Валентин Мошков - 2062 Исторические пророчества о будущем России

Обычай пробных ночей известен был в Европе у древних греков и римлян, у древних саксов и аллеманов, у немецких, шведских и норвежских коронованных особ в 14-м столетии и раньше, в древней России, у современных крестьян Швейцарии, Шварцвальда и Южной Германии, у латышей, у малороссов и яицких казаков, у вотяков, татар Европейской России и астраханских ногайцев, у болгар, мингрельцев абхазцев и калмыков. В Азии: у древних евреев, у древних парфян (по Страбону), на острове Цейлон, у сонталов Индии, в Бухаре, у сибирских татар и у камчадалов.

В Африке: у Марокских евреев, у негров Конго, в королевстве Фула, и у готтентотов. В Америке: у индейцев Канады, в Гренландии, у народа отоми (в Мексике). В Австралии: на острове Св. Георга (Отаити) (1).

Но что особенно меня поразило, так это записанная мною от гагаузов сказка о человеке, шею которого обвила змея, желая его задушить. Человек обращается за посредничеством к лисе, которая остроумной выходкой спасает его от змеи. Сказку эту с заменою лисы обезьяной я нашел в одном из французских этнографических журналов, как записанную от кафров южного берега Африки.

Было здесь и много других международных верований, широкое распространение которых по земному шару сначала поражало меня, а затем у меня составилась своя гипотеза, объясняющая это с первого взгляда непонятное явление. Гипотезу эту я передал в общих чертах в отдельной брошюре (2), напечатанной в 1896 году. В конце ее я обращался к русским этнографам с просьбой высказаться по поводу моей теории. На эту брошюру последовали отзывы в польском этнографическом журнале «Wisla» и в чешском «Лиде», где разбирались только некоторые из моих исторических доводов, не имеющих ничего общего с гипотезой, а со стороны русских этнографов не было ни одного отзыва, вероятно потому, что у нас мало ученых, занимающихся вопросом о международных верованиях. С тех пор прошло десять лет, в течении которых я старательно подыскивал в научной литературе все, что могло бы подтвердить или опровергнуть мою гипотезу Но так как при этом я дорожил истиной, а не гипотезой, то при каждом новом для меня факте должен был изменять свои первоначальные мнения сообразно с действительностью. Истощив факты этнографические, я перешел к антропологии, а затем к археологии, палеонтологии, зоологии и геологии до тех пор, пока у меня не сложилась обширная, но довольно стройная теория, обнявшая все человечество и углубившаяся до палеолитического века. Когда в такой работе я дошел до того, что новые факты уже не изменяли более моих основных предположений, а только подтверждали их, развивая все новые и новые подробности, я наконец решился выступить с моей теорией в печати.

Вопрос, заинтересовавший меня вначале, причина существования международных верований, оказался гораздо глубже, чем я думал, так как к его решению можно было подойти только тогда, когда для меня выяснилось происхождение человека. Вот почему, начавши с вопроса сравнительно мелкого, я должен был против своего первоначального намерения углубиться в вопросы крупные, мировые.

Оказывается, что на громадное сходство веровании, обрядов и обычаев у всех народов земного шара обращали свое внимание почти все выдающееся путешественники, собиратели этнографического материала и историки культуры. Хотя он поднят впервые уже около ста восьмидесяти лет тому назад, но мнения ученых по поводу его до сих пор не пришли ни к какому соглашению.

Еще патер Лафито, проживший пять лет в Канаде и написавший книгу о нравах американских дикарей, напечатанную в Париже в 1724 году, пришел к заключению, что народы, которых мы называем дикарями, имеют религию, стоящую в близкой связи с нашими древними религиями, с тем, что называли таинствами Вакха и матери богов, с мистериями Озириса и Изиды и пр. «Мы находим, — говорит почтенный патер, — такое поразительное сходство между этой религией первых языческих времен и многими догматами нашей веры, предполагающими божественное откровение, — такое полное сходство этого культа с культом истинной веры, что не можем не сделать следующего вывода: все существенные черты этих религий взяты из одного источника. Нельзя отрицать этого сходства.

Так мы находим следы таинства Св. Троицы в мистериях Изиды, в сочинениях Платона, в религиях Индусов, японцев и мексиканцев».

Но очевидно, что вопрос о сходстве религий старого и нового завета интересовал ученых исследователей еще и ранее Лафито, так как этот последний говорит: «Пораженные этим сходством, некоторые писатели полагали, что языческие религии были целиком заимствованы из Моисеева закона»… Но Лафито с этим мнением не согласен. «Таинства, — продолжает он, — которым подвергаются новообращенные у караибов, вполне соответствуют даже в деталях известным греческим и римским процедурам, мы находим в них особенные черты, свидетельствующие о божественном присутствии, а именно Epulum Deorum, или пир богов, Lectisternium, или ложе, приготовленное для божества, преподнесение хлеба и вина и проч.». Далее обычай ликийцев, приводимый у Геродота, называть себя по имени матери, Лафито встречает у американских гуронов и ирокезов, гинекократию — у скифов, сарматов, басков, египтян и у большинства африканских дикарей. Обычай кувады он находит в Америке и думает, что он здесь заимствован от иберийцев. Наконец римскую форму брака, coemtio и confarreatio он также подыскивает в обычаях американских индейцев (3).

Подобно Лафито, Добрицгофер, проживший восемнадцать лет у дикого племени абипонов в Парагвае, проводит параллель между абипонами и древними галлами, так как у тех и других он нашел культ дьявола (4).

Кругосветный путешественник Шамиссо заметил сходство между островитянами южного океана и индусами в неравенстве народных классов и в особой святости некоторых семейств, независимой от их богатства и гражданской власти. Он же обратил внимание на добровольную смерть жены на могиле мужа у жителей островов Фиджи и Тонга, которая в таком же виде повторяется в Ост-Индии (5).

Знаменитый путешественник Джеймс Кук также был поражен сходством полинезийских легенд с греческими сагами. То же самое было позже подтверждено исследованиями Бастиана, Моренгута, Форнандера и ученого гавайского короля Калакауа (6).

Английский историк культуры Джон Притчард, книга которого «Изыскания в области физической истории человечества» была напечатана в 1813 г., обратил внимание на тот факт, что вера в загробную жизнь более или менее отчетливо выступает у всех народов земного шара, что все народы сходятся в вере в какие-то тайные причины, от которых зависит настоящее и будущее. «У всех наций, — пишет он, — мы находим известные торжественные обряды при погребении покойников, различные церемонии сжигания, бальзамирования и мумифицирования трупов, наконец, похоронные процессии… По всему северу рассеяны могильные курганы, которым соответствуют громадные гробницы и монументы полинезийцев и великолепные пирамиды Египта и Мексики. Молитвы и литургии за живых и умерших в христианских церквах, в мечетях и пагодах востока, в языческих храмах древнего мира, могущество священников и духовных каст, являющихся посредниками между богами и людьми и толкователями судеб человеческих, религиозные войны, опустошавшие целые страны из за какого-нибудь метафизического догмата, тысячи пилигримов, отправляющихся ежегодно замаливать свои грехи у гробниц пророков и святых, все это и множество других подобных явлений в истории варварских и цивилизованных народов должно привести нас к заключению, что во всем цивилизованном человечестве живут какие-то глубоко вкоренившиеся общие чувства, происхождение которых теряется во мраке веков. Эти чувства принадлежат к самым поразительным явлениям человеческой психологии, а так как мы замечаем их у различных рас, то значит всему человечеству свойственна одна нравственная природа. Если мы вспомним при этом, что различные виды (животных) всегда обнаруживают также различные свойства, то ясно, что человечество составляет единое племя» (7).