Гюнтер Бломертц - Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945

В отдельных местах на открытых полях отважные орудийные расчеты зарывались со своими пушками в землю, чтобы остановить продвижение накатывавшихся американских войск. Здесь же были и наши танки – огромное количество колоссов. Они нашли себе укрытие по обе стороны дороги в маленьком леске. Я остановил машину, выпрыгнул из нее и подбежал к первому попавшемуся офицеру.

– У вас есть горючее?

Он отрицательно покачал головой.

– Там, – сказал я, указывая на оставшийся позади аэродром, – там майор сидит на восьмидесяти тысячах литров и с нетерпением ждет вас.

– Где это? – раздались со всех сторон вопросы.

Я рассказал им, куда ехать, но офицер снова покачал головой:

– Бессмысленно. Слишком далеко. Наши баки почти пустые.

– Мы возвращаемся! – крикнул я Хинтершаллерсу. – Нужно сказать майору, чтобы он поджег свой склад.

– Уже сделано.

И действительно, над нашим аэродромом уже начало подниматься в небо черное облако дыма.

Низко летавшие самолеты противника по-прежнему сновали над дорогой. Один из них, кажется, заметил нас и начал кружить над нашими головами. Когда Хинтершаллерс резко затормозил, мы увидели лицо смотревшего на нас пилота: он пошел в атаку.

Мы прыгнули в кювет и стали искать укрытия, которые обычно вырывались с интервалами в пятьдесят метров вдоль почти всех автобанов, но здесь, видимо, их не сделали. Мне все-таки посчастливилось найти одно, а мой товарищ бегал вверх-вниз как сумасшедший, когда сверкнула первая вспышка. Бомбы ударились об асфальт позади нас и с ужасным грохотом взорвались. Хинтершаллерс в отчаянии прыгнул ко мне и с трудом протиснулся головой вперед в узкую щель.

Мы пережили первую атаку, но были убеждены, что через несколько секунд летчик откорректирует прицел и последует вторая.

Попытка втиснуться в укрытие вместе провалилась: головы и плечи оставались незащищенными. Чтобы вдвоем встать на колени, тут было слишком мало места. Я начал выталкивать товарища и вылезать сам.

– Быстро! Лезь вниз головой!

Я считал, что голова все же важнее, чем пара ног; и Хинтершаллерс, который сначала не оценил мою идею, быстро забрался в укрытие в тот момент, когда грянул новый взрыв. Это был ужасный момент. Я уже был готов увидеть свои ноги оторванными. Мы с Хинтершаллерсом задыхались. Он вдобавок принял очень неудобную позу. Стойку на голове и сильный страх очень тяжело выдержать одновременно.

В следующий момент мой товарищ стал конвульсивно дергаться.

– Меня зацепило! – простонал он.

Я почти почувствовал радость оттого, что ему выпало страдать раньше меня. Поднявшись, я вытащил раненого Хинтершаллерса из укрытия. Его лицо по цвету стало похоже на сыр. Галифе бедняги сильно пострадали, а зад был задет лишь слегка.

– Я больше не могу! – выкрикнул он. – Если он опять полетит на нас, я его собью.

Хинтершаллерс выхватил пистолет и снял его с предохранителя.

Американец снова появился в нескольких ярдах над нами. Летел он медленно, словно собирался садиться. Когда самолет кружил вокруг нас, мы четко видели голову и плечи пилота. Хинтершаллерс поднял пистолет, прицелился и выстрелил несколько раз. Видимо, американец заметил это, потому что произошло нечто странное: летчик поднял руку к шлему.

– Он салютует! – крикнул я. – Он салютует! Вот это парень! Ты произвел на него впечатление своим пистолетом.

Вражеский самолет пролетел мимо нас еще раз. Его винт почти задевал землю. Пилот все еще держал руку у шлема, и мы, наконец, поняли, что он не салютовал, а стучал пальцем по лбу.

Мы с Хинтершаллерсом в изумлении переглянулись.

– Это более чем честный поступок, – заметил я.

– Он прав, – согласился Хинтершаллерс. – Мы действительно идиоты. Как можно подумать, что из пистолета можно сбить «Тандерболт»?

Американец свернул и бросился в атаку на тяжелый грузовик, двигавшийся в сотне ярдов позади нас.

Мы бросились в машину и помчались дальше с одной мыслью в голове: может быть, Бог будет милостив и к другим!

Наконец мы добрались до предместий Парижа и увидели, что поток отступающих войск заблокировал все дороги. Старые, наскоро подремонтированные останки автомобилей, двухэтажные городские омнибусы, слабо вооруженные резервисты с трофейными чешскими винтовками и в обмундировании, которое им совсем не подходило, – это было жалкое зрелище. Наш вермахт, который благодаря своему боевому духу и мощи покорил эту страну, теперь отступал, апатично шаркая сапогами. А может, это был последний всплеск энергии, вызванный близостью врага?

– Остановись на минуту, Хинтершаллерс!

Я решил обсудить планы Ульриха со старшим товарищем на одной из тихих веток трамвайных путей, шедших к Версалю.

– Мы едем в комендатуру, где нас ждет девушка. Ее зовут Даниэль, и она хочет поехать в Германию.

– Без меня! – решительно ответил Хинтершаллерс. – Это все ляжет на мои плечи: похищение гражданки Франции и последствия. Невозможно.

– Она невеста Ульриха, и он хочет жениться на ней в Германии. Я дал слово.

– Может, и так. Ситуация очаровательная и очень романтичная, но, насколько я помню, я слова не давал.

– Хорошо, поехали. Мы заедем туда в любом случае.

Даниэль сидела на чемодане перед комендатурой. Когда мы остановились, она узнала меня и вскочила на ноги. Опять это дерзкое личико из Перпеньяна. Но сейчас Даниэль изменилась. На ее бледном лице была торжественная серьезность человека, собирающегося принести себя в жертву. Перед нами стояла взрослая женщина. Ульриху можно было только позавидовать.

– О, благодарю вас! – воскликнула Даниэль и вспыхнула, но я не смог понять, от смущения или ощущения близости спасения.

– Ульрих просил передать, что он любит вас, – выдавил я из себя фразу, чтобы как-то сгладить неловкость момента.

– Это все, что он сказал?

– Нет.

Даниэль ждала, переводя взгляд с меня на Хинтершаллерса и обратно. Волнение на лице бедняжки проявлялось все сильнее. Она прекрасно знала, что мы не могли взять ее с собой. Девушка наморщила лоб. Брови ее дрогнули. Мне было жаль Даниэль – она выглядела такой отчаявшейся. Наконец девушка начала рыдать.

– Пожалуйста, я хочу к Ульриху.

– Возьми ее с собой, – стал я умолять Хинтершаллерса. Знай я, что он смилостивится, если я встану перед ним на колени, непременно сделал бы это.

– Нет, – коротко ответил Хинтершаллерс со всей жесткостью, на какую был способен.

Даниэль взяла свои вещи и торопливо пошла прочь. Мой товарищ стал переминаться с ноги на ногу: еще один довод, и он сдался бы.

– Она едет в Париж, – с сожалением произнес я, – и наверняка прыгнет в Сену, когда доберется туда.

Хинтершаллерс испугался, судорожно глотнул и вытаращил на меня глаза.