Владимир Богораз - Чукотскіе разсказы [Старая орфография]

Мысли ихъ, повидимому, отклонялись совсѣмъ въ другую сторону.

— А что же вѣтеръ? — спросилъ Яякъ съ разочарованіемъ въ голосѣ. — Ты развѣ не видѣлъ духа вѣтровъ?

Нуватъ опять сѣлъ на свое мѣсто и старался сосредоточиться въ самомъ себѣ, чтобы уловить нить своихъ видѣній. Черезъ нѣсколько секундъ это ему удалось. Но онъ уже не чувствовалъ достаточнаго подъема духа, чтобы проникнуться величіемъ видѣнныхъ имъ картинъ. Кромѣ того, онъ чувствовалъ сильную усталость, и сонъ, давившій его весь вечеръ, теперь вернулся съ удвоенной силой. Онъ закрывалъ глаза, чтобы лучше припомнить, и чувствовалъ, какъ вѣки его слипаются и внезапный туманъ задергиваетъ образы, возникающіе въ мозгу. Однако, такъ или иначе, нужно было докончить требуемое прорицаніе.

— Я не нашелъ духа вѣтровъ, — вяло заговорилъ онъ, — ни на тверди верхнихъ небесъ, ни въ преисподней вселенной. Тогда я полетѣлъ по нашей землѣ. Нашелъ его среди Бѣлаго моря: сидитъ на торосѣ и машетъ рукавами. Изъ одного сыплется снѣгъ, изъ другого вылетаетъ вѣтеръ…

Говорю ему: — Старикъ, зачѣмъ дѣлаешь вѣтеръ!

— У меня не хватаетъ въ упряжкѣ одной собаки.

— Какой собаки? — спросилъ Кителькутъ.

— Я спросилъ тоже, — сказалъ Нуватъ. — Онъ говоритъ: духи и люди любятъ все пестрое.

— Пеструю собаку? — сказалъ Кителькутъ, соображая. — Если бы вѣтеръ утихъ, можно не пожалѣть.

Вопросъ этотъ касался обрядовой и практической стороны религіи, и онъ сразу почувствовалъ твердую почву подъ ногами.

Яякъ насупился. Въ его упряжкѣ тоже была пестрая собака. Онъ подумалъ, что и ему не мѣшало бы принести жертву «хозяину» этой страны, тѣмъ болѣе, что до сихъ поръ онъ вообще относился къ нему довольно беззаботно. Но собаку онъ отдать не могъ въ виду предстоящаго путешествія, а относительно русскихъ товаровъ, которые такъ нравятся духамъ, онъ даже не зналъ съ увѣренностью, что именно достанется на его долю.

Шаманское дѣйствіе кончилось. Нуватъ, положивъ бубенъ на мѣсто, откуда онъ былъ взятъ, уже улегся на своемъ прежнемъ мѣстѣ у стѣны. Другіе тоже укладывались, кто какъ могъ. Въ пологѣ было такъ тѣсно, что едва хватало мѣста для того, чтобы улечься всѣмъ. Янта помѣстилась рядомъ съ дѣтьми на хозяйской сторонѣ. Уквунъ съ женой помѣстились посрединѣ, скрючивъ ноги, чтобы не опрокинуть огромнаго котла съ холоднымъ бульономъ, который стоялъ рядомъ съ лампой. Зато было такъ тепло, что спавшіе не нуждались въ одѣялахъ и могли, разоблачившись отъ лишней одежды, нѣжить свое тѣло на мягкихъ шкурахъ, между тѣмъ какъ на дворѣ попрежнему ревѣла вьюга и продолжала свирѣпствовать вся ярость разыгравшейся зимней непогоды.

На другой день вьюга, дѣйствительно, немного утихла. Вѣтеръ прилеталъ съ океана съ прежнимъ ожесточеніемъ, но небо стало свѣтлѣе. Тучи тонкой снѣжной пыли, носившейся кругомъ, вдругъ окрасились блескомъ восходящей зари. Весь воздухъ наполнился сіяніемъ. Лучи дневного свѣта таяли и расплывались въ пучинѣ бушевавшей воздушной стихіи, какъ свѣтлыя чары, понемногу смягчавшія ея необузданную ярость. Теперь можно было ожидать, что къ вечеру непогода совсѣмъ уляжется.

Нуватъ и Коравія немедленно стали собираться къ сѣтямъ. Январскій день коротокъ, и они должны были торопиться, если хотѣли успѣть засвѣтло управиться съ работой. Коравія уже вывелъ свою упряжку туда, гдѣ начинался спускъ со взгорья. Собаки, наскучившія долговременнымъ пребываніемъ на привязи, выли, подымались на дыбы и рвались изо всѣхъ силъ, желая поскорѣе пуститься въ путь. Нуватъ увязалъ въ чумъ [42] Чумъ — кожаное покрывало, разстилаемое на нартѣ и завертываемое поверхъ уложенныхъ вещей. ремни, пешни [43] Пе́шня — желѣзный ломъ на длинной рукояткѣ; употребляется для долбленія льда. , ружья и другія вещи, нужныя для промысла, и сталъ войдать [44] Войдать — смачивать водой. Полозья собачьей нарты для большей плавности принято леденить, смачивать на морозѣ водой. полозья. Кое-какъ съ большими усиліями, при помощи двухъ тормазныхъ палокъ, они спустили нарту со взгорья, и черезъ минуту полозья уже стучали и грохотали по высокимъ застругамъ на открытомъ льду далеко отъ каменной стѣны мыса. Собаки неслись, какъ бѣшеныя. Коравія то и дѣло просовывалъ приколъ (тормазъ) между копыльями нарты, чтобы нѣсколько замедлить ихъ быстроту. Онъ боялся, чтобы онѣ не надорвались съ натуги. Но остріе тормаза не пробивало твердой коры убоя, и собаки совсѣмъ не чувствовали задержки. Нуватъ никакъ не могъ усидѣть на нартѣ. Отъ быстрой ѣзды онъ пришелъ въ возбужденное состояніе. Онъ самъ ощущалъ такую же потребность движенія, какъ и собаки. То-и-дѣло онъ вскакивалъ съ нарты и, подхвативъ копье, бѣжалъ рядомъ, опираясь на тупой конецъ ратовья, чтобы увеличить размахъ своего шага, или, ловко пробираясь между застругами, обгонялъ упряжку и убѣгалъ впередъ, къ великому соблазну собакъ, которыя, задыхаясь отъ соревнованія, мчались сзади съ нетерпѣливымъ визгомъ. Менѣе чѣмъ черезъ часъ они уже были у первой линіи торосовъ, гдѣ начинались сѣти.

Промыселъ, по обыкновенію, былъ удаченъ; уже изъ пятой проруби они вытащили тюленя, запутавшагося въ сѣти, подвѣшенной, какъ колыбель, снизу деревянной четвероугольной рамы. Они весело переходили отъ кожухи къ кожухѣ [45] Кожуха — широкій сугробъ надъ дыхательной прорубью нерпы съ полостью внутри и ходомъ наружу. , быстро пробивая пешнями толстый ледъ, уже намерзшій на пол-аршина послѣ того, какъ добыча уснула въ водѣ. На шестомъ переѣздѣ собаки вдругъ взяли духъ и, свернувъ вправо, опять помчались, какъ угорѣлыя.

— Нахъ! нахъ! [46] Влѣво. — кричалъ Коравія, давая знать передовой собакѣ, чтобы она вернулась на прежній путь. Но она даже не оборачивала головы въ его сторону.

— Не тронь! — сказалъ Нуватъ. — Медвѣжій духъ взяли. Посмотри на Дьявола!

Дѣйствительно, лѣвая собака третьей пары, носившая это имя и натасканная (выдрессированная) для отыскиванія медвѣдей, проявляла необычайное возбужденіе. Она пригибалась къ землѣ, вытягивая въ то же время голову, чтобы понюхать воздухъ, потомъ съ размаху дергала свару [47] Свара — постромка собачьей шлеи. , изо всѣхъ силъ стараясь перервать ремень и освободиться отъ привязи.

Передъ ними тянулась поперечная линія торосовъ, совершенно занесенныхъ вьюгой и превратившихся въ толстый снѣжный валъ, изъ котораго мѣстами выглядывали верхушки льдинъ. Собаки еще прибавили бѣгу и съ визгомъ неслись впередъ, поминутно подскакивая на заднихъ лапахъ. Вдругъ изъ узкаго прохода между двумя вертикально стоявшими льдинами выскочилъ огромный медвѣдь и кинулся въ сторону. Это былъ старый самецъ; шерсть на немъ имѣла рыжеватый оттѣнокъ, особенно на спинѣ. Онъ былъ величиной почти съ быка, ниже на ногахъ, но зато длиннѣе. Особенно массивными казались лапы, благодаря густой косматой шерсти, длиной почти въ четверть.