Василий Каменский - Путь энтузиаста

Крик:,

– А вы не страдаете?

Маяковский:

– Не судите, милый, по себе. (Смех). Только футуризм вас вылечит. (Смех. Хлопки).

Оратор утверждает, что возрастающее движение футуризма сдвинуло жизнь, что – в борьбе с буржуазно-мещанскими взглядами на жизнь и искусство футуристы остались и останутся победителями, что отныне влияние футуризма вошло в сознанье каждого современного человека, что до сих пор никакого влияния на общество прежние писатели не оказывали, что декаденские стихи разных бальмонтов со строками:

просто идиотство и тупость.

Крик:

– А вы лучше?

– Докажу:

Дальше Маяковский дал меткую характеристику каждого из поэтов-футуристов, блеснув великолепной памятью: – прочитал с мастерством ряд стихотворных наших работ.

Третьим выступил Давид Бурлюк, иллюстрируя свой доклад диапозитивными, снимками на экране.

В зале потушили электричество.

На экране появилась серая фотография каких-то сугубо-провинциальных супругов, типа мелких торговцев.

Раздался хохот:

– Кто это?

Бурлюк, не поворачиваясь к экрану, умышленно сладеньким голосом начал:

– Перед вами – картина кисти Рафаэля.

Снова хохот:

– Неужели?

Тогда Бурлюк, кокетливо повернувшись к экрану, посмотрел в лорнет:

– Ах, виноват. Это карточка одного уездного фотографа из Соликамска. Но, право-же, эта милая супружеская чета вам понятнее и ближе икон Рафаэля.

Голос из темноты:

– Рафаэль лучше. (Смех).

Бурлюк:

– В самом деле? (Смех). Но ведь Рафаэль занимался искусством, а искусство – вещь спорная, условная и жестокая. Рафаэль был одержим религиозными чувствами и делал картины для Ватикана. Четыреста лет тому назад разрешалось быть Рафаэлем и Леонардо да Винчи – ведь тогда, кроме римского папы да нескольких мадонн, вообще ничего хорошего не было, но теперь?.. Позвольте опомниться! Где мы, кто мы? Позвольте представиться:

Голос:

– Позволяем.

Бурлюк:

– Мерси за любезность. (Смех). Теперь, ныне, сегодня, сейчас – перед вами, современниками, выступают ваши апостолы, ваши поэты, ваши футуристы, воспевающие культуру городов, мировую динамику, массовое движение, изобретения, открытия, радио, кино, аэропланы, машины, электричество, экспрессы, – словом все, что дает нового современность. И мы полагаем, что вы должны требовать от искусства смелого отраженья действительности. А когда мы даем вам не Рафаэля, а динамическое построение картины, невиданную композицию красочных линий, сдвиги и разложенье плоскостей, опыты конструктивизма, введение новых матерьялов в работу, когда даем вам на показ всю лабораторию наших исканий, – вы заявляете, что футуристические картины мало понятны. Еще бы! После Айвазовского и Репина увидеть на полотне бегущего человека с двенадцатью ногами, – это ли не абсурд!

Голоса:

– Абсурд! Правильно!

– У меня только две ноги.

Бурлюк:

– У вас две ноги, если вы сидите и считаете свои ноги (смех), но если бежите, то любой зритель увидит, что мелькающие комбинации ног оставляют впечатленье двенадцати. И никакого тут абсурда нет. Искусство – не колбасная. Художник – не торговец сосисками! (Аплодисменты). Право художника – право изобретателя, мыслителя, мастера своего станка. А право зрителя смотреть на произведение нового искусства новыми глазами современника (голоса: «Правильно!»). Довольно пребывать с очами на затылке и любоваться раскрашенными фотографиями господ «передвижников» и разных «миров искусства» – этих провинциальных эстетов и барских созерцателей хорошеньких женщин, запечатленных на полотнах в церковно-золотых рамах. Довольно пошлого эстетизма! Пора глядеть вперед по-современному и не одними только внешними глазами, но и зреньем интеллекта, разума, расчета. Пора видеть в картинах геометрию и плоскости, матерьял и фактуру, динамику и конструкцию. Пора учиться понимать, как строится искусство футуризма. Пора плюнуть на безграмотных, тупоголовых газетных критиков – этих профессиональных ловкачей-провокаторов, выгоняющих строчки наглого невежества, нарочно путающих карты, чтобы засорить, забить ваши мозги всякой дрянью. К чорту гонителей и палачей футуризма! (Гром аплодисментов). Долой паразитов!

Дальше Бурлюк переходит к истории живописи девятнадцатого века, показывая на экране образцы, а затем – кубистические, футуристические работы последних дней.

Аудитория смотрит и слушает блестящего оратора с раскаленным вниманием до конца.

После докладов мы читали свои стихи под прибойный гул сплошных аплодисментов.

Многие записывали отдельные строки.

Наэлектризованный зал долго не отпускал нас с эстрады, требуя новых стихов.

Даже при выходе на улицу нас ожидала громадная толпа, которая пошла провожать нас по Мясницкой до дому.

Даже по дороге мы читали стихи и говорили всякие веселые вещи.

От нас веяло задорной молодостью и широкой товарищеской общительностью.

Без конца, как своих друзей, нас приглашали в гости: то в кружки, то в студенческие столовки, то на сходки, то просто на вечеринки.

И мы, разумеется, ходили со стихами.

Наши книги лежали на столах, бегали по рукам, стихи заучивались, горячо читались.

Жизнь бурлила, как кипяток в печке, и каждый новый день приносил новые достижения: мы энергично работали, ширились в размахе, углублялись в мастерстве, выпускали сборники, выступали с возрастающей частотой.

Словом – «шли на высоту», по-авиаторски.

Футуризм перекинулся радугой на сером небе расейского бытия.

Напрасно старались газеты – эти кладбищенские ведомости – назвать наше движенье, нашу революцию в искусстве, наше новаторство открывателей, просто– «сезонной модой» или «общественным сумасшествием», напрасно травили нас «воображающими себя гениями» или «калифами на час», которые вот-вот обанкротятся и «не выдержат марки», напрасно откровенно доносили полиции, что мы развращаем, революционизируем шальную молодежь, что мы «разжигаем страсти», устраивая публичные «скандалы».

Напрасно Яблоновский в «Русском Слове» писал о нас фельетоны под заглавием: «Берегите карманы».

Вся эта гнусная газетная пачкотня только прибавляла, укрепляла наших бесчисленных сторонников и, наконец, отовсюду, изо всех городов России мы стали получать телеграммы с приглашением выступить с. лекциями о футуризме.

Слава о нас, как говорится, «ушла далеко за пределы отечества».

После ряда густых выступлений в Москве и Петербурге, мы решили двинуться по городам России, куда нас призывали.