Богдан Сушинский - Французский поход

– Поэтому, с вашего позволения, нелегкий путь до Варшавы со мной разделит мой юный друг виконт де Морель, – вежливо указал он шляпой на опешившего от такой всемилостивейшей доброты гасконца.

– Я? Вы избрали меня? – пробубнил виконт, совершенно забыв об элементарном приличии и сдержанности.

– Если в излюбленном месте варшавских повес вы желаете оставить тело именно этого юноши, – бросил Мазарини, даже не взглянув в сторону де Мореля, – то я не возражаю. Еще двоих спутников подберете без моего ведома. Сообщите о них секретарю. Он знает, как поступать в таких случаях.

– Но они уже перед вами. Этот гвардейский лейтенант и его солдат.

– Да? Лейтенант мушкетеров берет себе в спутники гвардейского офицера? Что-то неслыханное. Очевидно, Франция и ее королевский двор действительно приходят в упадок, как в этом пытаются убедить нас парижские газетчики. Однако вы не против, лейтенант гвардии?

– Лейтенант Морсмери, – поспешил представиться гвардеец. – Как прикажете, ваше высокопреосвященство, – вытянулся тот в струнку.

– Приказываю, – все так же устало махнул рукой Мазарини. – С этой минуты подчиняетесь лейтенанту первой роты мушкетеров господину д\'Артаньяну.

– Вы, как всегда, удивительно добры, монсеньер, – отвесил легкий реверанс своей широкополой шляпой д\'Артаньян.

Мазарини подошел к карете. Слуга открыл дверцу и помог ему сесть. Но прежде чем дверца закрылась, кардинал высунулся и присмотрелся к приблизившемуся де Морелю.

– Позвольте, так это вы и есть виконт де Морель?

– Так точно, ваше высокопреосвященство.

– Сын погибшего при осаде Ла-Рошели капитана де Мореля?

– Вы правы, ваша светлость. Капитан Жорж де Морель был моим отцом.

– Я хорошо знал его. Очень хорошо, – задумчиво произнес кардинал, вспоминая о чем-то своем, только ему ведомом. – Но, позвольте, насколько мне помнится, по настоянию вашего умирающего от ран отца вы, тогда еще совсем юным, были зачислены в его роту.

– В-вы правы, – почти пролепетал де Морель, стараясь не встречаться взглядом со своими спутниками.

– И зачислили вас тогда сержантом Пьемонтского пехотного полка. Ну, конечно же, сержантом Пьемонтского! Как оказалось…

Договорить Мазарини не успел. Он был потрясен смехом, которым вдруг разразились оба офицера и рядовой. Побагровев, он удивленно посмотрел сначала на лица лейтенантов, которые мгновенно сумели сдержать себя и приняли вид смиренной исполнительности, потом – на застывшего с поникшей головой виконта.

– Что происходит? Я что, неверно назвал полк?

– Как раз наоборот, – успокоил его д’Артаньян. – Очень правильно. И, словно на плацу, доложил: – Перед вами и есть тот самый сержант Пьемонтского пехотного полка виконт де Морель. Пардон, теперь уже бывший сержант.

– Так ничего и не поняв, кардинал прикрикнул:

– Если узнаю, что во время поездки вы затеяли хотя бы одну дуэль – все четверо окажетесь в казематах крепости! Все четверо! Вы поняли меня? Трогай, трогай! – раздраженно приказал он кучеру.

– И все же вы непомерно добры к нам, ваше высокопреосвященство! – успел крикнуть вслед уходящей карете д\'Артаньян.

– Как понять ваше намерение взять меня в спутники, граф? – сразу же поинтересовался де Морель. – Как примирение?

– Как заговор.

– Конкретнее?

– Да не огорчайтесь вы так, виконт. Даю слово: если после очередной дуэли меня разжалуют, я сам попрошусь в сержанты Пьемонтского пехотного полка. Исключительно из-за уважения к храбрости вашего отца, которого, к сожалению, не имел чести знать. И не стану скрывать при этом, что в свое время снизошел до лейтенанта мушкетеров.

– Прошу прощения, господин полковник, за то, что, пригласив сюда, в ставку, отнял у вас столь много времени. Я понимаю, вам куда приятнее было бы провести его в? Париже. Или в Кале. Отбываете вы, насколько мне известно, именно оттуда.

– Только понимание того, как сильно вы заняты армией и войной, не позволило мне самому просить вас об этой встрече. Думаю, сейчас, когда стол, за которым сидим, уже не является столом переговоров, мы сможем намного больше поведать друг другу. Кроме того, я со своими полковниками успел осмотреть некоторые позиции ваших войск, ознакомиться с артиллерией и новейшими скорострельными ружьями, которыми вооружены ныне испанцы.

– Они неплохо вооружены, вы это верно подметили. Но оружие – это еще не все.

– Важны дух и цели, – согласился Хмельницкий. – Была бы возможность, мы пошли бы в наступление вместе с вашими драгунами или мушкетерами. Если только вам будет угодно.

– Рисковать послами? Ни при каких обстоятельствах. Для нас важно, чтобы вы вернулись сюда с казаками.

Ставка главнокомандующего размещалась в небольшом, затаившемся посреди старинного парка особняке, в шестидесяти милях от Дюнкерка. Хмельницкий и его товарищи прибыли сюда утром, а завтра уже должны были двинуться по направлению к порту Кале.

Приехав сюда ради встречи с принцем и узнав, что главнокомандующего в ставке нет, чтобы не терять напрасно время, Хмельницкий отправился осматривать передовые позиции войск, готовившихся к боям с новыми десантами, под страхом высадки которых испанцы продолжали держать почти все северное побережье страны.

А позиции французов они просто-напросто обстреливали с корабельных орудий, что приводило командиров французских полков в ярость. Бомбардиры, расстреливавшие их с курсировавших вдоль побережья кораблей, оставались совершенно недосягаемыми. Да и сам этот способ ведения войны был неведом французам. Куда привычнее знать, что флот воюет с флотом. К тому же потрепав их передовые отряды, испанские десантники очень часто снова отходили к берегу и на лодках переправлялись на свои суда, что вообще казалось французам пределом нерыцарского ведения войны.

«А ведь своими десантами мы в таком же страхе можем держать побережье Крымского ханства, – извлекал для себя уроки Хмельницкий. – Поэтому очень важно изучить тактику испанцев, особенно тактику обстрела с моря и отход десантов на суда».

«Но у запорожских казаков нет таких больших судов, как у испанцев или французов, – возразил Сирко, с которым он поделился своими размышлениями. – У нас нет судов, которые могли бы нести на своих палубах и мощные орудия, и большие десанты, и даже лодки для них. Нет и быть не может, поскольку в наших руках нет ни одного морского порта».

«Согласен, пока что нет. Значит, будем высаживать десанты с чаек, при поддержке наших орудий-фальконетов. Ведь высаживали же мы их время от времени на турецких берегах, и даже в пригородах Стамбула».

«А со временем нужно очистить от турок и татар низовья Днепра, – поддержал его Сирко. – Тогда татары меньше думали бы о походах за «живым товаром», а больше заботились бы об охране своих берегов.