Гюнтер Бломертц - Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945

Какая-то тень мелькнула на фоне лунного диска. Я был уверен, что мне это не почудилось; словно по собственной воле, мой самолет сделал резкий вираж вверх, к звездам. Огромная сила вдавила меня в кресло. Я включил светящийся прицел, но он так ударил по глазам, что мне пришлось убавить яркость. Я положил палец на предохранитель своих орудий. Теперь все было готово. Успокоенный этой мыслью, я вернулся на прежний курс.

Но где теперь подозрительная тень? Я огляделся по сторонам, осмотрев большой участок неба, и ничего опасного не заметил. Маленькая звездочка поблескивала на уровне вращающегося винта моего самолета. Она висела слишком низко, чтобы находиться над уровнем горизонта. Видимо, это было светящееся окно дома или фара автомобиля, тем более что весь остальной ландшафт оставался погруженным в кромешную тьму. Однако пятно света не приближалось. Неужели это действительно звезда? Или я летел в обратном направлении?

Спидометр показывал четыреста пятьдесят километров в час. Я добавил газа. Обороты увеличились, и стрелка стала стремительно подниматься: пятьсот, затем пятьсот пятьдесят километров в час. Пятно света по-прежнему не приближалось. Оно лишь постепенно смещалось влево. Это мог быть только самолет. Может, тот самый, чью тень я видел?

«Я не ночной истребитель, – подумал я. – Этот противник мне по зубам». Но потом я вдруг подумал, что враг просто высматривал жертву, которой могли оказаться Даниэль и Хинтершаллерс или кто-то другой. Я полетел в направлении пятна света и еще больше увеличил скорость. Двигатель мог выйти на максимальный режим в течение минуты; его рев превратился в вой, потому что у самолета тоже есть нервы.

Стрелка спидометра добралась до отметки шестьсот пятьдесят километров в час. Пятно света впереди сначала остановилось, а потом стало медленно приближаться. Видимо, это был самый быстрый самолет противника – «москит»! Его технические данные пронеслись в моем мозгу: среднее расположение крыльев, два мотора, нервюры между ними, стационарные орудия, стреляющие с хвостовой части.

Мои глаза разглядели следы выхлопных газов в воздухе. Большой и указательный пальцы дрогнули от желания нажать на гашетку, но я ждал момента, когда вращающиеся винты моторов станут больше, чем кружок прицела. Затем первая очередь вспыхнула в ночи. От яркой вспышки я на мгновение ослеп и потерял неприятеля из виду.

Гигантская тень выросла из темноты прямо передо мной. Казалось, она сейчас схватит меня и уничтожит. Я поежился. «Москит»! Это отвратительное слово стучало у меня в голове. Где он сейчас?

Я резко развернул самолет. Вот он! Прямо передо мной! Я понял, что неприятель сбросил скорость. Широкие плечи его самолета светились в темноте, предлагая мне превосходную цель. Враг стал поворачивать влево.

Винт его левого мотора не вращался. Томми пытались уйти в темноту, пролетев низко над землей. Я сел им на хвост и снова нажал на гашетку, целясь в правый двигатель, но машина неприятеля скрылась в тумане.

Некоторое время я искал ее, потом бросил это занятие и вернулся на свой прежний курс.

Однако когда я оглянулся, на фоне лунного диска летело множество «насекомых», словно привлеченных на свет: «москиты» торопились на помощь своему товарищу, чтобы сбить меня. Я снова дал полный газ. Мотор жадно глотнул бензина, словно ему передался мой ужас.

Но вскоре только учащенный пульс, стучавший в висках, свидетельствовал о пронесшейся мимо опасности.

Далеко впереди светился Маас, аванпост моей родины. На востоке прожекторы судорожно ощупывали ночное небо, натыкаясь в разных местах на серебристые точки – вражеские бомбардировщики. Вдруг за ними появились и повисли в воздухе яркие вспышки – красно-золотистые пятна на фоне темных небес.

Внизу пронесся Люттих, тяжелые бомбардировщики атаковали Кельн и Ахен. Судя по всему, это действительно был Ахен, потому что несколько минут спустя горящий город остался справа от меня. А затем несколько поисковых лучей слепо уставились на меня.

Сначала я не воспринял прожекторы всерьез и немного снизился, чтобы освободиться от их угрожающего внимания, но впереди вдруг начали взлетать и рваться снаряды. Наши зенитчики совсем спятили и стреляли по своим! Я положил самолет на бок и летел так какое-то время перед тем, как вернуться на свой курс. Лучи прожекторов из Ахена все равно били по мне. Я не удивился бы, если бы они передали в Дюссельдорф предупреждение о воздушном налете: «Одинокий самолет движется в направлении Ахена!»

Я вызвал Дюссельдорф. Аэродром там был крупным, и я это хорошо знал.

– Осторожно. В небе ночные истребители, – послышался ответ.

Сейчас подо мной поблескивала излучина Рейна. Летное поле находилось на севере города, неподалеку от реки.

Я с ревом вошел в широкий вираж и стал медленно снижаться. Широкое голое поле четко виднелось внизу, но лунный свет не позволял точно оценить высоту перед самой посадкой.

– Прошу посадочные огни.

– Разрешение не даю. Воздушная тревога еще действует.

– Прошу посадочные огни всего на несколько секунд, – попросил я.

Но они не зажгли ни одного. Земля стремительно надвигалась на меня, и я вдруг вспомнил, что Ульрих всегда говорил о посадке: это все равно что сидеть в автомобиле весом в восемьдесят центнеров с двумя управляемыми колесами спереди и одним маленьким колесиком сзади, а затем поехать со скоростью около двухсот километров в час по неровной дороге. Сейчас вдобавок была еще ночь, и внизу меня ждали свежие воронки от бомб.

На какой высоте я находился? Десять, пятьдесят метров? Или был прямо над землей? Темная стена впереди становилась плотнее и выше. Это были ангары и деревья на дальнем конце поля. Я сбросил газ и осторожно потянул на себя штурвал. Колеса шасси тяжело ударились о землю и снова поднялись в воздух. Этот гигантский прыжок не должен был длиться больше трех секунд, иначе я разобьюсь. Я считал: «Два, три, четыре, пять». Колеса снова ударились о землю. Я держал руку перед лицом, когда самолет катился вперед по полю, затем сделал полный круг и остановился с погнутой левой стойкой шасси.

– На ремонт потребуется целый день! – сказал старший механик.

Я шел по городку, словно отпускник, поскольку моя эскадрилья уже улетела на север. Улицы были пустынны. Лишь луна рисовала бледные узоры и отбрасывала призрачные тени на разрушенных домах. Я натыкался то на оставшуюся после взрыва бомбы воронку, то на груду обломков. Где-то вдалеке стреляла зенитка, время от времени рев моторов вражеских бомбардировщиков эхом проносился через развалины. Солдату, который, как я, возвращается домой после долгого похода, хочется видеть людей в штатском – горожан, по-прежнему говорящих на немецком языке. Мои шаги едва слышно раздавались между фасадами выгоревших зданий, приглушенные гулом канонады и низким ревом двигателей бомбардировщиков.