордость за свой боевой успех, твердо сжав губы, с мрачным лицом, словно борясь с самим собой, остается в конце взвода. Он дает понять, что не расположен к разговорам и хочет остаться один.

Виссе вместе с молодым румынским лейтенантом возглавляет отряд.

В голубоватом лунном свете, в чадящих отблесках огня от пылающих бункеров они видят последствия страшного боя.

Погибшие лежат так плотно друг к другу в замерзших лужах крови, что приходится все время перешагивать через эти смерзшиеся тела. Румынский лейтенант несколько раз вынужден опереться о руку Виссе и прикрыть глаза, ибо он не может вынести вид этого месива…

Виссе тоже хотелось бы закрыть глаза во время марша по полю мертвых и не вспоминать, что происходило здесь два часа назад. Страшнее, чем сам бой, вид поля боя.

Он хотел избавить себя и своих людей от этого зрелища и выбрать обходной путь, но что-то в нем воспротивилось этому, по-видимому, воля, жажда самосохранения помешали ему уклониться от этого пути. Он хватает лейтенанта за руку и тащит за собой, когда тот останавливается, не в силах перешагнуть через несколько тел, соединенных смертью и морозом.

Лейтенант в ужасе отскакивает в сторону, увидев труп, живот которого взорван бронебойным снарядом. Глаза, перекошенные и выступившие из глазниц, устремлены в небо. Лейтенант всматривается в мертвого и вдруг зажимает уши обеими руками, словно мертвая тишина вокруг превратилась в дикий крик обвинения.

— Ты нашим судьей не будешь! — обращается Виссе к мертвому. — И не делайте вид, что вы судьи! — говорит он погибшим. — Вы были нашими врагами и вынудили нас сражаться! Я прощаю вас, но и вы должны простить нас! Вы так же виновны, как и мы, и у вас нет права обвинять нас!

— Я хотел стать врачом в Клаузенбурге, как мой отец, и уже записался в Венский университет, когда началась война. Если бы я только знал заранее, что мы тут натворим! Боже мой, Боже мой! — Всхлипывая, лейтенант закрывает рукой глаза, его трясет от этого безмерного ужаса.

Виссе отводит его руку от глаз.

— Почему же? Мы намеревались спасти от уничтожения и освободить наших окруженных товарищей. Можно было догадаться, что при этом придется стрелять и будут гибнуть люди. Мы пошли добровольно и доказали свою смелость и свое солдатское достоинство!

— Да, но!..

— Что: но? Мы показали себя настоящими бойцами. Одним внезапным нападением уничтожить и обратить в бегство противника, чьи силы примерно в десять раз превосходили наши! То, что враг, несмотря на свою силу, оказался побежденным, это его вина и наша заслуга. Мы спасли от такой же участи своих камрадов! — Виссе показывает на мертвых. — Тысячи наших сегодня погибли, и фронт разорван! Если мы не будем защищаться, то завтра, вероятно, будем вмяты в землю вражескими танками. Вперед, вы, усталые воины! — кричит Виссе походной колонне, которая, растянувшись, медленно бредет по мертвому полю: мрачная кучка людей, залитых лунным светом. — Вы должны увидеть и эту сторону славной победы!

— Никогда в своей жизни я не избавлюсь от этого чудовищного воспоминания! — с трудом выдавливает из себя лейтенант.

— Тогда сохраните и более приятное воспоминание о себе как о герое! А я и не хочу избавиться от этого воспоминания, и потому я снова возвращаюсь той же дорогой, чтобы из меня не получился старый хвастливый болтун, который своими речами будет загонять других на следующую прекрасную войну!