Владимир Богораз - Чукотскіе разсказы [Старая орфография]

Была уже поздняя ночь, когда наши утомленныя собаки добрались, наконецъ, до стойбища Аканги. Въ этотъ короткій январскій день, несмотря на пятидесяти-градусный морозъ, мы совершили переѣздъ въ сто верстъ и три раза перебирались съ одной горной рѣчки на другую, по крутымъ переваламъ, уходившимъ далеко за предѣлы растительности.

На каждомъ подъемѣ намъ приходилось спѣшиваться и вмѣстѣ съ собаками тащить вверхъ грузныя нарты, обливаясь потомъ въ своей тройной мѣховой одеждѣ. На спускахъ было еще хуже. Собаки, по своему обыкновенію, приходили въ чрезвычайное возбужденіе и метались, какъ угорѣлыя. Чтобы удержать ихъ, нужно было изо всей силы съ обѣихъ сторонъ тормозить нарту тормозными палками, которыя прыгали и хлопали на каждой неровности почвы, передавая очень чувствительные толчки державшимъ ихъ рукамъ. На одномъ крутомъ поворотѣ приколъ, задѣвъ объ корень дерева, торчавшій поперекъ дороги, ударилъ моего спутника въ шею съ такой силой, что онъ выпустилъ изъ рукъ дугу нарты и отлетѣлъ въ сторону, а я изорвалъ жесткія камусныя рукавицы и ободралъ въ кровь обѣ руки, пока мнѣ удалось остановить мою бѣшенную свору. На другомъ спускѣ задняя нарта съ разгона попала на дерево, сломала баранъ и сильно ушибла собаку, запряженную въ корню. Намъ слѣдовало, впрочемъ, благодарить Бога, что на всѣхъ этихъ подъемахъ, спускахъ и поворотахъ дѣло обошлось для насъ безъ болѣе серьезныхъ ущербовъ.

По дорогѣ мы три раза заѣзжали на чукотскія стойбища, производя повѣрку свѣдѣній по переписи, добытыхъ предварительно разспроснымъ путемъ при разныхъ случайныхъ встрѣчахъ; но, несмотря на уговоры хозяевъ, нигдѣ не согласились остаться ночевать. Я непремѣнно хотѣлъ добраться въ этотъ день до рѣки Лабугена, гдѣ разсчитывалъ на стойбищѣ Аканги, или гдѣ нибудь по сосѣдству, встрѣтить Коравію Кутылина сына, бродячаго торговца, который обѣщалъ, возвращаясь изъ поѣздки въ русскіе поселки на Колымѣ, привезти мнѣ почту изъ Среднеколымска, Якутска и другихъ цивилизованныхъ мѣстъ земного шара. Поэтому я заставлялъ усталыя ноги нашихъ собакъ безостановочно подвигаться впередъ, пока, наконецъ, искры, привѣтливо замелькавшія въ черной глубинѣ лѣса, не возвѣстили намъ о желанномъ ночлегѣ.

Я поспѣшно соскочилъ съ нарты и направился ко входу въ шатеръ. Моя внутренняя одежда, нѣсколько разъ промокшая отъ пота, заставила меня озябнуть, несмотря на плотную мѣховую парку и двойные сапоги. Спутники мои въ своихъ вытертыхъ кухлянкахъ озябли еще больше меня, и я хотѣлъ поторопить хозяевъ приготовленіемъ горячаго чаю, пока ямщики будутъ управляться съ привязываніемъ собакъ и установкой нарты.

— Го-го! — крикнулъ я, приподнимая край входной полы, завязанной извнутри и ожидая обычнаго привѣтствія и приглашенія войти.

Меня постигло, однако, неожиданное разочарованіе.

— Кто тамъ? — раздался извнутри женскій голосъ, въ которомъ я узналъ голосъ Аканги, хозяйки стойбища.

— Пишущій человѣкъ съ рѣки Россомашьей на возвращеніи домой!.

— Не входите! — рѣшительнымъ тономъ сказалъ голосъ извнутри. — Идите въ другое мѣсто.

Я остановился въ недоумѣніи. Съ Акангой я былъ знакомъ раньше и никакихъ напряженныхъ отношеній между нами не было, и она не имѣла повода запрещать мнѣ доступъ къ своему огню, который продолжалъ такъ привѣтливо потрескивать внутри и выбрасывать снопы искръ чрезъ отверстіе вверху.

— Почему не входить? — спросилъ я, наконецъ. — Я хотѣлъ здѣсь ночевать. Собаки устали!

— А развѣ на Россомашьей рѣкѣ не ходитъ злой духъ? — съ упрекомъ спросилъ голосъ. Дѣйствительно, въ околоткѣ, откуда я пріѣхалъ, появилась заразительная болѣзнь, въ родѣ гриппа или инфлюэнцы, выражавшаяся довольно разнобразными признаками и успѣвшая умертвить нѣсколько десятковъ жертвъ, но я вовсе не считалъ этого достаточнымъ основаніемъ, чтобы Аканга заперла передъ нами дверь, тѣмъ болѣе, что на всѣхъ стойбищахъ, посѣщенныхъ до того, мы были желанными гостями, несмотря на злого духа съ рѣки Россомашьей.

— Развѣ вы думаете, что мы привезли злого духа въ складкахъ платья? — сказалъ я съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ. — Онъ вольный. Куда захочетъ, придетъ и безъ насъ!..

— Ко! (междом. незнанія) — отвѣтилъ голосъ извнутри съ оттѣнкомъ сомнѣнія.

— Да вы развѣ маленькіе? — продолжалъ я убѣждать. — Чего вы боитесь?

— Есть и маленькіе! — возразилъ голосъ. — Моя дочь третьяго дня родила сына!

Я нѣсколько смутился. Посѣщеніе злого духа болѣзни, имѣющаго привычку невидимо слѣдовать за путниками, болѣе всего опасно для младенцевъ, въ особенности же для новорожденныхъ, которыхъ поэтому чукчи охраняютъ весьма ревниво. Перспектива ночлега на открытомъ воздухѣ вдругъ воочію предстала предо мною, какъ чрезвычайно близкая къ осуществленію.

Въ этомъ не могло быть ничего пріятнаго.

— У насъ двадцать четыре сторожа! — доказывалъ я самымъ убѣдительнымъ тономъ, — съ нами ничто худое не могло придти! — Я имѣлъ въ виду нашихъ собакъ, такъ какъ собака считается сторожемъ человѣка, отпугивающимъ враждебныхъ духовъ.

Однако, хозяйка, очевидно, относилась скептически къ бдительности русскихъ собакъ, мало знакомыхъ съ чукотскими злыми духами.

— Не знаю! — упрямо повторила она. — Собаки въ упряжкѣ, на привязи… А ребенокъ достоинъ жалости… Попроситесь лучше въ задній шатеръ. Можетъ, васъ пустятъ…

Я отошелъ отъ этой несдававшейся двери и отправился къ заднему шатру.

— Го-го! — громко окликнулъ я. — Хозяева, впустите!

Внутри шатра тоже топился огонь и слышно было движеніе людей, однако, отвѣта на мой окликъ не послѣдовало.

— Гэ-гэй! — окликнулъ я снова и еще громче прежняго. Русскіе пріѣхали! Впустите!

— Идите въ передній шатеръ! — отозвался, наконецъ, голосъ изнутри, точь въ точь какъ раньше. — Гости не ходятъ къ заднему!

Дѣйствительно, по общему правилу, гости, въ особенности почетные, заходятъ въ шатеръ главнаго человѣка на стойбищѣ, всегда стоящій впереди.

— Аканга не пускаетъ! — объяснилъ я довольно жалобнымъ тономъ.

— Отчего? — допрашивалъ голосъ.

— Изъ-за болѣзни на Россомашьей! — объяснилъ я. — Жалѣетъ ребенка!

— У насъ тоже есть дѣти! — проворчалъ голосъ.

Усиленная осторожность Аканги подѣйствовала заразительно и на ея сосѣдей. Я хотѣлъ было продолжать переговоры, но въ это время подошли мои спутники, управившіеся съ собаками, и, узнавъ, что насъ не хотятъ впустить въ шатеръ, разразились проклятіями на русскомъ и чукотскомъ языкахъ. Особенное раздраженіе проявляли два русскихъ ямщика. Для Колымскаго русскаго жителя гостепріимство является непререкаемой обязанностью, для исполненія которой онъ готовъ пожертвовать послѣднимъ кускомъ, оторвавъ его отъ собственнаго рта, и поведеніе чукчей казалось имъ чуть не святотатствомъ. Мои чукотскіе спутники, Леутъ и Айганватъ, вели себя сдержаннѣе. Мотивы чукотской осторожности предъ злыми духами были имъ ближе и понятнѣе, чѣмъ русскимъ, и, быть можетъ, въ свое время и они сами не разъ запирали свои двери передъ подозрительнымъ путникомъ, неожиданно явившимся въ ночной темнотѣ, Богъ знаетъ откуда. За то Митрофанъ, дюжій анюйщикъ [131] Житель рѣки Анюя. изъ обрусѣлыхъ якутовъ, бывшій ямщикомъ передней нарты, скоро перешелъ отъ проклятій и угрозъ къ болѣе рѣшительнымъ дѣйствіемъ. Онъ схватился руками за длинныя жерди, къ которымъ была привязана входная пола, и принялся съ ожесточеніемъ трясти ихъ, какъ будто собираясь обрушить весь шатеръ на голову обитателей. Такая рѣшительность не замедлила принести плоды.