Вадим Данилов - Временно исполняющий

— Хватит. Теперь я сам, — Ватолин встал и отряхнулся.

— Зайдите сюда, товарищ лейтенант, — дверь блиндажа отворилась, и появился высокий майор с орденом Красной Звезды на груди. — Сюда, — повторил он и обратился к сержанту; — Никита Саввич, помогите.

Ватолин, не дожидаясь помощи, поспешил к двери, переступил высокий каменный порог и остановился. Тут было непривычно чисто и пахло свечкой, сапожным кремом и хорошим табаком. Стол, вкопанный в землю, был тщательно выскоблен, на нем лежали крупномасштабная, изрисованная красными и синими полосами карта, карандаши, планшетка. В углу, за маленьким столиком, сидел телефонист, в другом углу — не обративший на Костю, кажется, никакого внимания лысеющий капитан. Майор указал на табурет.

— Садитесь.

Он внимательно оглядел Костю, провел рукой по коротко постриженной шевелюре.

— Как оно? Крепко стукнула?

— Не-ет, — вмешался сержант Никита Саввич. — Стукнуло в самый раз, чтобы не лез наперед.

Хоть всего и сержант, а разговаривал весьма вольно, видно, давненько возле начальства пребывал.

— Какой леший понес вас в такое время? — спросил неожиданно, не поднимая головы от стола, лысеющий капитан. — Жить надоело?

— Нет, — Ватолин покачал головой. — Не надоело.

И почувствовал смущение, от которого сам себе становишься неприятен. О капитане он подумал: «Наверное, начальник штаба», — и, вспомнив о своем Хабарове, заключил: «Все они, начальники штабов, такие… Сухари».

А майор? Видел уже Костя это скуластое лицо с чуть продолговатыми глазами и упрямым широким подбородком. Видел в своей дивизии — больше негде. Но где именно и когда?

Выслушав какое-то указание майора, хмурый капитан ответил:

— Будет сделано, Михаил Эрастович.

Эрастович! Все ясно теперь… Отчество «Эрастович» Ватолин запомнил, услыхав его еще там, в лагере под Вологдой, где формировалась дивизия. Запомнил, потому что Эрастом, Эрастом Антоновичем звали его любимого артиста театра музыкальной комедии. А не имеющий никакого отношения к артисту Михаил Эрастович — это Кормановский, командир стрелкового полка. Того самого полка, который Ватолин, вернее его второй дивизион, должен поддерживать своим огнем.

Боль от ушиба в спине и затылке у Кости внезапно прошла, зато ощущение неприязни к самому себе усилилось. Не так, совсем не так он, командир поддерживающего дивизиона, собирался встретиться с командиром поддерживаемого стрелкового полка. Собирался встретиться почти как равный с равным, потому что «поддерживающий» — это отнюдь не «приданный». Приданный полностью подчинен. Тому командир стрелковой части вправе приказать, а поддерживающему — не вправе, его он может только попросить, ну, в крайнем случае, потребовать.

Словом, командир артиллерийского дивизиона для командира стрелкового полка — фигура очень значительная. Эту истину Ватолин усвоил еще в училище, убеждался в ее непреложности на фронте. А теперь вот в применении к нему, Ватолину, какая он сейчас фигура? Жалкая!

— Артиллерией? — спросил Кормановский, обратив, должно быть, внимание на Костины петлицы.

Секунду помедлив, Ватолин встал:

— Исполняющий обязанности командира второго дивизиона лейтенант Ватолин.

Майор улыбнулся и развел руками:

— Так бы сразу и сказали. Очень рад. — Повернулся к капитану: — Видите, Николай Петрович, артиллерия к нам на помощь идет.

— Вижу. Дойдет ли только, — буркнул, по-прежнему не поднимая головы от бумаг, капитан.

— Дойдет. Я их, артиллеристов, знаю. Храбрый был воин бывший командир дивизиона. Вечная ему память… И новый, уверен, не подкачает.

Спохватившись, майор спросил:

— Вы что, совсем один? Или оставили кого в дороге?

— Один.

— Ну ладно, ничего. Ваш энпэ тут недалеко. А пока отдохните. Вот папиросы. Закуривайте.

Командир полка подошел к столу, взял карандаш, пометил что-то на карте, потом в блокноте и обратился к капитану. Ватолин не слышал их разговора. Он слышал, как за дверью рвались снаряды, как завязался воздушный бой и бомбы падали у переправы и дальше — восточнее. Он тянул «Беломорканал» и наблюдал, как майор говорил по телефону и хмурился. Казалось, он не замечали, как вздрагивал блиндаж и сквозь невидимые щели обшивки сыпалась земля, как крупные осколки бомб жужжали над блиндажом, били в дверь. Однажды только, когда погасли свечи, он шумно фыркнул и зашагал из угла в угол, пока сержант зажигал их.

Бомбежка стихла. Ватолин поднялся:

— Я пойду.

— Прошу подождать. Сейчас, — майор взял трубку, назвал какого-то «тринадцатого», сказал, чтобы тот был внимателен к соседу слева, берег «карандаши» (людей), а ночью вывез груз, то есть раненых. Потом поговорил с «шестнадцатым», с «двадцать вторым». Подумал и подошел к Ватолину: — Слышали, как тяжелая батарея била? По нашим тылам она часто бьет. На днях продовольственно-фуражный склад разнесла. Весьма мешает обороне. Так вот, лейтенант, батарея эта дальнобойная на нашем с вами участке находится. Надо бы ее накрыть. Подумайте. С наблюдательных пунктов ее не видно. По площади стрелять — снарядов не хватит. А от переднего края она близко… Подумайте. Может быть, откуда-то она просматривается все же, а?

— Подумаю.

— Ну, желаю удачи, — командир полка протянул руку, весело сверкнул продолговатыми глазами. — И выше голову, товарищ лейтенант, — дальше видеть будете.

Когда Ватолин добрался до района наблюдательных пунктов, немецкие бомбардировщики снова долбили лощину. А здесь, на переднем крае, было самое тихое место — здесь немцы не бомбили, чтобы не попасть в своих. Командир четвертой батареи Долгополых первым увидел Костю и бросился к нему:

— Ты?!

Ватолин, чуть было не отчеканив в ответ: «Так точно, товарищ старший лейтенант», улыбнулся устало; он никак не предполагал, что своим появлением вызовет у дяди Васи такую радость.

— Я самый. Меня кто-нибудь спрашивал?

— Спрашивали. Из полка звонили и начальник штаба Хабаров спрашивал.

— Что сказал Хабаров?

Долгополых пожал плечами и ответил нерешительно:

— Высказал недоумёние.

У большой норы, выкопанной под фундаментом стоявшего здесь когда-то дома и называемой все же блиндажом, Костю встретил ординарец Недайвода и доложил, что приказание выполнено — обмундирование для командира дивизиона получено.

— Какое обмундирование? Ах да, — вспомнил Ватолин о разговоре с капитаном Зараховичем. Ему бы эти заботы! А надо дивизионом командовать. И свое место найти. И голову держать выше, чтобы дальше видеть. И думать о вражеской батарее, которую следует подавить неведомо как.