Анатолий Трофимов - Угловая палата

Такой вопрос мог задать только осведомленный человек, и Козырев счел нужным промолчать.

— Вот видите, Олег Павлович. Второй раз вынуть его из петли можете и не успеть.

Козырев в дерзком взгляде скосил голову, проговорил нажимисто:

— Вон оно что… Пусть где угодно, только не у нас? — Усмиряя себя, заверил: — Не допустим до этого. Что касается сельской больнички… Боюсь, Семен Аристархович, что на всех таких, как Ройтман, не хватит больничек.

— Да-да, все так, все верно, — ужав губы, согласно закивал Прозоров. — Вот что, Олег Павлович, пусть за ответом на свой рапорт Иосиф Лазаревич придет ко мне (перелистнул страницу тетради) завтра в четырнадцать… нет, в тринадцать сорок (записал). Давайте уж как-то общими усилиями, голубчик. М-мда… Я тут пометил… Направим вам двух хирургов, выпускники мединститута.

— Одного хирурга. Жена возвращается из отпуска, так что второй окажется сверх штата… Если не окулиста и не дантиста, то хоть невропатолога верните. На месяц, сказали.

При слове «жена» у Прозорова лишь чуть встрепенулась бровь, иной реакции он себе не позволил.

— Вернем невропатолога. Врачу Галимовой мой поклон. На кого же сына оставила?

Гляди-ко, и что сын — знает. Олег Павлович ответил, что решили доверить ребенка матери Руфины Хайрулловны. Обеспечена: огород все же свой, коза…

Прозоров одобряюще выпятил утолщенную нижнюю губу.

— Козье молоко для грудного — это прекрасно. Еще студентом занимался козьим, верблюжьим, кобыльим.

Даже статейку тиснул в медицинском журнале. Не читали? М-мда… Давно это было, ох как давно. При царе-батюшке. — Глянул на часы, заторопился. — Уклонились мы. Я вот зачем вас, Олег Павлович. Попало мне кое от кого, считаю, больше, чем заслужил, попало, так что, не взыщите, поделюсь излишками. Без предосторожности готовим наши лечебницы к предстоящим наступательным операциям. За это взгрели. Теперь другим займемся — подготовкой нескольких госпиталей, в том числе и вашего, к передаче другому фронту. Постараемся вместе понять, что это такое, с чем эту штуку едят. Когда в доме идут приготовления к приему гостей, наблюдается одна картина, и совсем иную картину можно увидеть, когда семья собирается покинуть насиженное место, переселиться. Будем «переселяться». Работу надо вести, разумеется, в обстановке строжайшей секретности, но и… Как бы люди ни старались скрыть свой переезд, абсолютной тайны они не добьются, утечка истины так или иначе неизбежна. Кроме того… — Прозоров прислушался к тому, что наговорил Козыреву, кривовато усмехнулся. — Извините, Олег Павлович, старый эскулап, кажется, забрался в чужие владения. Вас, а не противника, скорее всего, введу в заблуждение. Тут неподалеку, в соседней избе, находится очень серьезный и умный подполковник, специалист своего дела. Так что об этой окаянной дезинформации — с ним. Понимаете, какая ответственность на нас ложится?

— Понимаю. В общих чертах, конечно.

— Детали — у подполковника. Желаю успеха, — генерал поднялся, давая знать, что пора закругляться В паузе ловко помотал пальцами остро заточенный карандаш, плавным движением опустил (водворил!) его в стакан, повыпячивал губу. — В сводке о летальности, Олег Павлович, выделен случай во вверенном вам… Что это — профессиональная ошибка хирурга?

— Ошибки не было. А вот вина… есть.

— Чья? Конкретно.

— Пальцем ни на кого не покажешь. Медицина виновата.

— Вон как… — построжел голос Прозорова. — Не по чьей-то вине, а по вине всей медицины?

— Не всей. Той отрасли, которая занимается и занималась анаэробной инфекцией. Научных публикаций вроде бы предостаточно, а что в них? Что почерпнуто из практики зимней кампании тридцать девятого? Что нового в диагностике, радикального в профилактике? Методы, рекомендации? Незамедлительное введение антибиотиков? Нашли-то его на второй день после ранения. В воронке, со слепыми осколочными обеих конечностей. Какое уж тут незамедлительное. Разрезы, ампутация? Сделали. Развитие заболевания, извините за банальность, никогда практически не бывает предсказуемо полностью. Как же локализовать скрытый процесс? О том, что он не затух и после отсечения, узнаем, когда… — Олег Павлович, шумно всосав воздух, оборвал себя: — Не помогла и экзартикуляция [17] Анаэробы — бактерии, живущие при отсутствии свободного кислорода Экзартикуляция — вычленение, операция удаления конечности по линии сустава. .

— М-мда-а, — подавленно покачал головой Прозоров. — Анаэробиоз… Что поделаешь, что поделаешь… Объяснительную все же представьте.

— Комиссия будет?

— Никаких комиссий, от них одна демагогия. Приложите к записке историю болезни. Лучшего не вижу — сжато и убедительно.

Прозоров направился к двери, похоже, только для того, чтобы выйти из кабинета вместе с Козыревым. Иного способа распрощаться на этой стадии разговора он не нашел, а продолжать его — только время отнимать у себя и начальника госпиталя.

Времени на беседу с Прозоровым и специалистом-подполковником затрачено немного. Шофер на месте, машина заправлена. Солнце поднялось — выше некуда Небо безоблачно. Летят паутинки — бабье лето. Все хорошо. Но что-то неприятно сосет все же. Что? Аудиенция прошла с предельным взаимопониманием. Откуда же тогда это гнусное ощущение? Ах, вот откуда! Колючки твои обмякли за ненадобностью, противно липнут к телу.

Понятно: объясняться, выяснять отношения для тебя, Олег Павлович, — нож острый. Отсюда раздражающее ожидание всяких напастей. Дурное всегда от дурных Скверными стал представлять себе тех, к кому шел…

Успокоила медленно слепившаяся мысль: когда душе совестно — это знак, что ты еще человек, что не все потеряно…

— Товарищ майор медицинской службы! — заставил очнуться чей-то голос.

Козырев оборотился. Собирая на сапоги пыль с придорожной завядшей травы, к нему подбегал артиллерийский лейтенант. Стучит ему чем-то тяжелым в загорбок перекинутый обеими лямками через плечо наполовину заполненный вещевой мешок.

— Здравия желаю, товарищ майор медслужбы! — показывая запотевшую подмышку, лейтенант вскинул руку к пилотке. Под ухоженными юношескими усами обнажились в улыбке редкие зубы.

Недоумевая. Олег Павлович разгадывал причину радости парня и не мог разгадать.

— Не узнаете, товарищ майор? — стал тускнеть лейтенант.

Козырев действительно не узнавал. Кто-то из тех, кого оперировал, кто лежал в его госпитале? Разве память удержит тысячи лиц?

Лейтенант подбросил уточняющую деталь:

— Я к вам раненого начальника штаба артполка доставлял. Помните? И мне перевязку делали.

Наконец-то Козырев узнал, вернее, вспомнил того «шкарябнутого» в голову офицера, который привозил на «додже» майора Смыслова и потрясал запиской к Руфине Хайрулловне. Заверил его: