Леонид Ленч - Из рода Караевых

— Гражданка, вы здесь выходите или не выходите?! Дайте другим сойти!..

Ляля открывала глаза и вместо красивого генерала видела синюю от злости трамвайную ведьму с облезлой авоськой в руках!..

Попробовала Ляля поговорить о поездке на фронт с заведующей кадрами большого и очень шумного учреждения, которое ведало артистами, выступающими на концертах, но потерпела полное фиаско.

Заведующая кадрами Клара Людвиговна, крупная бледная дама, похожая на толстую белую цирковую лошадь, скептически поглядела на покрасневший от волнения Лялин нос и сказала:

— Там с героическим репертуаром надо выступать, милочка, а у вас… басенки!

— Я приготовлю что-нибудь актуально-героическое, Клара Людвиговна! Басня для меня пройденный этап…

— У вас наружность лирико-комическая, милочка! А по линии лирико-комической у нас бригады уже укомплектованы.

Неизвестно, осуществилась ли бы Лялина мечта, если бы неожиданно на басни Крылова не обратил внимания Аркадий Порейский — злободневные куплеты под саксофон.

Аркадий Порейский был немолод, лыс, но бодр, носил клетчатые бриджи и краги и говорил про себя, что он старый фронтовик.

Ляля часто слушала, как он на лестнице рассказывал актерам о своих фронтовых приключениях.

— Хотите — верьте, хотите — нет, — говорил, бывало, Порейский, — но меня немцы персонально бомбят на фронте. Честное слово!.. Куда ни поеду, обязательно попадаю под бомбежку. Вот как-то приехал я к летчикам. Только начал свое знаменитое: «Однажды фриц затеял блиц, та-рам, пам-пам, та-рам, пам-пам!», как сверху начинается та-рам, пам-пам, та-рам, пам-пам!.. Тогда один капитан не выдержал, встает и говорит: «Извините, товарищ Порейский, одну минутку!» Садится в истребитель, поднимается в воздух, заходит немцу в хвост и как даст ему та-рам, пам-пам! Немец выбросился с парашютом, и его взяли в плен. Приводят в наш блиндаж. Допрос тут же. Немец говорит: «Нам известно, что у вас выступает с огромным успехом один ваш знаменитый артист, командование поручило мне его разбомбить». Капитан говорит: «Вот он, можете его послушать». Ну, я тут и рванул: «Однажды фриц затеял блиц, та-рам, пам-пам, та-рам, пам-пам…» Немца моего так и перекосило!

Вот к Порейскому-то Ляля Крылышкина, набравшись смелости, и обратилась с просьбой взять ее с собой на фронт. Порейский спросил:

— Вы, кажется, басни читаете, деточка?

— Басни для меня пройденный этап, Аркадий Осипович. Я могу и героическое!..

— Зачем же? Басни — это хорошо! Я как-то слушал, вы очень мило рычали, изображая волка. Это смешно… Я вас возьму, мы поедем втроем: я, певица Зарайская и вы! На фронт едем послезавтра. Собирайтесь!

Два дня Ляля жила как во сне. Бегала по знакомым, прощалась, достала себе ватные стеганые штаны и шикарную ушанку.

Машина выехала на ледяное, остро блестевшее шоссе уже под вечер. Вот патруль в последний раз проверил документы, шофер дал газ, и Ляля Крылышкина помчалась на фронт.

Утомленная переживаниями, она незаметно для себя уснула и проснулась только тогда, когда Порейский тронул ее за плечо и сказал:

— Приехали, деточка! Вылезайте!

— Уже… фронт?!

— А как же!

Через полчаса Ляля уже стояла на самодельной эстраде в холодном сарае и читала своего коронного «Волка на псарне». Читала она хорошо, а когда зарычала, изображая «серого приятеля», в зале дружно захлопали.

Потом, содрогаясь могучим бюстом и закатывая глаза, Зарайская спела несколько цыганских романсов. И наконец, дуя в саксофон, подмигивая и приплясывая, на эстраду выскочил Порейский и лихо затянул свое «Однажды фриц затеял блиц, та-рам, пам-пам, та-рам, пам-пам!..»

Потом они втроем вышли раскланиваться, и Лялю удивило, что бойцы, сидевшие на длинных скамейках в «зрительном зале», в подавляющем большинстве были почтенные, пожилые люди.

Пришел какой-то военный в полушубке и повел артистов ужинать. За ужином Ляля пыталась узнать у Порейского, где, собственно говоря, они находятся, но он, поглощенный едой, только мотал головой, а в конце концов даже рассердился и сказал:

— Не мешайте мне кушать, деточка! Я не могу разговаривать, когда кушаю.

После он куда-то убежал, а Лялю с Зарайской отвели в маленькую чистенькую комнатку, где стояли две кровати.

Ляля накинула шубку и ощупью вышла во двор. Было морозно, зловеще тихо и звездно. Ни выстрелов, ни гула канонады. От этой тишины Ляле стало не по себе. Вдруг она услышала какой-то странный, воющий звук. Он возник и сразу прекратился… Ляле стало немножко страшно, но страх этот был ей приятен. Вот она, долгожданная ночь на фронте!..

На крыльце появился знакомый военный в полушубке и кашлянул. И сейчас же издалека опять донесся воющий звук.

— Скажите, это мина? — робко спросила Ляля.

— Мина, — сказал военный, улыбаясь.

— Ваша или их?..

— Наша.

— Почему не слышно разрывов?

— Я вас не понимаю! — сказал военный и прибавил: — Вот ведь паршивая какая собака: спать вам не дает. — И грозно закричал в темноту: — Мина, замолчать!..

Воющий звук сразу же оборвался.

— Скажите, а эти… немецкие блиндажи далеко от нас?..

— Вы же в пятнадцати километрах от Москвы, товарищ артистка. На продскладах… Постойте, куда же вы?..

А через неделю на лестнице, где собирались артисты, Ляля услышала, как Порейский рассказывал о своей последней поездке на фронт.

— Мы ехали через еще не обезвреженные минные поля, — говорил он, энергично жестикулируя, — кругом все так и воет, так и рвется. А мы едем!.. — Он оглянулся, увидел Лялю, закашлялся, сделал вид, что не заметил ее, и неожиданно закончил: — Девочка эта, Крылышкина, отлично держалась, молодцом!

— Зачем вы врете, — сказала Ляля тихо, но твердо, — про минные поля? И вообще!.. Вы врун! Врун!

Порейский побагровел, глаза у него полезли на лоб.

— Я не позволю! — заквакал он. — Я старый фронтовик!..

А еще через две недели Ляля Крылышкина ехала в грузовике по снежной дороге. Вдали, на западе, глухо гремели артиллерийские залпы. Рядом с Лялей сидел их бригадир, молодой певец с симпатичным лицом, и под аккомпанемент далекой канонады напевал:

Ляле было тревожно и радостно, потому что на этот раз кругом все было настоящее: и фронт и люди, окружавшие ее.

Она вспомнила Порейского, вой Мины, свою наивность, засмеялась и сказала певцу:

— Знаете, Миша, если в жизни вы чего-нибудь очень хотите, то все так и случится, как вы этого хотите… Надо только очень сильно желать! Правда?

До войны в этом маленьком зеленом городе, затерявшемся среди сказочных дремучих лесов, люди жили тихо, сытно и неторопливо.