Анатолий Медников - Открытый счет

— Мама! — крикнул Бурцев, собрав последние силы. — Мама моя родная!

И Бурцева не стало. Но тело его ещё стояло ногами на земле.

Разведчики по другую сторону проволоки видели, как Бурцев вытянул правую руку вперёд, словно бы ощупывая пространство, потом сделал шаг, на мгновение застыл в ярком луче замершего вместе с ним прожектора и рухнул лицом в траву…

Сосновый лес, подступавший к городу с юга, обрывался у шоссе, за которым тянулись голые поля, перемежающиеся отдельными каменными строениями. Здесь Зубов и Вендель с глубоким вздохом сожаления оставили за спиной последнее укрытие — придорожные кусты — и вступили на широкую, открытую дорогу.

— Дорога к жизни или на эшафот, — сказал Зубов, принуждая себя к шутке, чтобы смягчить тошноватый приступ страха.

Метрах в ста от них налево виднелся дорожный щит с надписью: „Schwedt“.

— Вот он! — шёпотом произнёс Вендель.

Они всё ещё не решались двинуться по дороге и несколько минут наблюдали за тем, как резиновой, тягучей лентой тянется по дороге колонна беженцев. Сколько таких колонн видел Зубов там, к востоку от Одера, но никогда ещё не стоял он вот так, как теперь, в штатском платье, испачканный после боя в лесу, небритый, не то немец, не то пригнанный в Германию иноземец, бредущий на запад вместе с хозяевами, на которых работал.

С той самой минуты, как закончился бой и группа Зубова с присвоенным ей кодовым названием „Бывалый“ уже без сопровождающего отряда разведчиков продолжала свой путь, Зубова не оставляло ощущение человека, словно бы выброшенного с корабля на остров, где живёт незнакомое и враждебное племя. Корабль скрылся за горизонтом, а Зубов и Вендель должны незаметно раствориться в этом племени, ежеминутно рискуя быть опознанными и убитыми.

Да, конечно, под пиджаками у них пистолеты, есть и парочка спрятанных гранат, но это лишь средство достойно умереть и не сдаться живыми эсэсовцам.

Немцы здесь, за Одером, выглядели иначе, чем на земле, освобождённой советскими войсками.

Вот сидят они наверху гружёных повозок, зорко, хозяйским глазом следя за своим скарбом и живностью. Мычат коровы, блеют овцы, кудахчут куры, кричат дети и лают собаки, носясь вокруг лошадей. Обгоняя телеги, по шоссе пронёсся красивый чёрный шарабан с кучером, куртка которого отливала позолотой, за отдёрнутой занавеской мелькнуло лицо дамы, она прокричала что-то лакею на запятках, держащему в руках связанную чёрную овцу. И шум, грохот, вопли, как будто катится по дороге цыганский табор.

— Неужели это немцы?! — спросил Вендель.

Он стоял рядом, и Зубов чувствовал теплоту его плеча и видел его глаза, в которых застыло удивление и усталость и ещё отблеск той внутренней боли, о которой Зубов мог только догадываться.

— Неужели это немцы? — повторил Вендель. — До войны такое можно было увидеть только в кинофильмах о золотоискателях, о переселенцах, где-нибудь на американском диком Западе. Но здесь у нас, в Германии. Дико!

— Это немцы, Вендель, и тем опаснее, что страна охвачена психозом страха и подозрительности. А нам надо идти к Шведту, — сказал Зубов.

— Вы больше помалкивайте, говорить буду я, запомните, вы русский, пригнанный на работу. Откуда? Ну, скажем, из Сухиничей. Держитесь спокойнее, но не слишком равнодушно. Равнодушие всегда подозрительно. Итак, пошли, — сказал Вендель и шагнул на дорогу.

В толпе беженцев никто не обратил на них внимания. Полицейские на шоссе встречались редко, было много военных, особенно из гитлерюгенд, пятнадцатисемнадцатилетних подростков в коричневых рубашках или зелёных френчах. Худые мальчишеские шеи выглядывали из-под стоячих воротников, тонкие руки держали автоматы, почти у всех были лихо сдвинуты набекрень пилотки, и лица выражали любопытство, азарт и напускную решимость.

Знавший о гитлерюгенд по документам, Зубов воочию увидел этих мальчишек и рядом с ними фольксштурмовцев. Молодость нации и её дряхлость, облачённые в военные мундиры! Это их имел в виду Геббельс в своих воззваниях, когда кричал, что наконец-то начинается настоящая тотальная война. Молодое поколение немцев, ставшее первой жертвой нацистской лжи, здесь, под Берлином, окажется и последней жертвой войны.

Гитлерюгенд, фольксштурм, колонны, колонны! Зубов знал, что гражданское население Шведта почти всё разбежалось. Окрестности опустели, земля во многих местах оказалась затопленной после взрывов дамб на каналах. Запустение.

— Работа эсэсовцев! — мрачно оглядываясь вокруг, пробормотал Вендель.

Он уверенно шагал по шоссе, лишь иногда обмениваясь с едущими на запад короткими фразами. Никто не спрашивал у них, зачем они идут в Шведт. И Зубов подумал, что немецкие мужчины и женщины потеряли интерес ко всему, что не касалось сохранения маленького беззащитного ручейка их собственной жизни в этом мутном, бурном, нескончаемом потоке людского несчастья, который заполнил собою до краёв все дороги Германии.

Перед самым городом Зубов предложил свернуть в лес, примыкавший к окраине Шведта. Здесь Вендель зарыл под сосной свою рацию. На дороге перед самым городом могли оказаться посты заградительных отрядов.

Затем, минуя маленькие озерца, разведчики проникли на улицы Шведта с их небольшими особняками, сложенными, как и почти все старинные дома в Германии, из тёмно-красного кирпича.

Тихие улицы вели к центру города и его торговому центру. Там на площади возвышалось видное издали конусообразное, с острым шпилем здание ратуши. Как и все малые города Померании, Шведт как бы каменными кругами разрастался от базара, как от эпицентра жизненных интересов населения.

— Смотрите, Александр Петрович, сколько в Шведте пивнушек, — сказал Вендель, когда они шли по улице к ратуше. — Уйма!

— А промышленности никакой. Церкви и пивные.

— Мы, немцы, обожаем пиво. Немецкая пивная — это ведь больше чем, как это по-русски, „забегаловка“. Это и клуб, и маленький театр, и микропарламент. Споры, новости, вырабатывается общественное мнение.

— А мюнхенскую пивную помните, где выступал Гитлер? Надо бы после войны это здание сжечь, а пепел развеять.

— Да, верно, а всё же мы, немцы, любим пиво…

…От окраины до центра ходьбы не больше пятнадцати минут. Чем ближе к центру, тем больше разрушенных домов. От бомбёжки и взорванных нацистами. Они выполняли директиву о выжженной земле.

Вендель подсчитал — разрушенным оказывался чуть ли не каждый третий дом. Город поредел, словно бы его проборонили взрывами.

— Работа эсэсовцев! — снова с ненавистью пробормотал Вендель.

Группа „Бывалый“ шла в город, чтобы разведать инженерные сооружения противника, систему зенитной обороны. Дивизия Свиридова стояла как раз напротив этого города. С фронта ли, с флангов, а именно ей придётся брать Шведт. Так думал Зубов.