Валентин Мошков - 2062 Исторические пророчества о будущем России

Разврат и всякие бесчестные поступки все более входили в обычай и упадок нравов стал выказываться необузданно. Люди соверничали между собою в распутстве и опасно было в нем не участвовать. В 61 г., когда началась в Риме междоусобная война, Тацит пишет: «Ужасное и гнусное зрелище представлял собою Рим. В одних местах шла битва, убивали людей, в других люди нежились в банях, пировали; подле крови и груд тел были публичные женщины и люди, подобные им. Весь разврат роскошного спокойствия и все свирепости взятия города приступом совершались одновременно, так что казалось, будто одна часть города охвачена безумием ярости, а другая — безумием веселья».

В начале периода, по-видимому, предпочитали убивать людей ядом. Еще в конце предыдущего периода начало было положено отравлением Германика. Потом в 23 г. за ним последовал сын Тиверия, Друз, в 41 г. — Марк Юний Силан и император Клавдий, в 55 г. — Британик.

Были даже специалистки по приготовлению ядов, как знаменитая галльская отравительница, Локуста. Позже отравления сменяются открытыми убийствами. Убийцы уже не имели надобности прикрывать свое преступление. Таким образом были убиты четыре императора: Калигула, Гальба, Вителий и Домициан.

Само собою разумеется, что разврат сильно процветал в этом периоде, как и во всех упадках, но историки особенно сильно подчеркивают развращенность и бесстыдство женщин. По этому поводу следует воспользоваться случаем и отметить различие в вырождении мужского и женского пола, о котором не было ничего сказано во вступлении. Есть много данных исторических, этнографических и статистических, доказывающих, что вырождение женщин в одном и том же народе совершается не параллельно общее правило, что в вырождении женщина постоянно отстает от мужчины. Если мужчина вырождается в высший тип, т. е. поднимается, то женщина, отставая от него, становится во всех или во многих отношениях ниже мужчины. Ее отношение рождаемости к смертности становится ниже мужского, болезненность больше, средняя продолжительность жизни меньше, преступность мужчин, которых всегда родится больше, чем женщин. Если же мужчина вырождается в низший тип, т. е. падает, то тогда женщина также отстает от мужчины и потому становится во многих отношениях выше его. Она более живуча, чем мужчина, здоровье его, более способна к труду, менее преступна и т. д. Такое положение вещей влечет за собой численный перевес женщин над мужчинами. В историческом цикле первый случай имеет место в веках Золотом и Себебряном, а второй — в Медном и Железном.

Римская история является прекрасной иллюстрацией для этого правила. В Золотом и Серебряном веках настоящего цикла римляне — мужчины поднимались, женщины во всех отношениях им уступали, и вот мы видим постоянные жалобы истоков на распутство и бесстыдство римских женщин. О второй же половине цикла, о веках Медном и Железном, мы имеем прямо противоположный сведений. Так как вопрос этот весьма важен и интересен, то мы несколько отвлечемся в сторону и посмотрим, что вообще пишут римские историки о женщинах Золотого и Серебряного веков.

Образец распутности женщин в Золотом веке дает прежде всего семейство самого императора Октавиана Августа. Этот император был вообще несчастлив в семейной жизни. Со второй своей женой, Скрибонией, он развелся в тот самый день, когда она родила ему дочь Юлию. Юлия была женщина умная, но развратным поведением причиняла не мало горя своему отцу. Август смотрел сквозь пальцы на то, как его дочь нарушала правила приличия, являясь в публике «окруженной толпой знатных молодых людей». Если отец сердился на нее за слишком легкий костюм, Юлия приходила к нему в скромной одежде и развлекала отца шутками. Но, в конце концов, Август не вытерпел и внезапно отправил свою дочь в ссылку на маленький островок, причем объявил сенату, что Юлия до того забылась в своем бесстыдстве, что сделала форум и ораторскую трибуну местом своих ночных оргий. «Проступки Юлии против приличия, — пишет Вебер, были не ее личной виной, а следствием общей испорченности нравов, господствовавшего в Риме разврата».

Третью жену Августа, Ливию, называют «опытной в деле притворства». Ее обвиняют в отравлении двух сыновей Юлии, чтобы провести в императоры своего старшего сына Тиверия, рожденного от первого мужа и, следовательно, приходящегося пасынком Августу. О ней говорили, что она устроила ссылку третьему сыну Юлии, Постуму. Она же отравила Марцелла, первого мужа Юлии и, как говорят, даже самого Октавиана Августа.

В первой половине Серебряного века упадок римских женщин из высшего класса не прекратился, но стал еще сильнее. «Бесстыдные женщины помогали развитию пошлости, разврата Калигулы. Милония Цезония совершенно расстроила его здоровье любовным напитком, который она ему поднесла». Кроме того, история отмечает трех «развратных» сестер Калигулы: Друзиллу, Агрипину и Юлию Ливиллу. Мессалина, жена императора Клавдия, в разврате и бесстыдстве зашла так далеко, что ее имя сделалось нарицательным. С необузданным сладострастием она попирала ногами все приличия, безгранично предаваясь влечению своей чувственности. Переодетая она ходила ночью в публичные дома под именем Лициски и отдавалась каждому ее выбиравшему. Она добилась казни Аппия Силана за то, что он не хотел быть ее любовником. От живого мужа она совершила обряд бракосочетания с Силием с соблюдением всех юридических и религиозных формальностей. Агриппина, мать Нерона, была так же сладострастна, как и Мессалина. Она заботливее соблюдала внешние приличия, но ее коварство, властолюбие, алчность и отвага на всякие злодейства заставили римлян находить, что при Мессалине времена были менее ужасными. Из числа особенно развратных женщин называют также сладострастную Поппею, вторую жену Нерона, и знаменитую по безнравственности Плацину, жену Пизона, которая предала почтенного Германика и была обвинена во многих очевидных преступлениях».

Но что все эти женщины не составляли исключения из общего правила в первой половине Серебряного века, видно из их исторических свидетельств:

«Женщины высших классов были так безнравственны, так распущенны, что мужчин нельзя было заставить вступать с ними в брак и брак заменился конкубинатом; даже девушки позволяли себе самые страшные нескромности. Важнейшие сановники государства и придворные дамы купались вместе и показывались друг другу нагими. Безнравственность римских женщин заставляла их прибегать к таким возмутительным действиям, что их даже нельзя назвать в современной книге. Они считали годы не по консулам, а по числу своих любовников. Быть бездетною и, следовательно, освобожденною от семейных обязанностей считалось апогеем счастья. Плутарх говорит совершенно верно, что римляне женятся, чтобы сделаться наследниками, а не для того, чтобы иметь наследников. Считалось хорошим тоном предаваться самому противоестественному разврату. Юноши вступали в формальные супружества с мальчиками. Женщины знатнейшего происхождения поселялись в публичных домах.