Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)

«Так-татак… так-татак…» — рокочут колёса. Скоро Ашхабад. Уже давно промелькнул Гяурс, начинается Анау. Мои нетерпеливые спутники по купе суетливо и шумно тащат свои пожитки в коридор, поближе к выходу. А я сижу у окна, и нет у меня ни малейшего желания выходить. «Я напишу о тебе не очерк, а роман! — сказал я Отдже. — Ты веришь, что я напишу о тебе роман?» Она тихонько и совсем необидно засмеялась: «Ты славный парень, Шамурад, я верю в твои добрые намерения». — «Хочешь сказать, что такими намерениями ад вымощен?» — обидевшись, я попытался щегольнуть своей эрудицией. Она возразила: «Не надо искать то, чего нет. Я сказала и могу повторить, если хочешь, что верю в тебя. Если талант и настойчивость объединяются, им доступно многое, почти всё в жизни». — «А ты будешь читать роман или… или потеряешь его, как сборник рассказов?» — занудливо лез я на конфликт. Но она не приняла моих условий, она уговаривала меня, как мать уговаривает неразумное дитя: «Буду читать, буду, успокойся. Кто может устоять перед хорошей книгой?»— «А перед её автором?» — «Ты тщеславен, Шамурад. Это неплохо. Не надо лишь, чтобы тщеславие было слишком большим и закрывало всю перспективу, не надо, чтобы оно было главным жизненным принципом…»

Наверное, на вокзале меня встретит Гуль. Я не давал ей телеграммы о своём возвращении, однако почему-то уверен, что она придёт на вокзал. Что я скажу ей, чем добрым встречу? Может, лучше вообще переждать в вагоне? Так… опять трусость!.. Опять от самого себя прятаться? Или, может быть, всё-таки вспомнить, что ты мужчина, человек, а не пустышка какая?..

Я сижу и думаю, думаю. А поезд уже стравливает тормозной воздух, уже проплывает мимо окна ашхабадский перрон, и я действительно вижу среди встречающих напряжённое лицо Гуль. Непроизвольно откидываюсь назад, непроизвольно трогаю занавеску на окне. От кого же я пытаюсь закрыться?

Не знаю, какие слова я скажу Гуль. Не знаю, скоро ли напишу роман, и как быть с моей мечтой учительст-вовать в селе, где живёт Отджа. Одно лишь я знаю наверняка: бездумного самодовольства больше не будет, жни, надо строже, серьёзнее, уважительнее к окружающему. Вероятно, это не так-то просто. Но ведь просто, говорят, только трава растёт. Да и то — с какой стороны посмотреть…

Перевод Т.Павловой

…Вдоль берега недавно выкопанного канала расположилось селение, которое во всём районе называли не иначе как Иртык, то есть Рваное. Уж и не знаю, в честь чего дали ему столь странное название. Почти в самом центре селения возвышался солидный дом из жжёного кирпича. На его фасаде выложено: «1934 год». Шагах в тридцати от дома островерхая войлочная кибитка. В таких жили туркмены-кочевники в старину. Между кибиткой и домом — траншея под фундамент ещё для одного строения.

Кибитка принадлежала пожилому человеку Хайдар-ага. Кирпичный дом занимал его старший сын Атак. А теперь строился дом и для младшего сына.

— По весне, — говаривал в тот год Хайдар-ага. — выстроим нашему Чопану дом, не хуже чем у Атака будет.

Однако весна тридцать девятого года, — кто постарше, наверное, помнит, — выдалась необычайно дождливой. Река Теджен вздулась, вышла из берегов, и люди пошли городить дамбы вдоль берегов, другие занялись весенним севом. Река, однако же, вскоре прорвала все воздвигнутые людьми преграды, хлынула на поля и селения, причинив немалый ущерб; полая вода докатилась до впадины Атран и на время заполнила её.

Потом вода частью испарилась, частью впиталась в почву, а дайхане Иртыка решили на увлажнённых землях высеять кунжут, арбузы, дыни, несмотря на поздние сроки. Чопан, младший сын Хайдара, вместе с односельчанами отправился туда работать. Тут-то и пришла весть, что его призывают на военную службу. Узнав об этом, Хайдар-ага решил, что строительство дома для младшего сына лучше отложить. Сразу же принял он и ещё одно важное решение:

— Прежде чем на службу идти, пусть и Чопан-хан обзаведётся семьёй.

Об этом он известил самого Чопана, и тот в ответ сказал отцу, что, дескать, если задумали меня женить, засылайте сватов к Айсоне-эдже из соседнего колхоза.

Хайдар-ага сидел на паласе в своей кибитке и раздумывал, что же такая Айсона-эдже, что у неё за семья, какой достаток и каким образом познакомился с этой семьёй Чопан. Тёплый ветерок, врываясь в кибитку, поигрывал бахромою пендинского ковра, солнечные блики скользили по тёмно-вишневым перемётным сумам, развешанным на колышках по стенам. Снаружи у очага, обмазанного глиной, хлопотала его жена Боссан-эдже.

— Бе-е… такие-сякие, вон они, оказывается, что… — пробормотал Хайдар-ага вроде бы про себя, очевидно собираясь начать важный разговор с женой, и уже тронул рукой окладистую, короткой стрижки бороду, очень идущую к его круглому скуластому лицу. Однако ему помешали. В юрту, пригнувшись, ступил Атак, старший сын. Он выглядел опечаленным — лицо туча тучей. Даже как будто вздрагивает негустая бородка — такая, что рукой не уцепишь, только тёмные колечки завиваются. Подобрав полы суконного чекменя, надетого внакидку, он прошёл к почётному месту, опустился на палас, поджав ноги. Откашлялся, сунув ладони под мышки, очевидно рассерженный донельзя.

— Как про некоторых говорят, — забубнил он, ни на кого не глядя, — сами себе пуповину норовят перегрызть. Так вот и наш Чопан. Заладил: дочка Айсоны, дочка Айсоны! А что за дочка Айсоны — никому неизвестно.

— Ему самому-то известно, небось, — перебил сына Хайдар-ага. — Иначе не стал бы её называть.

У Атака чекмень соскользнул с одного плеча, он тщетно старался натянуть его обратно.

— Чего это ты такой пришибленный? — отец поднял глаза на Атака. — Что с тобой случилось?

Но в этот миг в проходе появилась Оразгюль, жена Атака, с ребёнком на руках. Боссан-эдже, обернувшись, жестом пригласила её подойти, но она опустилась на корточки там, где стояла. Взглянув на жену, Атак заговорил низким, рассерженным голосом:

— Отец, недаром говорится, бабьи сплетни — что ненужный хлам, на базаре не продашь. Потому давайте-ка побеседуем, посоветуемся. И приглядим для нашего Чопан-джана невесту. А то вот тебе, пожалуйста, пять дней похихикал с какой-то там беспутной!.. Нет, отец, этого дела допустить нельзя. Пе-хей, да как ему, Чопану-то, не стыдно самому?.. Так вот, я и говорю, что надо…

— Что «надо»? — живо спросил Хайдар-ага.

— Вот и надо, я говорю, отец, невесту ему приглядеть нам самим…