Богдан Сушинский - Французский поход

Хмельницкий улыбнулся и качнул головой.

– Вы действительно прозорливы, принц. Я склоняюсь к тому, что в Украине я сейчас нужнее. Тем более что и вы тоже заинтересованы видеть меня в ближайшее время в Варшаве, поближе к польскому трону, а не где-то под стенами Дюнкерка.

Принц понимающе помолчал.

– Как поступить – это вы решите сами. Я лишь хочу заверить вас, полковник, что если обусловленные договором два года найма вы используете для более нужной вам… и нам, – выдержал Конде довольно внушительную паузу, наполняя особым смыслом это подчеркнутое «нам», – деятельности в пределах Речи Посполитой, мы воспримем это с должным пониманием.

– Вот за это я признателен вам, господин главнокомандующий, – оживился Хмельницкий. – Ваше заверение лишь утверждает меня в мысли, что сейчас я действительно больше нужен Украине, чем Франции.

– Но история запомнит, что переговоры об участии казаков в войне против врагов Франции казачье посольство вело под главенством господина Хмельницкого. И Франция действительно будет благодарна вам.

– При всей традиционной неблагодарности ее величества императрицы-истории к своим грешникам-воинам, – завершил его мысль Хмельницкий, поднявшись вслед за принцем де Конде из-за стола.

Небольшой кортеж из четырех карет – каждому из полковников была предоставлена отдельная карета, а в четвертой должны были ехать их адъютанты – в сопровождении полусотни мушкетеров оставлял ставку главнокомандующего французскими войсками принца де Конде ранним солнечным утром.

Вспыхнувшая в нескольких милях от них артиллерийская перестрелка наконец утихла. Два пехотных полка резерва, в смотре которых вчера вечером де Конде пригласил принять участие и украинских полковников, сегодня на рассвете оставили окрестности поселка. И вся широкая, расшитая, словно бисером, рощицами и озерцами, долина, еще вчера превращенная в военный лагерь, теперь казалась идиллически мирной, взывающей к покою и вселенской благодати.

– Господа, – салютовал своей мушкетерской шляпой небу и лугам д\'Артаньян, решивший добираться до порта в седле, вместе со своими мушкетерами. – Это изумительное утро Франция дарит вам, степным рыцарям! Какие бы ураганы ни встречали нас на пути к польским берегам, все равно нам с вами будет светить изумительное солнце Фландрии.

– Оказывается, под звон клинков мушкетерам хорошо рифмуется, – мрачно заметил гвардейский лейтенант, не упустив возможности высказать свое отношение к бывшим собратьям по плащу и клинку… – А главнокомандующий никак не может понять, почему воинская слава этого воинства так быстро приходит в упадок.

– Клянусь пером на шляпе гасконца, мсье, вы к нам несправедливы, – улыбнулся д\'Артаньян. – Очередная неудачная шутка в сугубо гвардейской манере. Извините, вызова на дуэль не приму. В Кале у нас очередная схватка с юным виконтом де Моралем.

– Она должна произойти в Кале? – удивленно уточнил виконт, озаряя обоих лейтенантов белозубой юношеской улыбкой. – Я-то предполагал, что мне придется оплакивать вас уже в Варшаве, где-нибудь на берегу Вислы.

– В Варшаве у нас намечаются другие развлечения, виконт.

Хмельницкий выслушал этот обмен шутливыми дерзостями с улыбкой наставника, давно уставшего от словесных вольностей своих собственных учеников.

– С ужасом думаю, – произнес он, садясь в отведенную ему карету: – «Не доведи Господь, наши казаки заразятся европейской чумой дуэлянтства».

– Тогда уж Сечь точно изрубит саму себя, – согласился стоявший рядом Сирко. – Татары растеряются: всю Украину проскачешь, а сразиться не с кем. Если же серьезно, смотрю на эту землю и завидую французам: у них есть армия, есть свое государство, свои старинные университеты, своя церковь и свой флот, своя история. А ведь по территории Франция, пожалуй, не больше Украины. И народа столько же наберется. Чем же так провинилась перед Господом Богом наша земля, что она до сих пор вынуждена пребывать в падчерицах чужой короны?

– Мы с тобой этого не поймем, – ответил Хмельницкий, уже сидя в карете. – Не поймем и не осознаем до тех пор, пока над этим же и с такой же болью, как ты, не задумается каждый казак, каждый ученый муж, каждый сущий в Украине.

Проведя кортеж три мили, почетный эскорт драгун, возглавляемый полковником д\'Ордэном, возвращался в ставку. После теплого прощания с ним Хмельницкий и все остальные почувствовали, что праздник воинского гостеприимства завершен, дальше начинается долгая утомительная дорога.

Солнце постепенно нагревало воздух, наполняя его ароматами леса и луговых трав, которые проникали даже через открытые дверцы экипажей. Покрытые густой росистой травой склоны долин под красноватыми лучами солнца напоминали яркие витражи огромного храма, а птичьи хоры пели так, как полагалось петь слаженным церковным хорам.

– Впереди группа вооруженных всадников!

– Пятеро вооруженных всадников и карета, – уточнил тот же мушкетер несколькими минутами позже. Повторив его сообщение, чтобы могли расслышать в конце кортежа, д\'Артаньян и де Морель помчались к авангарду, пытаясь выяснить, кого это послал им Бог на безлюдной в это время дороге.

Прошло еще несколько минут. Карета, двигавшаяся им навстречу, остановилась в небольшом перелеске, а в одном из сопровождавших ее воинов д\'Артаньян сразу же узнал Кара-Батыра.

– В карете графиня де Ляфер?! – еще издали спросил он татарина.

– Да, французский воин, графиня. Она хочет видеть полковника Гяура. Он с вами?

– Гяур! Полковник Гяур! – тотчас же огласил д\'Артаньян весь перелесок таким криком, словно возвещал о победе над врагом. – Вас опять разыскивает целая дюжина парижанок!

Отвязав шедшего за каретой коня, удивленный Гяур помчался туда, где его «опять разыскивали» парижанки.

– Слава богу, что успела перехватить вас, прежде чем вы достигли порта, – возбужденно проговорила графиня. – Но для этого нам пришлось гнать лошадей всю ночь.

– Что-то случилось? – взволнованно спросил Гяур, заключая руки графини в свои ладони. – Хотите сказать, что никакого указа королевы, никакого распоряжения первого министра не последовало?

– Что вы, князь?! Распоряжение позволить мне вернуться во Францию, избавив от любых преследований и каких-либо подозрений, последовало в тот же день, когда вы передали ей нашу общую просьбу. Через сутки гонец доставил королевскую охранную грамоту в замок моих предков. К тому времени я уже была там. Правда, ночью, уже после того, как прочла грамоту, меня вновь пытались убить. – Графиня мило улыбнулась и замолчала.

Несмотря на то, что на лице ее лежала печать бессонной ночи и дорожной усталости, она выглядела такой же прекрасной, какой Гяур привык видеть ее всегда.