Герман Вук - Бунт на «Кайне»

— Господи, Мэй, конечно я верю тебе…

— Не думай, что он не пытался, Бог этому свидетель, и не продолжает настаивать, как он это умеет. Но есть одна загвоздка. Он действительно хочет жениться на мне. И он не какой-нибудь студентик, которому дай только потискать. Но он, кажется, еще не разведен. А у меня предрассудки католички. Не могу ложиться в постель к женатому человеку. Кто бы этому поверил? Вот и нет смысла тебе…

— Мэй, можем мы увидеться сегодня после концерта?

— Нет, Уолтер устраивает небольшой прием.

— Тогда завтра утром?

— Господи, утром!

— Днем!

— Ты все думаешь, что ты еще на флоте. Что делают цивилизованные люди днем?

— Занимаются любовью.

Она вдруг от всей души засмеялась.

— Глупый. Я сказала — цивилизованные люди, а не французы. — Она посмотрела на него с озорством, как прежде, когда они бывали вместе. — Знаешь, ты все такой же прежний Вилли, несмотря ни на что. А поначалу был так грозен…

— Это все твои волосы, Мэй. Они вывели меня из себя. У тебя же были самые красивые в мире волосы…

— Я знаю, что они тебе нравились. Это была идея Уолтера. Здесь он безжалостен. Изучил статистику и все такое. Все любят, чтобы певички были блондинками, и все тут. — Она поднесла руки к волосам. — Неужели это так ужасно? Я похожа на шлюху, что ли?

— Милая, любимая моя, если хочешь, оставайся навсегда блондинкой. Я даже не знаю, на кого ты похожа. Я просто люблю тебя.

— Вилли, как ты чуть не погиб? Что произошло?

Он рассказал историю с камикадзе, следя за выражением ее глаз. Оно было ему знакомо.

— И… и потом ты написал это письмо?

— В ту же ночь.

— И ты наутро не передумал?

— Как видишь, Мэй. Я даже пытался звонить тебе из Пёрл-Харбора…

— Странно, что ты зовешь меня Мэй. Я уже привыкла к Мари.

— Видишь, я получил это за мой выдающийся героизм. — Он вытащил Бронзовую Звезду из кармана и открыл коробочку. Глаза Мэй сверкнули от восхищения.

— Возьми ее себе.

— Мне? Ты с ума сошел!

— Я хочу, чтобы она была у тебя. Это единственное, что мне удастся получить за все, что было…

— Нет, Вилли, нет…

— Пожалуйста…

— Не сейчас. Спрячь ее. Не знаю, может быть, в другой раз… Спасибо, но спрячь ее в карман.

Он положил медаль в карман, и они посмотрели друг на друга.

Немного погодя она сказала:

— Ты не знаешь, о чем я сейчас думаю.

— Я надеюсь на лучшее.

— Мы могли бы поцеловаться еще раз. Уж если ты такой герой.

Она встала, распахнула полы его плаща и, прильнув к нему, прижалась губами к его губам. Уткнув лицо в его плечо, она стала тихо говорить:

— Я прежде всего думала о том, как хорошо было бы иметь от тебя детей… Ничего подобного я не чувствую к Уолтеру — то совсем другое… Вилли, для этого надо иметь железные нервы и… и потом, ты никогда не сможешь забыть Уолтера… да и я не забуду… честно говоря, ты был жесток со мной. Я уже совсем было пришла в себя, пока час назад не явился ты…

— Ты была счастлива?

— Счастлива? Счастье бывает, когда руки-ноги целы, насколько я знаю. — Она заплакала.

— Клянусь, ты не права, Мэй.

Внезапно она отстранилась от него и вытащила зеркальце из кармана пальто.

— Боже, если Уолтер увидит меня в таком виде, что тогда начнется…

Она усердно заработала, наводя красоту.

— Вилли, ты — дьявол какой-то, ты приносишь мне одни беспокойства. Ты мое наваждение. Облачка пудры слетали с пуховки. — Представляю себе, как бы ты хотел, чтобы твои дети были католиками! Дочитав до этого места в твоем письме, я заплакала — такой абсурд… О каких детях может быть речь?.. Посмотри мне в глаза. Выжженная пустыня…

Несколько музыкантов прошли за занавес на сцену. Мэй оглянулась на них через плечо. Улыбка погасла, и ее лицо приняло деловое выражение. Она спрятала пудреницу. Вилли спросил скороговоркой:

— Я увижу тебя завтра?

— Ну конечно, почему бы нет? Закажем ленч на двоих. Но в половине четвертого я должна быть в студии грамзаписи.

— А завтра вечером?

— Вилли, не дави на меня. И перестань строить всякие планы. Этот разговор ни к чему хорошему не привел… У меня голова пошла кругом, но это ничего еще не значит… Послушай, сделай одолжение, сотри помаду… — Она еще раз с беспокойством оглянулась на музыкантов.

Он сделал шаг в ее сторону и сказал тихо:

— Я люблю тебя. Мы будем счастливы. Не богаты, а счастливы. У нас не будет двухсот пятидесяти в неделю, но мы будем счастливы. Счастливы в любви.

— Счастливы, говоришь? Ну, до завтра.

— Я люблю твои глаза, твое лицо, твой голос, твои губы. Я не хочу расставаться с тобой. Пусть это будет завтрак, не ленч, завтрак в семь утра. Я перееду в твой отель, чтобы быть с тобой рядом…

— Нет-нет, никаких завтраков. Не надо сюда переезжать. Не сходи с ума. Война окончилась, времени хватит, и утром, и вечером. Вилли, перестань так смотреть и уходи, Бога ради, мне же еще надо работать… — Она резко повернулась, вся дрожа, и пошла на сцену, зябко кутаясь в пальто.

Дверь открылась, и вошел Уолтер Фезер.

— Ну как дела, лейтенант? Если вы хотите увидеть парад, то они уже идут по Пятой авеню. Уже слышно, как бьют барабаны.

На мгновение их взгляды встретились, и на лице музыканта мелькнуло выражение, напомнившее ему вдруг Тома Кифера — то ли присущая ему снисходительная ирония, а может быть, скрытая под внешней развязностью слабость. Это его ободрило. С Кифером он мог вполне потягаться.

— Благодарю вас, Фезер. Пожалуй, пойду взгляну. — Он посмотрел на сцену. Мэй наблюдала за ними, держа в руках ноты. Он махнул ей на прощанье, и она слегка кивнула в ответ. Вилли вышел на улицу.

Звуки духового оркестра эхом повторялись в переулках. Он поспешил на Пятую авеню, протиснулся сквозь толпу к краю тротуара и стал смотреть на проходящие мимо синие ряды военных моряков. Музыка заставила Вилли расправить плечи и ощутить на них плотный капитанский плащ. Он не сожалел о том, что стоит в стороне. Его голова была занята предстоящей ему борьбой. Он добьется, чтобы Мэй стала его женой. Он еще не знал, что ждет их обоих, и даже не был уверен в том, что они будут счастливы, да это и не занимало его. Он только знал, что Мэй станет его женой.

Над колоннами победителей в воздухе плыли обрывки бумаги. Они то и дело опускались вниз и касались лица последнего капитана «Кайна».

«Мэйфлауэр» — английский корабль, с прихода которого в Америку (1620) ведется отсчет истории США.

То есть Мэй еще нет 21 года.

Рождественская песнь в прозе. Святочный рассказ с привидениями.

«Якорь поднят» — марш ВМС США.

Джон Пол Джонс (1747–1792) — во время войны за независимость командовал различными кораблями американских колонистов.