Микола Ткачев - Сплоченность [Перевод с белоруского]

— На славу. Чудесного мальчугана родила женщина. Восьмой у нее по счету.

— А где отец?

— Партизанит. В отряде Поддубного. Может, знаете — Капитон Макареня? Пожилой такой. Счетовод.

— А-а… Как не знать. Хорошо воюет! — ответил Камлюк.

— Что и говорить, мастер на все руки, — добавил Сенька Гудкевич и засмеялся.

В морозном воздухе слышались бодрые голоса, смех. А когда веселое настроение улеглось, все вдруг, как по команде, взглянули в звездную синеву неба, — занятые разговорами, они только теперь услышали гул самолетов. Некоторое время они прислушивались к шуму моторов, потом оживленно заговорили:

— Наши!

— Вот разлетались!

— Каждую ноченьку!

— Хорошо, хлопцы, очень хорошо! — восторгался Камлюк, прислушиваясь к гулу моторов.

Он несколько минут мечтательно смотрел в небо, на самолеты. Они шли высоко, спокойно ныряя в прозрачных, разорванных ветром облаках, и постепенно скрывались вдали.

— Догоняй, Сенька, самолеты! — возбужденно проговорил Камлюк. — Сколько дел впереди, а мы тут тары-бары развели. Поехали!

Все заторопились.

И снова время от времени при встречах слышится на этой ночной партизанской дороге:

— Из отряда Ганаковича.

— Из отряда Зорина.

— Гарнаковцы.

— Поддубновцы.

И так почти на каждом километре, от деревни к деревне. Десятки встречных — и у всех разнообразные задания, большие заботы.

— Сколько нас! — обрадовался Злобич, откинувшись на спинку саней. — По какой дороге ни поедешь — везде наши. Из всех деревень выгнали гитлеровцев. Загнали их, как в западню, в Калиновку.

— Зверь в западне, но не добит. А для нас — это половина дела, — с ноткой неудовольствия в голосе отозвался Камлюк. — Знаешь, что мне сказали деды в одном колхозе? «Доколе, спрашивают, будете ездить вокруг Калиновки, почему не выгоняете из нее оккупантов?» Как тебе это нравится?

— Здорово! Радоваться надо таким требованиям!

— Конечно, радоваться. Только народу мало пользы от одной такой радости — нужны действия и действия!

— Так мы же не бьем баклуши. Каждый день, каждую ночь где-нибудь да ударим… Вот и сегодня наши у Заречья работают…

— Только бы успешно прошло! — подхватил Камлюк. Он мысленно перенесся к Заречью, увидел Струшню, который сгорбившись продвигается во тьме, ведя на врага партизан. — Я почему-то беспокоюсь… Понимаешь, что значит для нас ликвидировать зареченский гарнизон! Это же фундамент для будущего боя за Калиновку.

— Разобьют. Подготовка была проведена основательная. Да и руководство какое: Струшня повел!.. И Гарнак там, и Новиков… — Злобич бросил взгляд на желтый циферблат своих ручных часов. — Через сорок минут бой.

— Пусть будет тебе, Пилип, удача! — как-то таинственно произнес Камлюк, потом повернулся к Злобичу и добавил: — Знаешь, Борис, как много в моем сердце тепла к Пилипу Гордеевичу…

— Все партизаны готовы носить его на руках.

— Любят. И есть за что… Давно я с ним работаю вместе, хорошо узнал его. Трудолюбивый, вдумчивый и какой скромный… Работать с ним — одно удовольствие: с полуслова понимаем друг друга.

Камлюк умолк, задумался.

Лошади быстро пробежали кустарник и вынесли сани в открытое поле. С пригорков катились обжигающие волны студеного ветра. Справа промелькнула придорожная горбатая верба. Впереди в вихре снежной пыли замаячили крылья ветряной мельницы.

— Вот и родные места, — тепло проговорил Злобич.

— Да, считай, приехали. Минуем только Живой мостик, а там до деревни — рукой подать.

— Говорите — Живой мостик? — переспросил Злобич. — И вам он известен?..

— А что удивительного? Где только не ходил, куда не лазил! Особенно теперь, во время войны… Ну, и этот Живой мостик знаю… Он мне крепко запомнился. Здесь у меня когда-то было одно происшествие. Киномехаником тогда работал… Ехал в вашу деревню показывать кинокартину. Дело было вечером. Не заметил, что мостик поломанный… ну и ясно: и конь, и телега, и я с киноаппаратурой — полетели в ручей. Выбрался я из грязи, как черт, мазаный… Вот какую память оставил по себе этот мостик, — засмеялся Камлюк.

— А знаете, почему он называется Живым? — сдерживая смех, спросил Злобич.

— Рассказывали люди. Будто так называется родник, что вблизи, под пригорком.

— Правильно. И надо сказать, чудесный родник. Воду из него люди на лекарство берут.

— Пил изредка, когда проезжал по дороге. Вода исключительная. И, видимо, действительно в ней есть что-то целебное, — Камлюк помолчал, а потом горячо продолжал: — Земля наша, Борис Петрович, богата, но только мы ее еще недостаточно исследовали. Ну кто бы, скажем, когда-то мог подумать, что на поле вашего колхоза есть такие огромные залежи глины? А мы нашли ее, когда стали искать. Смотри, если бы не война, тут бы уже завод выстроили черт знает какой. Вот так и всюду. Надо больше искать, изучать. Признаться, я об этом часто думаю во время таких вот поездок… Кончится война — обеими руками возьмемся за это дело. Каждый кусок земли исследуем. Возьмем от нее все, чем она богата. И тогда увидишь, как заживут наши люди.

Злобич слушал Камлюка и не заметил, как въехали в деревню. Окрик патруля вывел его из задумчивости.

— Из какого отряда? — крикнул Сенька патрулю.

— Из дружины самообороны.

Камлюк, услышав ответ, с удовлетворением отметил:

— Кравцов старается: организовал охрану как следует.

Деревенская улица была завалена снегом. Где вдоль, где поперек ее пересекали покатые сугробы. А полевой ветер нес с огородов все новые волны снежной пыли и в бешеном вихре кружился у заборов и домов, мгновенно засыпал следы от полозьев и конских копыт. Увязая в снегу, кони храпели от напряжения. Против двора Злобичей снега было особенно много. Огромный сугроб почти до самого верха закрывал ворота, тянулся вдоль двора, гребнем, упираясь в забитые досками окна дома.

— Запустел двор, обезлюдел, — сказал Камлюк.

— Да… — ответил Злобич, сдерживая легкий вздох. — Вот уже больше года прошло, как он осиротел. Мать иногда навещает его и все рвется переселиться назад из Бугров.

— Не стоит торопиться, там спокойней.

Сани повернули в переулок, к пустующим помещениям бывших колхозных ферм. Камлюк и Злобич на ходу соскочили с саней и пошли ко двору Яроцких.

— Открывай, Борис, — сказал Камлюк, когда они остановились у ворот. — Ты ведь здесь, как хозяин.

— Сейчас.

Когда-то Борис знал секрет, как с улицы отпирать эти ворота. И теперь он немедля просунул руку в отверстие. Пальцами нащупал щеколду, отодвинул ее, затем отбросил кол-подпорку. И сразу ветер с огромной силой рванул ворота, ударил ими о стену клети. Борис услышал, как скрипнула в сенях дверь.

— Кто это тут хозяйничает? — послышался голос с крыльца.