Леонид Ленч - Из рода Караевых

— Что нужно? — сурово говорит женщина.

Растерявшись от этой суровости, Галя выпускает из рук Вальку. Валька тяжело плюхается на пол. Вскрикнув, женщина роняет тарелку с кашей — тарелка разбивается, и начинается нечто невообразимое.

Валька ревет во все горло, хоть он и не ушибся, а только слегка испугался; женщина кричит и ругается, потому что ей жалко каши; а девочки говорят обе вместе — пытаются объяснить пострадавшей свое вторжение в ее квартиру.

— Мы из восьмого подъезда! Вы семья фронтовика?.. Мы пришли вам помогать… Не стесняйтесь, пожалуйста.

— Постеснялись бы сами! — бушует женщина. — Всю кашу мне погубили!.. А ну марш отсюда!

Девочки поднимают ревущего Вальку и быстро бегут вниз по лестнице.

На площадке третьего этажа они останавливаются, и Галя Кусихина говорит:

— Это все из-за Вальки. Ест, ест — вот и стал такой тяжелый, что на руках не удержишь! Да не реви ты, ради бога! Где ты ушибся? Давай я тебя поцелую — все пройдет!

Она целует Вальку, и тот успокаивается.

— С первого раза никогда ничего не получается, — философски заявляет Леля Кальченко. — Давай в эту квартиру позвоним.

— Давай. Звони!..

Леля храбро звонит. Девочки слушают быстрый топот детских ног.

Дверь открывает мальчишка, рыжий как огонь, с лицом бывалого трамвайного «висуна» и любителя подраться.

— Мы из восьмого подъезда! — начинает Леля Кальченко.

— А вот я тебе как дам сейчас по уху, так ты сразу станешь из шестнадцатого! — говорит мальчишка.

— Обожди, — вмешивается Галя. — Мы хотим твоей маме помогать, потому что ты, наверное, очень трудоемкий!

— И тебе как дам сейчас по уху, так ты тоже станешь трудоемкая! — повторяет мальчишка, очень довольный своим остроумием.

— Пойдем, Леля! — сухо говорит Галя. — Это какой-то дурачок, пятачок за пучок.

Мальчишка с хохотом захлопывает дверь. Сконфуженные девочки и Валька спускаются ниже — на площадку второго этажа.

— С двух раз никогда ничего не получается! — говорит Галя Кусихина. — Я сюда позвоню. Хорошо, Леля?

— Звони уж, ладно!..

На этот раз дверь им открывает старик: лысый, сгорбленный, с крючковатым лиловым носом, настоящий Змей Горыныч.

Он подозрительно оглядывает детей и сухо говорит:

— Ну чего вам?..

— Вы семья фронтовика? — сладким голосом спрашивает Леля Кальченко.

— Ну, фронтовика! А тебе чего?

— Мы из восьмого подъезда!.. Мы хотим вам помогать по хозяйству.

— Хлеба нету у меня лишнего. И денег нету.

— Ой, что вы?! — разом говорят обе девочки. — Нам же не надо хлеба! И денег тоже не надо. Мы так!..

— Ну, заходите! — смягчается Змей Горыныч. — Нечего квартиру студить!..

Девочки и Валька входят в переднюю и робко останавливаются.

— Не пойму я, чего вы хотите? — спрашивает старик.

— Хотим вам помогать по хозяйству… Давайте мы вам пока мусорное ведро вынесем! — предлагает Леля Кальченко.

— Ишь ты, какая ловкая! Возьмешь ведро, а потом забросишь куда-нибудь, и ищи-свищи тебя!.. А теперь ведров-то нету нигде.

— Если вы нам не верите, — обижается за подругу Галя Кусихина, — мы вам нашего мальчика оставим в залог. Валька, посидишь с дедушкой, пока мы с Лелей ихнее ведро отнесем на помойку.

Валька кривит рот и без всякой подготовки начинает громко реветь. Во-первых, его пугает перспектива остаться наедине со Змеем Горынычем; во-вторых, он тоже хочет нести ведро на помойку. Девочки принимаются его утешать, и в конце концов вопрос решается так: Галя и Валька понесут на помойку ведро, а Леля будет мыть посуду.

Галя и Валька уходят. Ведро очень тяжелое, и Галя несет его, вся перегнувшись в одну сторону и быстро-быстро семеня спичечными своими ножками.

Валька шагает рядом с ней, толстый и важный, как маленький Будда.

Леля тем временем моет стариковскую посуду. Чашки и тарелки буквально пляшут у нее в руках, как в цирке! И не успевает старик опомниться, как вся посуда уже перемыта, перетерта и поставлена на полку.

В самый разгар этого самодельного субботника отворяется дверь, и в переднюю быстро входит коренастый блондин в черном драповом пальто и помятой серой шляпе. Щеки у него небритые, глаза красные — видно, что он плохо спал и сейчас куда-то очень спешит.

— Папаша, давай есть! — говорит блондин и, заметив детей, удивленно спрашивает: — Это что за гоп-компания?

— Ангелы-помощники! — сообщает старик, улыбаясь во весь свой беззубый рот.

— Мы из восьмого подъезда, — говорят девочки разом.

— От Маруси не было письма? — спрашивает блондин у старика.

— Не было, Васенька! Говорят, с их фронта к Деминым брат приехал. Ты бы зашел, узнал, может, он где видел нашу Марусечку!

Старик уходит на кухню и гремит там тарелками — готовит сыну еду. Галя и Леля растерянно, переглядываются, и Леля, собравшись с духом, спрашивает блондина:

— А вы сами разве… не на фронте?

— Нет, у меня жена на фронте. Она военный врач…

— Значит, вы не семья фронтовика?

— Ну, раз у меня жена на фронте, значит, я — семья фронтовика! — ухмыляется блондин.

Девочки снова переглядываются. На лицах у них написано: «Кажется, мы дали маху!»

Блондин снимает пальто, и Галя первая замечает на борту его пиджака золотую почетную нашивку, означающую, что ее обладатель был тяжело ранен на фронте. Гале становится жалко его, и она говорит:

— А вы… устаете?

— Достается! — смеется блондин. — Вот сейчас поем, и опять на завод. Вторую ночь не спим — срочный фронтовой заказ.

— А вам трудно без женщины?

— Трудновато.

— Мы к вам будем приходить, помогать вашему папе. Мы из восьмого подъезда! Я — Галя, а она — Леля. А это Валька, он мой брат.

— Ну, спасибо, Галя с Лелей. И тебе, Валька, спасибо! Заходите, милости просим!..

— Милости просим! — вежливо повторяет Валька.

Девочки прощаются и уходят. Провожает их старик, Змей Горыныч. Он выходит с ними на площадку лестницы и почему-то шепотом говорит:

— Вы заходите хоть каждый день помогать! Я приму — ничего. Мы с ним аккуратная семья фронтовика, не сомневайтесь.

И сует Вальке кусок сахару.

На лестнице Леля говорит Гале:

— Это даже интересней, что так получилось. Такие замужние мужики на улице не валяются!

— Не валяются! — соглашается Галя. — Мы завтра опять к ним пойдем.

— Обязательно пойдем! Валька, пойдешь завтра с нами к дедушке?

Валька, который ничего не может сказать, потому что во рту у него сахар, важно кивает головой в знак своего принципиального согласия.

У Ляли Крылышкиной, начинающей эстрадной артистки, выступавшей в госпиталях и учреждениях с чтением басен Крылова, была одна заветная мечта: поехать с бригадой на фронт.

Часто, торопясь на концерт, Ляля тряслась на площадке московского трамвая, смотрела в окно и видела… заснеженный лес, землянки, бойцов с автоматами и себя, в полушубке и ушанке с красноармейской звездой, читающую пламенные и прекрасные стихи. И вдруг неожиданно начинается бой. И Лялю Крылышкину убивают… Нет, лучше ранят! И вот ее приносят в госпиталь на носилках, и красивый генерал, который слушал ее на концерте, говорит: