Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

— Пропадает парень ни за что, — нахмурился Терентий. — И, кажется, неплохой он человек.

Кузнец согласно кивнул головой, задергивая окно ситцевой занавеской. Выглянул в сени.

— Ну, вот что, — начал Ливкин. — Я думаю, как бы не восстание во Вспольске. Там кое-кто из Совдепа остался. Есть большевики. Но одним вспольцам не выстоять. Если это восстание, то помочь им нужно. Подымать людей по селам. Так и передай Петрухе. Скажи, и у нас, мол, боятся. Вот уж третий день подряд Марышкин в Покровское наведовается. Неспроста это.

— Ты прости меня, Терентий Иванович. Но только подумываю я, а не напрасно ли кустари загоношились? Плетью обуха не перешибешь. Ждать, по-моему, нужно. Вот когда фронт подойдет, тогда и помочь. Силы-то у них, у чехов да у белых, много! Раздавят нас, как червяков, — потупив взгляд проговорил кузнец. — Вот и Геннадий Евгеньевич то же самое…

— Знаю. А ты поменьше его слушай. Своим умом до всего доходи. Геннадий Евгеньевич — не нашего поля ягода. И вот что: Митрофан сказал, что старосте бумага пришла насчет мобилизации. Два года берут — девяносто восьмой и девяносто девятый.

— Как возьмется. Воевать-то охотников мало.

— То-то и оно.

— Поскрываются ребята, по лесу разбегутся.

— А кое-кто и в отряд к кустарям пойдет. Найдутся такие. Уж если погибать, так тут, а не где-то. И об этом расскажи Петрухе.

С улицы донесся топот копыт. Отодвинув край занавески, Терентий прильнул к окну. Мимо, вздымая песок, проскакали пять всадников. В одном из них Ливкин узнал унтера Груздя.

— Обеспокоились. Да, служба у них незавидная. Хуже не придумаешь. Того и гляди, что ухлопают. Мужик сильно крутой стал. Ой, крутой! Ты не забудь, Гаврила, передай все, как есть.

— Все передам, — тяжело вздохнул кузнец.

По пути на мельницу Ливкин услышал от мужиков, что милиция арестовала и увезла в Галчиху Николая Ерина.

Домна все запасала впрок. Подступала зима, и она выхлопотала в лесничестве билет на дрова. Потом на целый день усадила мужа точить топоры и править пилу.

За эту работу Макар Артемьевич взялся охотно. И даже пел песни, пока не чирканул себя зубьями по боку. Слышала Домна, как он чертыхнулся и вслух подумал, что ему не нужны дрова, что он и в завозне перезимует. Однако, как ни ворчал, а дело довел до конца.

На восходе солнца братья запрягли лошадей в пароконную бричку. Домна распорядилась, чтобы ехали старший сын и невестка, да Роман запротестовал.

— Я поеду с Яковом, — настойчиво сказал он. — Не бабье это занятие. Пусть Варвара по хозяйству управляется.

Мать с досадой махнула рукой. Вот упрямый-то! Ему делаешь, как лучше, а он петушится. Успеешь наработаться вдоволь, дурень.

Яков рассмеялся, сказал беззлобно:

— Никого не любит мама. Один ты у нее заместо иконы. Еще не ходила к Солодовым?

— А ты откуда знаешь? — сощурив глаза, резко спросил Роман.

— Что знаю?

— Что она собиралась идти.

— Видишь ли, — Яков затруднялся с ответом. — Да вот… слышал. Разговор я ихний с тятей слышал. Одного боится мама, как снова откажут. Давай украдем Любку! Я помогу тебе, Рома. Сам свезу вас, куда прикажешь. Или вот еще что. Ты силой ее. Понял? Где-нито прижми… А там сами придут с заботой о свадьбе. Вот помяни…

— Перестань, Яша! Перестань! — выкрикнул Роман и тут же его голос упал, зазвучал обидой: — И ты думаешь, что я Нюрку Михееву тронул?

— Ничего я не думаю, братеник, — примирительно проговорил Яков. — Ладно. Не сердись. Я ведь тебе совет только даю. — И вспылил: — Ну, что ты за парень! Будто девка какая! И то ему не скажи, и другое!.. Да я тебе что, холуй, чтобы к характеру твоему приноравливаться?

Роман удивленно посмотрел на него, грустно улыбнулся. А когда сели на бричку, Яков положил пятерню на Романово колено и просто сказал:

— Все мы, Завгородние, такие. Все у нас шиворот-навыворот, не как у людей. А, может, это и лучше.

Едва выехали из ворот, откуда-то вынырнул Демка. На ходу взобрался на бричку. Щерил зубы и восхищенно смотрел на братьев отекшими от сна глазами.

— Дядька Захар ругал меня, ись не давал. Крестил, чем попало, — сообщил он.

— Бил, что ли? — Роман повернулся к Демке.

— Не-е, словами крестил. Он меня бить опасается. Мне таких, как хозяин, двух надо. А похлебки поем — ишшо двух созывай.

— Может, он тебя и не кормит, чтоб ты ослабел. Похудеешь, тогда и всыплет. Вот оно что. А ты и не сообразил. Эх, Дементий, Дементий! — с нарочитой жалостью заметил Яков.

— Я сала в кладовке взял да наелся. Всю ночь ел. Хучь на пузо глянь. О, какое!.. Дай, Рома, плетку. Витую…

— Чего тебе?

— Плетку, Рома. Ты обещал.

— Ах, плетку! Та-ак… Отдам! За мной не пропадет. Отдам сразу же, коли на первом сходе, какой будет, всем объявишь, кто сено у переселенца пожег.

— Как объявить-то?

— А выйди на крыльцо сборни и скажи, что знаешь. Так, мол, и так. Сено, дескать, подожгли мы, а на Жюнуску поклеп навели. Ну, как нам говорил, так и всем скажешь. И как объявишь, беги ко мне. Плетку получишь. А плетка-то хорошая, со свинцовой пулькой. Сам бы никогда не расстался с нею, да уж больно хорош ты мужик. Хорош!

— Главное, правдивый Дементий, — поддакнул Яков. — Уж до чего правдивый!.. Не покривит душой ни перед кем. За это его в Покровском и любят. Да вот нас возьми. У нас и дружка-то нету лучше Дементия.

— А я вас люблю, — пылко проговорил Демка. — И всем скажу… Дядька Захар поджигал, и я поджигал. А плетку у меня не отберут, когда хозяин в каталажку посадит?

— Его самого запрут в каталажку, а ты тут ни при чем, Дема. С тебя взятки гладки. Что хозяин приказал, то ты и сделал.

— Вот хорошо бы дядьку посадить, а? И тетку Дарью. Я бы один в хозяйстве остался. Сход-то когда будет?

— Должно, скоро, Дема.

— Я всем расскажу, — решительно заключил Демка и спрыгнул с телеги.

— Расскажет, — твердо проговорил Яков, когда плечистая, немного сутулая фигура Демки скрылась в пыли.

У озера обогнали Максима Сороку. Он вез на мельницу тяжелые кули пшеницы. Ехал шагом, примостившись на задке телеги. С тех пор, как Сорока стал ухаживать за Нюркой, его отношение к Роману переменилось. Если и отвечал на приветствия, то с холодком. В разговоры не вступал.

Роман сразу же заметил в Максиме эту перемену. Однако вида не подавал. Вот и теперь он поздоровался, как ни в чем не бывало.

Максим промолчал.

— Здорово, говорю, Максим Александрович.

Сорока отвернулся.

— Нехорошо, Максим Александрович, — задиристо крикнул Роман. — Это я на тебя сердиться должен. Ты у меня отбил Нюрку.

Чтобы не дать разгореться ссоре, Яков понужнул лошадей, и они рысью выскочили на Гриву.

В бору братья пробыли недолго. Набрать и увязать воз сучьев — пустяковое дело. Но не за одними сучьями ехали они сюда. Скоро Якову строиться. Сосняк добротный на дом нужен. Они свалили десяток деревьев, раскряжевали их и прикрыли ветками.