Борис Витман - Синдром удава

Его жизнь была в руках тех, кто приписал себе все заслуги Сопротивления по освобождению Вены и повесил себе на грудь ордена и медали. По их версии, «лоцманами» были они, смер-шевцы, первыми якобы вступившие на улицы Вены. Сокол не устраивал их, как живой свидетель истины и как политический деятель, способный ■ помешать левым единолично захватить власть.

Конечно, исчезновение главы Сопротивления не могло пройти бесследно. Вот тогда-то по городу и был пущен слух, что Сокол то ли в Москве, где его готовят на должность нового главы правительства, то ли у американцев, которые собираются сделать то же самое».

И снова из высказываний Сокола:

— «То, что СМЕРШ приписал себе наши действия, я не знал, как и то, что меня якобы повесили эсэсовцы. Хотя, действительно, я был приговорен к смерти.

Меня ждала судьба Рауля Валенберга. Но Советская Армия второй раз спасла мне жизнь. Я помню это и буду помнить всегда. Мрачная встреча со СМЕРШем не изменила моего огромного уважения к русскому народу».

К сожалению, мы уже не сможем покаяться перед Раулем Валенбергом, перед тысячами польских офицеров, уничтоженных энкаведистами в Катынском лесу, так же, как и перед миллионами других невинных жертв ВЧК-НКВД-КГБ-СМЕРШа и их крестных отцов в КПСС. Впору, пока не поздно, покаяться бы перед случайно оставшимися в живых...

И еще из публикации Геннадия Жаворонкова:

— «Борис Витман остался жив, как уникальный свидетель немецко-австрийского Сопротивления нацизму. Его рассказу просто невозможно было бы поверить, если бы все это не подтвердил руководитель австрийского Сопротивления Карл Сцоколль».

Третья публикация принадлежала известной журналистке и драматургу Ольге Кучкиной: «Между жизнью и СМЕРШем оказался советский разведчик» («Комсомольская правда», 5.01.91). Очерк начинался вступительным словом участника Отечественной войны, офицера разведбата танкового корпуса Теодора Вульфовича (он же был первым рецензентом моей книги):

«Жарким летом 1986 года в редакции журнала “Новый мир” ко мне обратились с вопросом: а не могли бы вы прочесть и отрецензировать одну странную рукопись о войне и разведке?..

Я начал читать и с первых страниц влип. Не литературный стиль и не страсти смертельных ситуаций поразили меня — этими прелестями переполнена почти вся наша художественная проза о войне. Меня зацепила безукоризненная правдивость каждой строки, написанной человеком, пропахавшим все ступени этой адовой лестницы. Удивительным было то, что он сам себя назначил разведчиком!. Ведь в разведшколе фронта он обучался всего три недели и готовился к использованию в операции по освобождению Харькова.

Когда мне возразили в редакции журнала: но ведь это невиданное, неправдоподобное везение, я ответил: да, невиданное. А вы бы хотели, чтобы ему хоть один раз не повезло? Чтобы его хоть раз убили?.. Вам это хочется?.. Все, кому хоть один раз не повезло в схожих ситуациях, мертвы. И не могут рассказать ничего».

В самом очерке не столько события и драматическая пружина, сколько психологический портрет человека в экстремальных условиях.

Автор очерка утверждает: «Борис Витман всегда оставался суверенной личностью в тоталитарном государстве... Ознакомление с его рукописью дает представление о нем, как о человеке глубоко порядочном, искреннем, способном на невероятные поступки молодом двадцатилетием человеке со своеобразным, гибким, аналитическим умом... Он не лжет даже в деталях, потому что дело не в том, чтобы не лгать кому-то. А в том, чтобы не лгать самому себе. Это труднее»...

На мои возражения по поводу незаслуженной, на мой взгляд, героизации моей персоны, авторы очерков обычно заявляли примерно одно и тоже: «Нам виднее!»...

После этих публикаций пошло множество самых разнообразных писем. Все «за» были действительно разные и, видимо, затрагивали авторов лично, под самый корень. Все «против» — удивительно одинаковые, с налетом ненависти и «обличающие»: «Не было!.. Ложь!.. Клевета на действительность!.. Интересно, какой национальности?.. Не еврей ли?..» — вплоть до знакомого и родного, самого простого и распространенного — «Под суд его!.. Ату!»

Пошли письма в КГБ и во всякие другие «инстанции», с требованиями немедленной расправы!

Все это не могло остаться без внимания КГБ... И оно среагировало... Но об этом чуть позже.

Тем временем моей историей заинтересовались в дирекции Музея Отечественной войны на Поклонной. Через Сокола я помог нашему музею установить контакт с документальным архивом австрийского Сопротивления в Вене. Оттуда был получен ряд документов, подтверждающих то, о чем написано в очерках и моей книге. Позже, в год пятидесятилетнего юбилея нашей Победы, в Гвардейском зале музея, на стенде № 46 появилась моя фронтовая фотография и секретная карта вермахта обороны Вены, доставленная через линию фронта в штаб 3-го Украинского фронта незадолго перед началом операции по освобождению столицы Австрии. Фотография действительного героя австрийского Сопротивления, чьи действия сохранили Вену и многие тысячи жизней наших воинов, — Карла Сцоколля появилась на стенде только после моего настоятельного требования.

Еще одно свидетельство из переписки К. Сокола с заместителем директора Центрального музея ВОВ Григорьевым В. А. Вена 15.01.1991:

«Передайте Борису Витману сердечный привет и сообщите, что я посетил Вальпургу Венграф. Она подтвердила участие Бориса вместе с ней в движении Сопротивления. Группа Кралля, к которой они относились, была одной из групп, участвовавших в осуществлении моей акции».

С Соколом у нас поддерживалась переписка. В одном из писем он сообщил, что имел разговор с Европейским издательством [30] Europa-Verlag. на предмет издания моей книги в Австрии и что получено предварительное согласие. Однако издательство хотело бы сначала познакомиться с содержанием книги, получив несколько отрывков, переведенных на немецкий язык, а еще лучше изданный у нас экземпляр книги.

После сигнального экземпляра прошло уже порядочно времени, а выпуск тиража почему-то задерживался. Ссылались на финансовые затруднения. Нечем было заплатить за картон для жесткого переплета. Я согласился на мягкий, но и на него не нашлось. Потом выяснилось: издательству мягко намекнули: деньги у вас будут, но не на издание этой книги, а других... Объяснить толком кто «намекнул», так и не смогли, или не решились...

Опубликовать рукопись удалось только в 1993 году в казанском издательстве «ЭЛКО». Но когда часть тиража (25 тыс. экземпляров) была уже напечатана, у издательства не оказалось денег, чтобы выкупить книги у типографии. Выручили московская контора «Норильск-никель» и фирма «Юлия». Они перечислили издательству нужную сумму, и в Москву в распоряжение этих спонсоров поступило восемь с половиной тысяч книг.