Борис Витман - Синдром удава

А сколько раз нас, подростков, останавливала на улице, встречала после школы местная шпана. Выворачивали карманы, забирали все, что хотели. При малейшем сопротивлении избивали.

Упомянув о судимости отца за хранение браунинга, Комолов хотел показать, что «органам» все известно! Они вездесущи и всемогущи, противостоять им бессмысленно! В созданной таким образом атмосфере психологической безысходности (один из приемов психотронного воздействия) он перешел к подробному изложению моей биографии, составленной усилиями смершев-ских и лефортовских следователей в 1945 и 1947 годах. При этом особое внимание уделял расхождениям с газетной публикацией, игнорируя тот факт, что лефортовское изложение имело целью представить меня «изменником Родины», и поэтому в следственные протоколы умышленно не включалось все то, что противоречило полученной от высокого начальства установке. Пришлось напомнить ему об этом.

— Да, да! — с пониманием отозвался Комолов. — Я знаю, как тогда искажались показания, в каких условиях они подписывались подследственными, и потому не имел в виду воспользоваться ими.

Здесь он явно кривил душой. Я еще раз подчеркнул, что предвзятость следствия была предопределена подписями самого министра Абакумова и главного прокурора Вавилова на постановлении о моем аресте.

О том, какое влияние на ход следствия оказывала виза высокого руководства, говорит бывший военный прокурор Б. А. Викторов: «Постановление-справка на арест А. И. Солженицина была утверждена заместителем наркома Госбезопасности — Кобуловым, а санкция на арест дана главным прокурором Вавиловым. Коль арест санкционировался столь высокопоставленными фигурами, то весь нижестоящий аппарат, вся репрессивная машина до самого последнего «винтика» начинала крутиться до тех пор, пока человек не исчезал за колючей проволокой... Сами фамилии подписавших такую «справку» были приговором. (Книга «Без грифа секретности», 1990.)

— И все же, — не сдавался Комолов, — ряд заявлений, вызвавших гневные отклики и протесты ветеранов, требует опровержений...

— Какие, например?

— Прежде всего ваше утверждение о том, что Сталин собирался сам напасть на Германию, а Гитлер упредил его, хотя весь мир знает, что мы ни на кого не нападаем. Это Гитлер, нарушив договор, вероломно, без предупреждения напал на нас!.. — торжественно, как с трибуны, произнес Саша.

— То, что Гитлер первым нанес нам удар, это бесспорный факт. Но почему он это сделал и кто первым нарушил пакт о дружбе?.. Вы когда-нибудь пытались в этом разобраться самостоятельно? Представьте себе: двое соперников — один замахнулся дубиной, чтобы ударить, а второй опередил его. Кто же из них зачинщик?.. Кстати, о гневных откликах ваших ветеранов... Вот письмо, тоже ветерана войны, действительного участника тех событий. Прочтите, а копию можете взять с собой для товарища Крючкова и ваших разгневанных ветеранов... (текст письма привожу с незначительными сокращениями).

«О том, что мы готовились воевать с Германией, знали многие, в том числе и мы, курсанты 1-го Киевского артучилища, получившие звание лейтенантов 10 июня 1941 года. 13 июня я прибыл в 125-й артполк 81-й стрелковой дивизии, расположенной недалеко от Львова и от границы. Там стояла масса пехоты, танков бронемашин, артиллерии. Вспомнились слова, которые нам говорили командиры еще в училище, о том, что уже тогда вдоль всей западной границы сосредоточены наши войска, которые ждут революционной ситуации в Европе, и в первую очередь в Германии. Все они приведены в боевую готовность и по первому же сигналу двинутся вперед.через границу. При этом нам рассказывали такой анекдот: Гитлер спрашивает у Сталина: — “Зачем вы собрали столько войск на границе?” Сталин отвечает: “Для отдыха...” И в свою очередь задает вопрос: “А зачем вы подвели войска к границе?.. ” “А это для того, — отвечает Гитлер, — чтобы вашим войскам спокойнее отдыхалось”.

Говорить о том, что мы усиленно готовились к войне с Германией и могли даже напасть на нее первыми, было нельзя, и об этом нигде и никогда не писалось, потому что это опровергало бы утверждение, что мы понесли колоссальные потери в живой силе и технике в 1941 году якобы потому, что Германия напала на нас вероломно, внезапно, в то время как мы воевать с ней совсем не собирались и не были к войне готовы. Таким образом, внезапность для нас, если она и имела место, заключалась в том, что Германия нанесла нам удар раньше, чем это успели сделать мы. Нужно наконец сказать всю правду о минувшей войне...

В. В. Иванов, ветеран войны и труда.

397741, Воронежская обл., Бобровский р-н, с. Никольское».

И такая приписка:

«Уважаемый Борис Владимирович!

Ничего не имею против использования вами моего письма против ваших оппонентов, раз это нужно для установления истины о ВОВ.

В моем письме нет ни капли вымысла. Я даже помню фамилию комиссара, который на своих занятиях по основам марксизма-ленинизма сказал нам о том, что наше правительство и командование армией ожидают возникновения революционной ситуации в Европе. Это комиссар Полторак».

Было довольно любопытно наблюдать за реакцией Комолова — этого пришельца из прошлого. Надо отдать должное: годы работы в «органах» и соответствующее воспитание (отец — чекист со стажем) сделали Сашу почти невосприимчивым к инакомыслию (а может быть, просто к независимому, свободному осмыслению)...

Закончив читать, он попросился покурить... на лестничной площадке.

— Можете покурить в туалете, Саша, за одно и «жучка» для подслушивания поставите, — дружелюбно посоветовал я...

Я дал ему прочесть еще несколько писем, касающихся этой же темы, а также наших действительных потерь в войне и фальсификации исторических фактов. Он по-прежнему старался казаться непробиваемым, но было видно, что теперь это стоило ему усилий. Он как-то обмяк, хотел вытереть пот со лба, но вероятно, забыл носовой платок...

Он ушел ни с чем. Пообещал позвонить, оставил свой рабочий телефон, на случай, если я все же соглашусь помочь им...

Свое обещание он выполнил. Звонил чуть ли не каждый день в течение всей недели, даже в воскресенье. Все пытался повлиять на меня. А потом снова пожаловал домой. Было ясно, что на этот раз он прихватил бо-о-льшой «булыжник за пазухой»... Убедившись, что не собираюсь изменить свое решение, он нанес свой главный удар:

— Если не поможете нам, ваша книга не выйдет в свет!..

Он верно рассчитал, нашел самое чувствительное место. А скорее всего, действовал по заранее составленной схеме психотронного воздействия, при котором в более критической ситуации, чем моя, может появиться желание выброситься из окна или переселиться в иной мир другим способом, либо пойти на сделку с собственной совестью и принять их условия. Ни то, ни другое было для меня неприемлемо, даже тогда, когда ценой была свобода, а иногда и жизнь. Все это я постарался достаточно доходчиво ему объяснить. Он опять сник (еще бы, не сумел выполнить задание товарища Крючкова!).