Богдан Сушинский - Французский поход

Искренне ваша графиня Л.»

– Вы удовлетворены? – высокомерно поинтересовалась д\'Оранж, как только Гяур оторвался от письма. – Вполне допускаю, что не имела права посвящать вас в его смысл. Но обстоятельства, не так ли?

– Не волнуйтесь, графиня об этом не узнает. К тому же ничего нового для меня письмо сие не содержит. Мне давно известны все подробности «казни» майора де Рошаля. Случилось так, что я стал невольным свидетелем расследования этого убийства. Подробности вам, думаю, ни к чему. Отмечу только, что графиня де Ляфер оказалась храброй и жестокой мстительницей.

Д\'Оранж оставила в покое бокал, сняла со стены кривой турецкий кинжал и принялась рассматривать его золоченую рукоять. Руки ее постоянно должны были быть чем-то заняты.

– Это потому, что у Дианы не было выбора. Ей и так повезло, что виконт оказался в Польше и что она напала на его след, который считался утерянным навсегда.

– Вернемся к вашим словам о том, что я опоздал с письмом. Если бы я представил его раньше, люди, которые были посланы кем-то из главарей заговорщиков, возможно, из самого Парижа, были бы извещены вами и вынуждены были бы передать своему патрону, что Диана не виновна, что измена исходит не от нее, а человек, предавший, в первую очередь, ее саму, достойно наказан? Я правильно понимаю?

– Вы не по возрасту мудры, князь.

– Не льстите мне, – отблагодарил ее Гяур. – Сколько их здесь, этих наемных убийц?

– Кажется, семеро. – Графиня поняла, что проговорилась.

– Всего семеро?

– Но я ничего… Я ни слова не сказала вам! – Вот теперь на ее лице отразился испуг, который должен был запечатлеться на нем еще в минуты его появления здесь. – Вы не имеете права использовать мою неосторожность против меня же.

– Естественно. Итак, их семеро. Они посланы сюда из Парижа. Двое из них – французы или все семеро? Смелее, смелее, графиня, не испытывайте мое терпение.

– Французов трое, но только один из них недавно прибыл из Парижа, специально по делу графини.

– Я вижу, вы и сами побаиваетесь этих людей. Ведь боитесь же?

– Потому что не уверена, что после графини де Ляфер не последует очередь графини д\'Оранж.

– Я в этом тоже не уверен. Так выдайте их нам. Сейчас же, немедленно. Мои люди уже ищут их, но трудно искать, не зная, кого ищешь. Помогите, подскажите. Наемники получили приказ убить графиню или всего лишь увезти во Францию? По этому поводу вам что-либо известно?

Д\'Оранж нервно комкала в руке письмо и молчала; Гяура это пугало. Имей он дело с мужчиной – быстро нашел бы способ заставить его говорить. Но как можно заставить говорить правду эту завравшуюся мадам, полковник пока что себе не представлял. Тем более что в роли дознавателя он чувствовал себя крайне неуверенно и гнусно.

– Так что намерены делать похитители: убить или же куда-либо увезти? Что им было приказано? Поймите, это очень важно!

– Неужели вы считаете, что они раскрыли мне все свои планы? – нервно вспыхнула д\'Оранж. – Тогда вы просто не представляете себе, кого этот проклятый принц натравил на нас.

– Принц? Какой еще принц? Речь идет о принце де Конде?

– Не он сам, конечно. Он до этого не опускается. Возможно, и не знает об этих «гонцах смерти». Но есть люди, которые пытаются действовать от его имени. Причем делают это умело и подло.

– Как вы считаете, что они могут предпринять?

– Думаю, что для начала они должны допросить ее. Узнать все, что только можно, о причинах провала заговора. Узнать имя предателя и понять многое другое, – мрачно бубнила д\'Оранж. – А если уж графиня расскажет обо всем, что их интересует, какой смысл везти ее через всю Европу?

– Освобождать – тем более.

– Боюсь, что бедняжка Диана понимает это. Она ведь прошла школу пансиона «Марии Магдалины».

– Как вы сказали, какую школу?

Д\'Оранж удивленно взглянула на князя.

– Графиня разве не говорила, что она – воспитанница пансиона «Мария Магдалина», частного приюта маркизы Дельпомас? Что мы обе – воспитанницы маркизы?

Гяур отчаянно повертел головой.

Где-то вверху, над дверью, зазвенел негромкий колокольчик. Они оба повернули головы, переглянулись.

– Кто посмел? – хриплым, почти мужским голосом спросила графиня.

Дверь открылась, и на пороге возникла старуха-служанка.

– Татарин, прости Господи, – перекрестилась она, – сюда войти хочет. Господина видеть желает, – шамкала старуха по-французски, но с сильным польским акцентом.

– Это Кара-Батыр, – успокоил графиню Гяур. – Пригласите его сюда.

– Один из тех, кто ищет графиню? – спросила д\'Оранж, пока старуха звала татарина.

Гяур молча кивнул. Появился Кара-Батыр. Поклонился, исподлобья метнув взгляд на графиню, доложил:

– Я обратился к своим соплеменникам из эскадрона литовских татар. Они считают, что графиня может находиться в загородном доме графини д\'Оранж. Дело в том, что французы пытались нанять нескольких татар.

Гяур сначала вопрошающе уставился на Кара-Батыра: знает ли он, что называет фамилию женщины, которая стоит рядом с ними, потом на графиню. Они оба заметили, как поблекло и побледнело лицо д\'Оранж.

Диана не видела, кого именно поставил на пост у ее двери капитан. Однако присутствие за дверью мужчины чувствовала постоянно: он то курил, то что-то бормотал про себя, то время от времени ударял по полу донышком бутылки. Вначале графиня вздрагивала при каждом его шаге, ожидая, что он вот-вот войдет в комнату. Но потом постепенно свыклась с его хождением и бормотанием как с неминуемым неудобством этого вынужденного ночлега.

Куда больше настораживало ее, что внизу, на первом этаже, разгоралась настоящая пьянка. Целый вечер Диана слышала, как наемники произносили тосты, перебранивались, пели и снова принимались за тосты: за великую Францию и не менее великую Польшу.

«Если они всего лишь передерутся между собой – это еще полбеды, – рассуждала она, глядя в освещенное бледнеющей луной окно и прислушиваясь к шуму солдатского пира. – Куда страшнее будет, если им вздумается ворваться сюда. А ведь может наступить момент, когда даже капитан уже не в состоянии будет сдерживать их. Если только ему вообще захочется сдерживать кого-либо».

Чтобы как-то отвлечься от кошмарных предчувствий, графиня мысленно возвращалась к своим последним дням в Париже, заново переживала кратковременную, всего на одну ночь, остановку в родовом замке. Наконец, вояж в Каменец и схватку с отрядом Бохадур-бея; знакомство с князем Гяуром…

И ничто не радовало ее в этих воспоминаниях, ничто не заставляло грустить о прожитом и пережитом. Разве что свидания с Гяуром все еще навевали нежную теплоту, но и они постепенно остывали, оставляя взамен томные вздохи. Потому что даже они воспринимались сейчас как нечто временное, неопределенное, а значит, облаченное в тогу извечной женской безысходности. Так способен вспоминать нищий, которого кто-то когда-то, сжалясь, осчастливил луидором.