Алексей Котенев - Последний перевал

«Нет, так дело не пойдет», — решил Ахмет и начал шепотом доказывать Терехину, что, прежде чем взорвать этот смертоносный стожок, надо выманить из нор самураев и отправить их на тот свет вместе с этими снарядами.

Саньке идея очень понравилась. Он схватил автомат и дал длинную очередь в ту сторону, где должны стоять японские пушки. Когда очередь стихла, из темноты донеслись тревожные выкрики, хлопнул ответный винтовочный выстрел.

— Ага, разворошил муравейник! — крикнул Терехин и дал в том же направлении еще одну такую же очередь.

Шум в темноте нарастал. Послышался громкий гортанный крик, а вслед за ним заухали дружные винтовочные выстрелы. Разведчики не оставались в долгу, бросали в том же направлении гранаты, строчили из автоматов. Где-то с правой стороны зарокотал пулемет, а слева сверкнул оранжевый язык пламени — грянул пушечный выстрел. Над ними со свистом пронесся снаряд и улетел в мокрую, взбудораженную выстрелами темноту ночи.

После пушечного грохота еще чаще затявкали винтовочные выстрелы, а потом совсем рядом разорвалась граната. Ахмет сильно испугался этого взрыва, испугался не своей смерти, а того, что они, сраженные осколками и пулями, не успеют выполнить боевого задания — не взорвут боеприпасы. Что тогда подумает о них командир? Не обеспечили! Позор на всю Азию! Им доверили такое важное задание, а они подняли на ноги вражескую батарею и отдали концы. Попробуй теперь справиться с этой батареей, если она вся на ногах, приготовилась к бою! Нет, надо сначала взорвать снаряды, а потом уж помирать.

О камень все чаще цокали пули. На отрог налетел сильный ветер, и по брезенту дробью ударила дождевая волна. Ахмет поднял голову, выглянул из-за камня. В это время над ущельем сверкнула огненным зигзагом зеленоватая молния и осветила цепочку бегущих солдат. Японцы окружали их с двух сторон.

— Чего тянешь? — нетерпеливо крикнул Терехин. Он понимал: подходит уже конец, но ради того, чтобы взорвать врагов, готов был взорваться и сам.

По-иному рассуждал Ахмет. Погибать двоим у этого «стожка» нет никакого смысла. Ведь Терехин может пригодиться во время атаки на японские огневые позиции. Увидев за камнем горную трещину с бурлящей в ней водой, ефрейтор сердито крикнул по праву старшего:

— Марш за камень! — и оттолкнул напарника в сторону.

— Банза-а-ай! — раздался совсем близко протяжный вой.

«Атака! Пора!» — подумал Ахмет. Но атака почему-то не состоялась. Японцы, видно, побаивались встречного автоматного огня. «Ну давайте, давайте», — безгласно звал их Ахмет. И, как будто повинуясь его мольбе, самураи пошли в атаку.

«Пора!» — решил Ахмет, поджигая конец огнепроводного шнура. Теперь его тревожило лишь одно: только бы не подбежали раньше времени и не вырвали засунутый промеж ящиков шнур, по которому бежит к толовым шашкам невидимый огонек.

Самураи были совсем близко. Он видел их раскрытые в криках рты, искаженные гневом лица. Но теперь ему было уже не страшно. Чем ближе подбегут, тем выше взлетят к своему японскому богу! Вместе с ними придется взлететь и ему, но за такую высокую цену можно отдать жизнь, если даже она у тебя одна!

— Банзай! — пронзительно крикнул подбежавший к нему японец, норовя проткнуть его штыком. Ахмет нажал на спуск, но в диске уже не было патронов. Тогда он отскочил за камень и оттуда со всего размаха ударил автоматом японца по каске. Тот рухнул на землю. Справа показались еще три японских солдата. Терехин бросился из щели на помощь товарищу, но Ахмет с яростью накинулся на него.

— Я кому сказал! — гаркнул он, сбил Саньку с ног и вместе с ним покатился в горную трещину, думая по-прежнему об одном — о шнуре. Только бы не вырвали его из-под ящиков!

Грянул громовой взрыв. Дрогнула земля. Багровое пламя осветило горную щель и замшелый выступ. Взлетели в темное небо груды земли и камней, замелькали в огне взрыва доски от ящиков, срезанные взрывом сучья. С горного отрога посыпались камни и щебень. А вслед за взрывом из темноты долетели заглушаемые дождем голоса разведчиков:

— Ура-а! Ура-а-а-а!

Оглушенный взрывом, Ахмет уже не слышал этих криков. Ему хотелось скорее удостовериться, жив ли Санька, но он не мог даже пошевелиться, не хватало сил стряхнуть с себя землю и щебень. «Неужели погиб?» — тревожно подумал он, проваливаясь в тягостную гудящую тишину.

… Их вытащили из горной щели, когда японская засада была полностью ликвидирована. По небу нехотя плыли тяжелые тучи. Тускло светила утренняя заря — будто сквозь бычий пузырь, которыми китайцы «стеклят» окна в своих дымных фанзах. Вся площадка, где стоял «стожок», была завалена дробными камнями, опаленными сучьями и обгорелыми досками. Вокруг воронки от взрыва, среди задымленного хаоса валялись трупы вражеских солдат.

— Как самочувствие, Казань да Рязань? — спросил Шилобреев.

— Нормально, только кости болят да в голове шумит, как с похмелья, — ответил Ахмет, взглянув на Терехина.

Рядом с Терехиным лежал Архип Богачев. Он первым прорвался к японским пушкам, уничтожил гранатой артиллерийский расчет. Но ему не повезло. Подбежавший сзади самурай кольнул его штыком.

— Х-худо мне, лечу куда-то. Видно, конец… — прохрипел Архип.

Сулико принялся перевязывать ему рану. Архип откинул назад голову, подозвал Ермакова, заговорил непослушным, одеревеневшим языком:

— Старшой, увидишь нашего лейтенанта, скажи ему: это я тогда пальнул за Аргунь. Пускай ребят не трясут. Я это…

— Нашел время каяться! — озлился Ермаков.

Архип не расслышал его слов, но, почувствовав, за что могли его сейчас упрекнуть, сказал, как бы оправдываясь:

— Таился по причине: боялся, шлепнут меня, и за Витьку не расквитаюсь. А теперь можно, пущай…

— Чего колобродишь? — еще больше рассердился Ермаков. — Ты кровью искупил свою вину. Понял? И не морочь мне голову! Вот выздоровеешь — и валяй на Амур, ловить своих тигров!

В посветлевшем ущелье раскатисто запели танковые моторы. Гулко грянул артиллерийский выстрел. Надо было поскорее отходить в сторону, дать дорогу приближающимся тридцатьчетверкам. Братья Охрименко положили Архипа на плащ-палатку, понесли за горный кряж. Ермаков вытер грязным рукавом гимнастерки вспотевший лоб, окинул уставшими глазами площадку, подступающую к ущелью, спросил:

— И как это вы додумались выманить их из ущелья? Сколько жизней наших спасли!

— Это все Ахмет смудрил, — кивнул Санька на друга.

— А как же? — вздернул плечи Ахмет. — Я командиром тут был. Только вот Терехин, понимаешь, приказания не выполнял. Я его гоню в щель, а он огрызается…

— Ну хватит тебе, — одернул его Санька.

Из горной теснины вырвались первые три танка и, опрокинув с ходу расставленные в горловине японские пушки, двинулись без остановки дальше, к перевалу.