Борис Бурлак - Левый фланг

— Я буду у себя, — сказал он Головному и хотел было уйти, чтобы не встретиться с Некипеловым. Но дверь широко распахнулась перед самым его лицом, и у порога остановился командир дивизии.

— А я за тобой посылал, Иван Григорьевич, — сказал комдив, протягивая руку.

— Входите, через порог нельзя.

— Ишь ты, какой суеверный! Но мы и без того часто схватываемся, так что порог здесь ни при чем.

Строев отметил для себя, что генерал в отличном расположении духа. Он, казалось, помолодел сегодня. Тщательно выбрит, в парадной форме, и весь как-то высвечен генеральским золотом.

— Где пропадал, Иван Григорьевич?

— Позволил себе роскошь — прогуляться часок в окрестностях поселка.

— Гулять-то гуляй, да посматривай, здесь могут быть противотанковые мины.

— Для меня достаточно и одной противопехотной.

— Все шутишь.

— Мины прячутся под снегом, а проталин они боятся.

— Я вполне серьезно. — Комдив расстегнул шинель, закурил и покосился на Головного.

Капитан понял, что он лишний. Встал, аккуратно сложил гармошкой свою карту.

— Есть новость для тебя, — сказал Бойченко, когда Головной ушел. — Не догадываешься какая? Что видел во сне сегодня?

— Воевал.

— Война, согласен, будет сниться теперь всегда. А новость такого свойства: звонил командующий фронтом. Чуть свет поднял с постели. Начал с того, что объявил благодарность дивизии за жесткую оборону под Секешфехерваром. Лично звонил, понимаешь?

Строев утвердительно наклонил голову.

— А потом стал расспрашивать о тебе. Я доложил все, что его интересовало. Просит тебя приехать на КП фронта. Не приказывает, а просит. Понимаешь? — Он немного выждал, какое это произведет впечатление на Строева.

Но тот лишь снова кивнул в ответ: ну да, конечно, понимаю.

И тогда он зорко глянул на него из-под кустистых сдвинутых бровей и вдруг взорвался:

— Это черт-те что, Иван Григорьевич! Воюем мы с тобой без малого два года, а совершенно не знаем друг друга! Разве ты не мог сказать мне раньше, что учился вместе с ним в академии? Какая скромница! Нет, Иван Григорьевич, ты просто опасный человек. Ты хитрый!.. — Он мелкими шажками ходил по комнате, распахнув парадную шинель, и, подергивая плечами, бросал наотмашь первые попавшиеся слова. — Ну чем ты сейчас будешь оправдываться? Нет, это не по-товарищески! Ходить два года с камнем за пазухой — это уж слишком!..

Беззвучно приоткрылась дверь: Некипелов молча прошел к своему столу, скинул дубленый полушубок на спинку стула и с чрезвычайно важным видом стал разбирать бумаги на столе. Строев невольно проследил, как переменился он в лице, увидев письмо Санникова, которое тут же сунул в стол. Но Некипелов был рад тому, что между комдивом и заместителем происходит какой-то крупный разговор, — в уголках его тонких губ теплилась довольная ухмылка.

— Нет-нет, я такого номера от тебя не ожидал! — Бойченко словно и не обратил внимания на Некипелова, однако перешел на веселый, шутливый тон.

Строев выждал паузу, спросил:

— Может быть, Василий Яковлевич, вы назовете хотя бы один случай, когда я воспользовался этим к а м н е м?

— Помилуйте, такого не бывало!

— Вот видите. А камни за пазухой носят для того, чтобы их бросать в удобные, подходящие моменты.

— Допустим. И все же это, конечно, не по-товарищески. — Бойченко круто повернулся к начальнику штаба, занятому своим делом. — Понимаешь, Дмитрий Павлович, наш уважаемый полковник Строев, оказывается, друг-приятель маршала Толбухина, учились вместе в академии, а мы с тобой ничего не знаем! Как тебе это нравится?

Сначала на лице Некипелова появилось знакомое — «час от часу не легче», но оно тут же сменилось другим, искусным выражением мягкого укора. Такую игру смешанных чувств не раз наблюдал Строев у наштадива, однако сейчас он подивился его мимикрии. Артист да и только.

— Какой вы, Иван Григорьевич, затворник, а! — действительно с тонким артистизмом заговорил начальник штаба. — И любите же вы преподносить сюрпризы.

— Оставим, товарищи, этот разговор, — сухо сказал Строев.

— Когда поедешь к нему? — уже деловым тоном спросил комдив.

— Можно выехать завтра.

— Нет, зачем же, поезжай сегодня. Не надо откладывать. Возьми мою машину — и в путь-дорогу. Вернешься, тогда я отправлюсь на денек в Будапешт. Надо посмотреть, как там, что там. Кто-нибудь попросит после войны рассказать о Будапеште, а я видел его только на фотографиях. Стыдно будет. Раз дивизия попала в будапештский приказ товарища Сталина, надо хотя бы побродить по городу на правах туриста. Как ты считаешь?

— Верно.

— Так вот и воюем: вокруг да около столиц! Бухарест обогнули стороной, Софию — тоже, в Белграде побывали после шапочного разбора, а вместо Будапешта угодили под Секешфехервар. — Он разговорился, прочно оседлав своего любимого конька.

Строев выехал под вечер. Быстроходный «оппель» азартно, с норовом бежал по накатанной дороге, как застоявшийся в станке призовой рысак. Дорога разматывалась по берегу Дуная, где часто попадались за кюветами, в упор расстрелянные «тигры», простые и «королевские», вперемешку с «фердинандами», «пантерами» и прочими диковинными экземплярами из танкового з о о п а р к а Гитлера. Навстречу и в обгон шли грузовики, санитарные машины, виллисы. На шоссе было очень оживленно. Но это оживление вовсе не походило на то, которое предшествует наступлению на фронте, когда идет массовая перегруппировка войск с ее вечными заторами и пробками на перекрестках, у мостов, при въездах в села, запруженные автомобильными обозами. Это было совсем другое. Да, и на войне случаются такие вот деньки, после только что одержанной победы, когда на всех большаках никто не думает о маскировке, не поглядывает в небо, — противнику сейчас не до того, противник не опомнился еще от последнего удара. И победители шлют в армейский тыл порожние грузовики за продовольствием, боеприпасами, снаряжением, а оттуда, из войскового тыла, едут, едут в линейные дивизии и на притихшую передовую офицеры-операторы, офицеры связи, артснабженцы, трофейные команды, военные корреспонденты. Всяк хочет побывать на переднем крае в это междубурье, чтобы потом, при случае, сказать, что и он тоже облазил все траншеи такого-то полка такого-то знаменитого гвардейского соединения. Ну и, конечно, боевые командиры, в честь которых недавно прозвучал приказ Верховного, торопятся взглянуть на очередную европейскую столицу. Оттого и празднично сегодня на придунайском тракте. Люди в такие дни становятся добрее, внимательнее друг к другу, учтиво уступают путь и, как старые знакомые, приветственно машут встречным в ветровые стекла. Победа сама регулирует движение, и девушкам-регулировщикам вольготно нести службу: столько улыбок со всех сторон, что как ни старайся быть серьезной на посту, обязательно улыбнешься кому-нибудь в ответ, позабыв про свои флажки.