Илья Маркин - Впереди — Днепр!

С востока, со стороны города Богодухов, куда направились все корпуса и бригады танковой армии Катукова, доносилась сильная канонада. Видимо, и там противник начал оказывать серьезное сопротивление.

— Черт знает что, — падая рядом с Поветкиным, озлобленно проговорил Лесовых, — я был и в первом и в третьем батальоне. Сила огня неимоверная. Кажется, сплошь пулеметы и пушки понаставлены.

— Как наши? — встревоженно спросил Поветкин.

— Рвутся вперед, но…

Лесовых смолк, рукавом гимнастерки вытер вспотевший лоб и, склонясь к уху Поветкина, вполголоса сказал:

— Уже полсотни раненых. Два взводных командира погибли. Еще одна такая атака и…

Он опять не договорил, судорожно дернул головой и беспокойно взглянул на Поветкина.

— Может, до ночи подождать, — помолчав, сказал Лесовых и сам же отверг свое предложение:

— Никак нельзя. Еще часа четыре светлого времени. Это же задержит все, что позади нас.

— Нет, нет, — согласился Поветкин, — нужно брать до темноты. Но как, как? — с отчаянием воскликнул он. — Если бы танки были, а они ушли на Богодухов и Харьков.

— Что это? — вскрикнул Лесовых, напряженно прислушиваясь. — Стрельба в селе. Кто же это?

Из укрытого садами села отчетливо доносились автоматные очереди, треск одиночных выстрелов, приглушенные взрывы гранат. Не успели Поветкин и Лесовых определить, что произошло, как впереди, где лежали стрелки первого батальона, взвилось раскатистое «ура», и широкая цепь всех трех рот россыпью бросилась к селу. Все резче и ожесточеннее хлестали автоматные и пулеметные очереди, перекатывались из края в край села гулкие взрывы, где-то позади церкви взметнулся черный клуб дыма и жарко запылали длинные языки пламени.

— Паника в селе, — поспешно прокричал по телефону Чернояров, — видимо, наши партизаны там. Мои роты уже ворвались на окраину.

Пожар в селе все разрастался. Рванул в небо второй клуб смрадного дыма. Из лощины к северной окраине, не ожидая команды, хлынули стрелки второго батальона.

По всему селу вразнобой ударили фашистские артиллерия и минометы, а из дальних садов и с высот на окраинах высыпали темные фигурки вражеских пехотинцев.

Группами и в одиночку они бежали прямо полем, видимо, намереваясь скрыться за холмами.

— Я в село, там сейчас самое главное, — прокричал Лесовых, выскакивая из окопчика.

— Подожди, вместе поедем, — остановил его Поветкин и вскочил в подъехавший вездеход.

Всего несколько минут назад безлюдное село кишело народом. Из подвалов и щелей вылезали женщины, детишки, старики, спеша навстречу бежавшим солдатам, обнимая и задерживая их.

— Наступать по левой дороге, не задерживаться. Не дать противнику опомниться, — приостановив машину, крикнул Поветкин командиру третьего батальона и положил руку на плечо Лесовых. — Иди во второй батальон. Наступать прямо через лес. Я выскочу на окраину и туда подтяну всю артиллерию.

Лесовых одним махом выпрыгнул из машины и бросился на северную окраину, где еще не утихла беспорядочная стрельба.

Поветкин тронул машину, но тут же остановился. К нему, широко разбрасывая ноги, бежал Чернояров.

— Все кончено, — на ходу крикнул он, — село занято. Первая и третья роты вышли на южную окраину. Вторая проверяет дома и сады. Врача нужно. У партизан раненые…

— Немедленно за врачом и санитарами, — приказал Поветкин шоферу.

В суматохе Поветкин не сразу разузнал, что же произошло в селе и кто открыл в тылах противника такую спасительную для полка стрельбу.

— Так где же партизаны, вы видели их? — спросил он Черноярова.

— Да партизан-то, собственно, только четверо: девушка и три парня, двое из них ранены. Они уже несколько дней скрывались здесь в селе, ну, собрали вокруг себя молодежь, несколько стариков, раздобыли немецкие автоматы и, когда мы подошли, решили ударить гитлеровцев с тыла.

— Товарищ подполковник, товарищ подполковник, — испуганным воплем прервал рассказ Черноярова ординарец Поветкина. — Военврач… Доктор… Ирина Петровна убита.

— Ирина Петровна, — забыв обо всем, вскрикнул Поветкин. — Где? Как?

— Там, партизан раненых перевязывала. Вышла из дома… Два снаряда… И…

Не дослушав ординарца, Поветкин бросился к дому у церкви.

Под сенью тополей у дома грудилась пестрая толпа военных и гражданских. Заметив бежавших офицеров, толпа расступилась, и Поветкин увидел санитарные носилки на земле и лежавшую на них Ирину. Военфельдшер Пилипчук и Марфа с Валей что-то делали, склонясь над ней.

Едва взглянув на лицо Ирины, Поветкин сразу понял, что судьба ее решена. Всегда нежные, с крохотными ямочками щеки ввалились, наливаясь мертвенной синевой. Полные розовые губы почернели, не закрывая ярко белевших зубов. Тусклые глаза смотрели отчужденно.

— Сергей Иванович, — увидев Поветкина, едва слышно прошептала она, — как все нехорошо, Сергей Иванович, раненых столько, а я вот…

Она пыталась поднять руку, но не смогла, обессиленно закрыла черные веки, и по щеке покатилась слеза.

— Ничего, Ирина Петровна, — с трудом подавляя страшную тяжесть в горле, проговорил Поветкин, — сейчас хирурга вызову, в госпиталь отправим…

— Пульс исчез, — держа руку Ирины, прошептал фельдшер Пилипчук.

— Да делайте, делайте что-нибудь! Спасайте, что вы шепчете, — отчаянно закричал на него Поветкин, но Пилипчук только ниже склонил голову, выпустил из своей руки безвольно упавшую на грудь Ирины ее руку и, видимо, так же с трудом владея собой, медленно снял фуражку. В толпе кто-то всхлипнул, и сразу же в несколько голосов пронзительно зарыдали женщины.

Поветкин, шатаясь, вышел из толпы.

— Сережа, — позвал его страшно знакомый, словно звучавший из какого-то потустороннего мира женский голос.

Поветкин ошеломленно остановился, встряхнул головой и испуганно осмотрелся. Никого из женщин поблизости не было.

— Сережа, — уже отчетливее, яснее и ближе раздался все тот же, удивительно знакомый голос.

Поветкин повернулся вправо и замер. Прямо к нему, от дома, где лежали раненые партизаны, бежала Нина.

Развертываясь все шире, наступление советских войск неудержимо катилось к Днепру. Пятого августа, через два дня после начала наступления Воронежского и Степного фронтов, Москва салютовала своим доблестным сынам, освободившим от гитлеровцев Орел и Белгород. В середине августа под городами Богодухов и Ахтырка продвижение советских войск замедлилось. Гитлеровское командование, собрав все свои резервы, нанесло в этом районе несколько сильных контрударов, пытаясь удержать Харьков и не допустить советские войска к берегам Днепра. Целую неделю западнее Харькова кипела ожесточенная борьба с фашистскими танковыми дивизиями. В это время дивизии Степного и Юго-Западного фронтов с трех сторон надвигались на Харьков, окружая оборонявшуюся там группировку из шестнадцати вражеских дивизий. В это же время, в третью неделю августа, правофланговые армии Воронежского фронта нанесли новый удар у города Сумы и начали стремительно продвигаться на юго-запад между реками Ворскла и Псел, глубоко обходя группировку фашистских танковых дивизий между городами Ахтырка и Богодухов. В начале двадцатых чисел августа советские войска, заняв города Зеньков, Ахтырка и Котельва, поставили под угрозу полного окружения и эту фашистскую группировку. 22 августа, стремясь любой ценой спасти свои войска, Гитлер отдал приказ об отходе к Днепру. А 23 августа Москва вновь озарилась залпами салюта, отмечая освобождение Харькова.