Валентин Мошков - 2062 Исторические пророчества о будущем России

И так мы пришли к заключению, что вопрос о происхождении видов по тем теориям, которые объясняют его влиянием внешних условий или приобретениями, сделанными живым существом за время его самостоятельной жизни, должны быть оставлены, как несогласные с законами природы. А в таком случае в нашем распоряжении остаются только: «теория мутаций» и Дарвино-Уоллесовский естественный отбор.

Примечания: (1) — Ю, I. 10 и 244. (2) — ВУ сл. «Преступник». (3) — ВУ сл. «Наследственность». (4) — БО, II. 97. (5) — БО, II. 97–98. (6) — БО, II. 153. (7) — Ю, II. 27. (8) — бу, III. 142. (9) — Бу, I. 217. (Ю) — Ю, III. 485. (11) — Ю, III. 295. (12) — ма. (13) — бу. 232. (14) — Ю, II. 296. (15) — Бу. 232. (16) — мб. 21. (17) — ее. 121. (18) — BK. 409 и 414. (19) — Ю, III. 295. (20) — ВК. 408. (21) — БЭ.

Основная суть Дарвино-Уоллесовского учения, «естественный отбор», в сущности говоря, не гипотеза и не теория, требующая доказательств, а неопровержимый факт, который поэтому критике и не подлежит. «Индивидуальные варьирования, — говорит Брока, — факт. Передача индивидуальных изменений новым поколениям — явление очень частое. Борьба за существование между видами или между индивидуумами одного и того же вида — закон. Наконец, естественный отбор — необходимое последствие этого закона» (1).

«Никто, конечно, не станет утверждать, — пишет Дарвин, — что все особи одного вида отлиты как бы в одну форму… Нередко даже резко выраженные отличия появляются в животных одного помета, у растения в семени из той же коробочки. На расстоянии длинных промежутков времени, из миллионов неделимых, выращенных в той же стране, почти на той же пище, появляются уклонения в организации» (2). Если отбирать индивидуумов, одаренных какой-либо особенностью, и изолировать их, то, пользуясь наследственностью, можно в ряд поколений не только закрепить данную особенность, но и усилить ее в желанной степени (3). «Этим могущественным процессом, доступным даже для слабых сил человека, природа, располагающая огромными средствами в течение бесчисленных веков, имела полную возможность выработать то бесчисленное множество видов растительного и животного царств, которое поражает нас теперь своим бесконечным разнообразием» (4).

Вот и вся сущность учения Дарвина, переданная его собственными словами. В ней нет ни одной мысли, против которой могла бы возразить научная критика. Если что и разрушила эта последняя в теории Дарвина, то не сущность, а детальную разработку. А потому если мы воспользуемся указаниями научной критики, то получим теорию Дарвина, очищенную от ее ошибок и заблуждений.

Перед Дарвином и Уоллесом, когда они разрабатывали детали своих теории, должен был возникнуть вопрос: совершается ли естественный отбор на земле ровно, непрерывно, без скачков, причем путь его приближается к прямой линии, или этот путь похож на лестницу, состоящую из быстрых скачков вверх и горизонтальных ступеней между ними, в течение которых виды находились в состоянии почти абсолютного покоя?

Так как Дарвин и Уоллес оба остановились на первом решении, а оно оказалось ложным, то они наделали множество ошибок, позже подмеченных критикой, и дали повод другим естествоиспытателям не только отвергать их теории вместе с естественным отбором, но и строить на их место новые.

Это печальное обстоятельство произошло потому, что оба автора совершенно пренебрегли фактами, легшими в основание «библейской теории» и признававшимися «теорией катастроф». Из числа их на первом плане должно быть поставлено «постоянство типов или видов», за которое свидетельствуют и исторические памятники и наш собственный опыт и мнения выдающихся естествоиспытателей, начиная с Жофруа Сент Илера. По определению этого последнего, «вид есть собрание или последование индивидуумов, характеризующихся некоторой суммой ясных признаков, передача которых натуральна, правильна и бесконечна при нынешнем состоянии вещей» (5). «Мы совсем не видим, — говорит Фриз, чтобы виды изменялись. Сорта растения, которые растут в течение столетия, а может быть, и тысячу лет или более в отдельных местностях, все-таки не обнаруживают заметных различий по времени и, вероятно, не изменились с момента своего возникновения» (6). По словам самого Дарвина, многие группы животных существуют со времени появления на земле первых известных нам проблесков жизни (7). Это так называемые Dauerntypen, т. е. виды или роды, которые в течение геологических времен остались неизменными до наших дней. Сюда относятся, например, низшие из обитателей моря (8). Но и более высокие виды также не лишены постоянства в течение огромных геологических периодов. Так, по исследованию Мильн Эдвардса, более половины птиц миоценового периода принадлежат к ныне живущим родам, а вымершие роды стоять очень близко к современным. Здесь находят уток, пеликанов, гагар, куликов, бакланов, тиркушек, журавлей, чаек, цаплей, орлов, коршунов, филинов, сов, дятлов, трясогузок, сорокопудов и ворон. Между тем как промежуток времени, отделяющий нас от третичной эпохи, по словам Неймайра, так велик, что «мы даже и представить его себе не в состоянии» (9). В еще более поздние, хотя все еще доисторические времена, во времена «свайных построек Швейцарии», в так называемом неолитическом веке, уже было в домашнем состоянии большинство тех животных, которые у нас в Европе живут еще и теперь, т. е. быки, лошади, овцы, козы, свиньи и собаки, а из культурных растений: пшеница, ячмень, горох, мак, лен и пр. (10). Наконец, если мы обратимся к древнейшим историческим временам, то увидим, что в Египте за четыре тысячи лет до нашего времени, судя по рисункам и мумиям животных, фауна была совершенно такая же, как и теперь. У тогдашних животных нет ни малейшей разницы с современными, ни по внешнему виду, ни по строению костей.

Освальд Геер, исследовавший растения, находимые в египетских пирамидах, свидетельствует, что растения древнего Египта принадлежат к тем же самым видам, которые и теперь там растут (11).

Кроме того, относительно домашних животных разводившихся в древнем Египте, известно, что они были даже тех самых пород, которые разводятся в настоящее время. Из собак, например, там были: собаки-парии, борзые, простые гончие, меделянки, дворняжки, комнатные собачки и таксы, более или менее сходные с нашими современными породами (12).

То же самое можно повторить и о человеке, который в этом отношении мало отличается от всего остального животного царства. По словам Кольмана, он представляет собою стойкий тип, который не изменился физически со времен диллювия. «Я предупреждал, — говорит этот ученый, — что стою вполне на почве господствующего в естествознании учения о постепенном развитии, но мои собственные исследования привели меня к тому результату, что со времени ледниковой эпохи человек не изменил своих расовых черт» (13).