Михаил Никулин - Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди

И Андрей остановил на Кочетове свои холодные, затуманенные тоской глаза.

Приподнявшись на стременах, Кочетов растерянным взглядом окинул своих подчиненных.

— Полчане… Действительную вместе служил… И что он говорит — все правда, — сказал он.

Редкая случайность, над которой не может не задуматься всякий, кто носит сердце в груди, заставила даже бандитов удивленно смолкнуть. Затем кто-то из них заерзал в седле, обмякшим голосом посоветовал командиру:

— Поговори, Елисей Митрофанович… Поговори с полчанином… Оказия это не малая…

Кочетов медленно слез с коня и, сделав онемевшими ногами два коротких шага, остановился около Андрея… В этот момент затасовались лошади и к Кочетову прорвался Ковалев.

— Ты что, христосоваться с ним будешь? Ты забыл, что коммунисты в бога не веруют! — набросился Ковалев на Кочетова.

С чисто звериной ловкостью и проворством он выхватил палаш и вскинул его над головой Андрея, но Кочетов вовремя ударил его в бок кулаком. Палаш лишь скользнул по рукаву Андреева полушубка.

Выхватив свой палаш, поблескивающий тусклым серебром, Кочетов неистово закружил его над толовой и закричал:

— Сволочь! А если он мне жизнь спас! Что на душу наступаешь? Я хочу в последний час потолковать с ним с глазу на глаз.

Он помолчал и, указав на Андрея, распорядился:

— Свяжите ему руки… Вот так. А теперь, Сидоров, полусотню веди на дорогу! Я догоню!

Кочетов был страшен в эту минуту, и всадники сейчас же задергали поводьями, со скорого шага перешли на галоп. Они были уже на гребне, когда Кочетов достал из кобуры револьвер и сказал Андрею:

— Бутылку разопьем как-нибудь после… С косого взгляда вижу, что мои вон остановились на дороге… Ждут… По продтройкам я научился стрелять, как по воробьям, а на тебя рука не поднимется. Я выстрелю мимо, а ты упади… Для обмана упади…

И, видя, что Андрей, туго связанный по рукам веревкой, усмехается, стал его жарко просить:

— По-человечески я к тебе… Стрельну, а ты упади!

— По-человечески? — глухо удивился Андрей. — Что в тебе, в бандите, осталось человеческого, ежели ты весной гонишь людей со степи, убиваешь за то, что они выехали сеять? И терпит же такую пакость земля на горе людям! И от такого принимать жалость?..

Андрей хотел еще что-то сказать, но замолчал, заметив, что от дороги к ним мчались бандиты с обнаженными палашами. Их вел назад не Сидоров, а Федор Ковалев.

«Убьет ли меня Кочетов или Ковалев — об этом мне не печалиться. Теперь-то они расправятся со мной…» — подумал Андрей и захотел в последний раз окинуть степь своим тоскующим взглядом.

Степь была все та же… Такой он видел ее много-много раз. Над простором земли курилась легкая, волнующая дымка. Ее источали черные пашни, зеленые озимые жита, серая толока, на которой изумрудными пятнами пробился пырей… Где-то в солнечном небе, наперебой друг другу, запевали жаворонки. Грач озабоченно прокаркал, пролетая почти над головой. Волнами через гребни, курганы и курганчики, лощинки и лощины набегал влажный восточный ветерок, принося с собой пряный запах проснувшейся в почве жадной жизни, той жизни, которая с особой силой могла волновать хлебопашца… Он встряхнул поседевшей на висках головой и начал кричать на всю степь:

— Товарищи! Люди! Сейте хлеб! Не пугайтесь бандитов! Сейте! С просьбой к вам в последнюю минуту: сейте! сейте!

Услышав за спиной угрозы, Кочетов трижды выстрелил в Андрея. Бандиты остановили лошадей. Ковалев подскакал к навзничь лежавшему на пашне Андрею, свесился с седла, чтобы разглядеть… и сейчас же повернул обратно.

Через две-три минуты и Кочетов, налегая на переднюю луку, поскакал догонять своих. Он беспрестанно взмахивал плетью, обжигая лошади бока, спину… Серый грунт дороги, проваливаясь и взлетая, гудел под копытами. Окровавленный полушубок Андрея, плохо увязанный в тороках, развевался на ветру и падал на круп коня.

Вторые сутки дождь лил как из ведра.

Глинистая насыпь на могиле размокла и осела, точно позавчера похороненный в ней Андрей Зыков давно уже потерял связь с жизнью.

Но слова его: «Люди!.. С просьбой к вам в последнюю минуту: сейте! сейте!» — были услышаны теми осиновцами, которые прятались с быками от бандитов в ярах за гребнем. Передаваясь из уст в уста, они начинали жить той неистребимой жизнью, которой живет в народе правда.

Недаром Ванька, вскочив в седло и поправив висевшую за спиной винтовку, на прощанье сказал Елизавете Федоровне, Наташке, отцу и Петьке, вышедшим за ворота проводить его:

— Может, сложу голову в стычке с бандюками, так вы ж не забывайте слова дяди Андрея — сейте! Как дождь перестанет и чуть земля проветрится, сейчас же сами в поле и других зовите!

Елизавета Федоровна и Наташка заплаканными глазами глядели, как Ванька поскакал сквозь дождь через хутор, на взгорье, где в дымке весенней непогоды едва виднелись удаляющиеся в степь конники: Кудрявцев повел их по следам кочетовской банды.

Недаром и врач, та самая женщина, которая зимой вскрывала убитого Яшу Ковалева, выйдя из затемненной спальни, где лежал Филипп, сказала дежурившим в передней женщинам:

— Ну что ж, дорогие мои, Филипп Иванович будет сеять… Теперь ему осталось хорошо поспать… А за мной вон уже пришли лошади из Фокинского… На Фокинский тоже этой ночью налетала банда.

И на виду у всех она закрутила темно-русые волосы в тугой узел, сколола их на затылке шпильками, потом подтянула голенища сапог, поверх ватной кофты накинула дождевик с капюшоном и сразу обеими руками взяла со стола два кожаных саквояжа с блестящими металлическими застежками. Проводившие ее за ворота женщины, а с ними и дед Никиташка, вернувшись в хату, долго разговаривали о том, что сейчас было особенно близко сердцу, что тревожило и волновало.

— Докторица-то быстро собралась. Видать, и в Фокинском не сладко, — проговорила Елизавета Федоровна.

— Да это и по кучеру видать было. Не успела она сесть, как он начал стегать лошадей кнутом… Людям спешить, а тут дождь проливной. Дорога — прямо тесто… И скажи, не перестает! — пожаловалась Мавра Максаева и посмотрела на деда Никиташку, который, опустившись на корточки около печи, курил. Легким синим потоком дым устремлялся в круглую отдушину для самоварной трубы.

Казалось, дед сильно был увлечен куреньем и не слышал, о чем шел разговор, но в действительности он слышал все. И стоило большеглазой Ульяшке Лукиной, заглянувшей в окно, недовольно заметить, что дождю пора бы перестать, как, резко отшвырнув недокуренную цигарку, Никиташка горячо заговорил:

— Ты не говори так!.. Матвей и Мирон готовы волосы на себе рвать из-за того, что дождь не перестает. Им-то что нужно? Чтоб весна уходила подальше, а земля сохла незасеянной… И так я думаю своей лысой головой, что дождь с нами в союзе… Пущай польет еще денька два-три… И земля наберется влагой, и бандитскую силу отгонят, да и Филипп поднимется… Кинемся тогда на пашни, как на пожар. Андреево завещание начнем выполнять…