Александр Беленсон - Джиадэ. Роман ни о чем

Принципы построения «Джиадэ» изложены в самом начале первой части в виде записей странствующего философа-литератора Генриха; с небольшими сокращениями и добавлениями они были повторены в главке «Мои положения» из статьи «Ангелы, люди, вещи», опубликованной в «Жизни искусства» в конце 1922 г. (характерно, что открывалась она цитатой из Стерна, а автор предпочел на сей раз скрыться под псевдонимом Abbe) [21] Abbe [Беленсон А. Э .] Ангелы, люди, вещи // Жизнь искусства. 1922. № 49 (872), 12 декабря. С. 3 (отмечено И. Е. Лощиловым). Даже если принять во внимание вероятный сдвиг авторской хронологии, очевидно, что статья написана после первой части «Джиадэ», датированной январем 1921 г. Псевдоним Abbe (A. Б.) восходит также к псевдониму В. Шершеневича футуристического периода («Аббат Фанферлюш»).. . «С невиданной еще экономией изобразительных средств новая проза покажет и утвердит навсегда мистериальность самого ничтожного жизненного факта», – читаем в «Джиадэ». «Новая проза несомненно предпочтет обходиться не только без сюжета, а даже без внешней занимательности». И ниже, в заключительной части романа («филозофическая рукопись» Невменяемова): «События алогичны, хотя последовательны вне пространства и времени, обремененного вещественностью координат».

В начале двадцатых годов «положения» с их критикой искусства «техно-химического словаря <���…> радия, пара и разных электронов» [22] Abbe [Беленсон А. Э .]. Там же. , «детской» увлеченности вещностью и техническими достижениями, можно было списать на борьбу школ и направлений. Повторенные в книге, вышедшей накануне советского «великого перелома», они стали настоящим манифестом «трагического индивидуализма», по-разному и сходно прозвучавшего в книгах 1927–1928 гг. – «Козлиной песни» К. Вагинова, «Зависти» Ю. Олеши, «Египетской марке» О. Мандельштама.

Первой «заявкой» на будущий роман был упомянутый выше фрагмент «Египетская предсказательница», напечатанный в третьем и последнем выпуске «Стрельца» (1922) – наиболее непрозрачный из текстов, входящих в орбиту «Джиадэ». Смысл этой фантазии в духе не то Гофмана, не то А. Чаянова, с ее прекрасными дамами, черными каретками и фрачниками со свечами, и вовсе ускользнул бы от читателя, не оставь лукавый автор (еще не «Лугин» – Беленсон) подсказку-подзаголовок: Опыт гностического повествования. Оброненный ключ, справедливо рассудил наш автор, никто не станет искать в соседней квартире; человек прежде всего обведет взглядом пол под ногами. Для понимания «Египетской предсказательницы» читателю следовало всего-навсего перевернуть несколько страниц альманаха и прочитать литературную мистификацию историка и философа Л. Карсавина, стилизованную под древний гностический трактат – «Софию земную и горнюю».

Сюжет и содержание работы Л. П. Карсавина, – пишет современный исследователь [23] Назаров В. П. «Каждый из нас в глубине своей есть София» [Предисловие к публикации работы Л. П. Карсавина «София земная и горняя»] // Вопросы философии. 1991. № 9. , – представляют собой поэтическое переложение и своеобразную композицию гностических текстов «Pistis Sophia» и «Jeu» <���…>, а также отдельных мест книги Иринея Лионского «Против ересей», в которой критически освещаются взгляды крупнейшего представителя гностицизма Валентина и его последователей.

Карсавин располагает эти тексты в определенной последовательности, чтобы создать у читателя ощущение оригинального сочинения, синкретизирующего различные системы гносиса. При этом он смело вводит в текст «живые» фрагменты, призванные убедить читателя в древности происхождения трактата (как, например, описание наружности Валентина и Василида).

Но главное, что характеризует гносис Карсавина и что определяет смысл его гностической поэмы – это «симфонически»-личностное понимание символа Софии как выражения сущностной целостности и полноты человека, «софийной» прообразности его «грехопадения» и грядущего самовоссоединения. Образ гностической Софии оказался для Л. П. Карсавина ключом к его учению о «симфонической» личности.

И без погружения в глубины и бездны карсавинской софиологии становится ясно, что «прекрасная госпожа» в черном, исторгающая у героя фрагмента Якова Баумана благоговейные слезы, воплощает «Софию горнюю», что само имя Якова Баумана откровенно намекает на Якоба Беме, а его странствие «в Египет и гораздо ближе» – на мистическое египетское путешествие певца Софии, Владимира Соловьева [24] «Писатель сознательно обращается к очень интимному читательскому кружку, к “избранным”: так Лугин, например, предполагает у читателя “Джиадэ” знание биографии Вл. Соловьева», – жаловался в свое время напостовский критик (Григорьев Я. Об эстетском течении в современной литературе (По поводу книг: Эльза Триоле – «Защитный цвет», А. Лугин – «Джиадэ» и др.) // На литературном посту. 1928. № 22, ноябрь. С. 70–72). . Безымянная и сокрытая от взора дама в черной каретке представляет, очевидно, «Софию земную».

Автор черпает для нее имя из благородной зауми заклинаний, которые Карсавин заимствовал для своего сочинения в таинственном гностическом трактате «Иеу»: «Тайну последнюю я отверзаю последней печатью. Имя ее изрекаю – Дзо оэ – Дзо и– Дзаио́о . <���…> Я призываю вас Дзоэдзиа́дзехоэдзоби Оэдзиа́дз Иодзиаоо́ Дзадзио́ Дзадзиа́дзо » [25] Карсавин Л. София земная и горняя [Неизданное гностическое сочинение] // Стрелец. Сб. третий и последний. Под ред. А. Беленсона. СПб., 1922. С. 88 (курсив мой – С.Ш.). См. также: The Books of Jeu and the Untitled text in the Bruce Codex. Text. ed. by Carl Sdchmidt. Transl. and notes by Violet McDermot. Leiden: J. C. Brill, 1978. . Дзои – Дзиадзе – Джиадэ.

Роман еще сохраняет отголоски «софиологической» схемы «Египетской предсказательницы», но здесь уже Джиадэ и любовь к ней показаны «горними» (в облике Софии Джиадэ является в Египте Соловьеву). Земная любовь – удел Наины-Джульетты, которая лишь начинает свое восхождение к мудрости и даже не подозревает о существовании горней сестры. Подчеркивая их родство, Лугин заменяет карсавинское Дз- (так Карсавин транскрибировал ζ) на Дж - и опирается на Дзои инкантации (т. е. древнегреческое зоэ/зои – жизнь): «жизнь полна именем Джиадэ». Переводя значащее имя героини и заглавие романа с «гностическо-карсавинского» на русский, мы получим не хлебниковскую заумную звукопись и не звуковой символизм [26] См. Шапир М. И. О «звукосимволизме» у раннего Хлебникова // Культура русского модернизма / Readings in Russian Modernism. Ed. by Ronald Vroon and John E. Мalmstad. Moscow: Nauka. Oriental Literature Publishers, 1993. P. 299–307. . «София – Жизнь – Любовь» – таково истинное название книги.