Валентин Мошков - 2062 Исторические пророчества о будущем России

Если бы теория Ламарка была раз навсегда отвергнута, то нам теперь не оставалось бы ничего более, как последовать за Дарвином и Уоллесом. Но так как есть много ученых, которые ее придерживаются, то приходится отнестись критически к Ламарку

Чтобы приспособление живых существ к природе по способу Ламарка было возможно, нужны два условия: 1) живые существа должны быть пластичны, т. е. изменяться во всех отношениях под влиянием внешних условий, а 2) изменения, происходящие в организмах, должны передаваться их потомкам наследственно.

Изменения, которые происходят с животными организмами во время их жизни, подразделяют: 1) на такие, которые возникают под влиянием среды или внешних условий и 2) «функциональные приобретения», т. е. такие изменения, которые совершаются в организме от упражнения или неупражнения его органов.

Внешние условия, среди которых проводят свою жизнь все живые существа, весьма разнообразны, однако их можно поделить на две большие группы:

1) дни действуют на живых существ энергично и роковым образом, заставляя часть их вымирать. Сюда относятся геологические перевороты, резкие перемены климата и пищи, болезни и пр. 2) условия, хотя и влияющие на жизнь животных, но такие, от которых они не могут вымирать, а принуждены только изменять свой образ жизни и привычки. К ним принадлежат: климат, топография страны, почва, разные жизненные неудобства и т. п.

Первых условий мы касаться не будем, потому что они, по теории Дарвина — Уоллеса, производят естественный отбор, а следовательно, в их важном значении для животного никакого сомнения быть не может.

К условиям второго рода Дарвин возвращается довольно часто, но, по-видимому, только для того, чтобы подчеркнуть отсутствие их влияния на животный и растительный мир: «Нельзя отрицать, — говорит он, — что измененные условия имеют влияние и иногда значительное на организмы всех родов, а с первого раза кажется вероятным, что при достаточной продолжительности влияния результат должен быть несомненный. Однако мне не удалось получить ясных доказательств в пользу этого, и можно привести сильные доводы с противоположной стороны».

И вот один раз он указывает на двести видов огородных растений, распространенных во всей Великобритании, и говорит, что они «должны были подвергаться в течение огромного периода времени значительным разницам в климате и почве, однако же они не различаются между собою. Точно так же многие растения, насекомые, птицы и другие животные распространяются по обширным частям света, сохраняя однако же одинаковые признаки».

В другой раз Дарвин обращает внимание на южную Африку, Австралию и западную часть Южной Америки (между 25 и 35 гр. южн. шир.) и находит, что «невозможно указать три фауны и три флоры, столь коренным образом разнящееся друг от друга». А в то же время фауны и флоры южной Америки разных широт несравненно более близки между собою.

Наконец, то же самое замечает автор и по поводу человеческих рас. Между южными китайцами и эскимосами, а также между ботокудами и огнеземельцами, несмотря на большое различие в климатах обитаемых ими стран, в пище, одежде и привычках, замечается огромное сходство. А в тоже время при сравнении ботокудов с южно-африканскими неграми наблюдается полнейшее несходство, несмотря на то что те и другие живут на одной и той же широте, в одном и том же полушарии и в очень близких жизненных условиях (1).

Таким образом изменения, будто бы вызываемые у животных климатом и жизненными условиями, считаются европейской наукой неопровержимым фактом, но никто еще не доказал их реальности. То же самое можно сказать и о функциональных приобретениях.

Принято думать с незапамятных времен, что гимнастика не только укрепляет мышцы, но, кроме того, увеличивает их размеры и, наоборот, отсутствием упражнения вызывается их уменьшение. Мы всосали с молоком матери глубочайшее убеждение в реальности этого явления, но никто еще не доказал его экспериментальным путем. А между тем при ближайшем знакомстве с делом оказывается, что такое доказательство даже и невозможно при имеющихся в нашем распоряжении средствах.

В самом деле, предположим, что мы устроили точный прибор, который указывал бы малейшее изменение в мышцах человека. Если бы мы применили его к ребенку или юноше, т. е. к человеку, естественный рост которого еще не закончился, то прибор показал бы нам некоторое удлинение или утолщение мышцы.

Но мы знаем, что у ребенка или юноши мышцы должны увеличиваться вследствие его роста. Что часть изменения мышцы должна быть приписана росту, а другая упражнению, доказать невозможно, потому что условия роста у каждого человека разнообразны до бесконечности, а законы его нам вовсе неизвестны.

Если наблюдать взрослого человека, переставшего расти, то, по Бертильону, известные антропологические признаки, как например, рост, длина и ширина головы, длина среднего пальца, форма и размер ног «остаются у взрослых людей неизменными, при каких бы то ни было условиях» (2).

Но если бы даже и удалось подметить у взрослого человека изменение органов, то произошло ли оно от упражнения или от условий наследственности, нам неизвестно. «Проявление наследственности ускользает во многих случаях от наблюдателя уже ввиду того, что наследственность зачастую вступает в свои права только в известные эпохи человеческой жизни, например, в период полового развития, старчества, климактерический период и т. д.» (3).

Но если экспериментальный способ доказательства невозможен, то у нас есть метод статистический. Мы можем взять сотню людей, работающих физически, и другую сотню людей умственного труда, измерить у тех и у других интересующую нас мышцу или орган и сравнивать между собою полученные таким образом средние цифры. Такого рода материалов успели уже собрать довольно много наши антропологи. Возьмем для образчика некоторые из них, приведенные у Ранке:

1) Сельские и городские рабочие работают преимущественно руками и кистями; мы должны следовательно ожидать, что у них окажется более сильное развитие рук (4).

2) Матрос с одинаковой силой напрягает руки и ноги, поэтому и те и другие подвергаются усиленному росту. В сравнении с величиною тела руки рабочего длиннее и более развиты, чем у матроса (5).

3) Горы, уже благодаря общему движению тела, требуют от своих обитателей более значительной ежедневной механической работы, чем главным образом и обусловливается более значительный рост горцев (6).

Но эти выводы ненаучны. Они могли бы только тогда иметь научное значение, если бы антрополог, желающий исследовать действие на человека какой-либо причины, в данном случае упражнения, мог выделить ее из числа прочих и доказать, что кроме нее на человека ничего постороннего действовать не могло. Между тем каждый человек есть наследственный продукт многовековой жизни предыдущих поколений, а жизнь эта остается для нас до сих пор тайной. Кроме того, прежде чем люди становятся рабочими или матросами, им делается строжайший отбор самой жизнью и работодателями, соответственно их природным способностям. Следовательно, антрополог не может поручиться, что разница между матросами и рабочими, между рабочими и людьми умственного труда явилась только результатом их упражнения, а не наследственности и искусственного отбора.