Елизавета Салиас-де-Турнемир - Сережа Боръ-Раменскiй

Сережа всталъ и сказалъ твердо:

— Никогда не женюсь я вопреки вашего желанія, никогда! Но не женюсь и на богатой изъ расчета. Семейная согласная жизнь величайшее на землѣ счастіе, и чтобы имѣть его, надо выбрать себѣ жену по сердцу, по нраву, по взаимной склонности, при уваженіи и любви. Я ничего такого, исключая уваженія, не чувствую къ княжнѣ Дубровиной и ни за что, ни за что никогда не буду просить руки ея. Въ этомъ я не могу исполнить вашего желанія.

Серафима Павловна заплакала.

— Не могу, не могу, мама! не мучьте себя и меня понапрасну. Это противно моимъ правиламъ. Развѣ я могу сказать княжнѣ, что люблю ее какъ будущую жену? Это была бы самая гадкая ложь изъ-за ея денегъ. Какая низость!

— Никакой низости нѣтъ, а я вижу одно, что ты безумный, и напрасно говоришь, будто меня такъ любишь!.. Теперь я вижу, какъ велика твоя ко мнѣ любовь…

— Ахъ, мама! мама! воскликнулъ Сережа, махнулъ отчаянно рукой и поспѣшно вышелъ изъ комнаты и изъ дому.

Серафима Павловна поплакала и, печально подвинувъ пяльцы, принялась шить съ нервною поспѣшностью. Иногда она вдругъ клала иголку и восклицала: „Какое безуміе! Какой глупецъ!“ Въ этотъ день Серафима Павловна поѣхала къ Долинскимъ одна, и когда у ней спросили, гдѣ Сережа, она отвѣчала, что его цѣлый день не было дома, что онъ, вѣроятно, занятъ по службѣ.

Съ этого самаго дня Сережа рѣдко посѣщалъ Долинскихъ, и когда Лиза и Лида упрекали его, что онъ ихъ забылъ, онъ отговаривался дѣлами служебными и частными. Онъ меньше говорилъ съ Анютой и держалъ себя отъ нея подальше, Долинскій и жена его все поняли. Они и прежде были противъ намѣренія Варвары Петровны переговорить черезъ Ракитиныхъ съ Серафимой Павловной, но Варвара Петровна была такъ увѣрена въ успѣхѣ, что не внимала ничему и рѣшилась разомъ привести дѣло къ желаемому концу. Она около пяти или шести дней ожидала чего-либо новаго и, не слыша ничего, написала Долинскому, прося его пріѣхать къ ней. Онъ, очевидно, противъ воли поѣхалъ.

— Скажите, — встрѣтила она его, — что же у васъ дѣлается. Что новаго?

— Ничего, — сказалъ Долинскій. — Серафима Павловна попрежнему бываетъ всякій день.

— Ну, а Боръ-Раменскій, Сергѣй?

— Былъ одинъ разъ; говоритъ, что занятъ, и больше разговариваетъ съ моими дочерьми, чѣмъ съ Анютой.

— Странно! а Анюта?

— Она, какъ всегда, спросила, отчего онъ не бываетъ, и удовольствовалась его отвѣтомъ. Все это дѣло оказалось неудачнымъ. Сохрани Боже! если Анюта узнаетъ, что ее сватали, очень разсердится и обидится.

— Бѣда не велика! сказала смущенная Варвара Петровна. — Стало-быть, у Боръ-Раменскаго есть другая на примѣтѣ.

— Не знаю; а я понимаю его такъ: онъ молодой человѣкъ, умный, съ характеромъ, весь отдавшійся исполненію своего сыновняго долга; мать онъ обожаетъ, сестру лелѣетъ; онъ служитъ, трудится, зарабатываетъ значительныя деньги, но за богатствомъ не гонится и за деньги себя не продастъ.

— Продастъ!.. Вотъ слово! И вы тоже, Николай Николаевичъ, чего не скажете!

— Это мое понятіе. Жениться изъ-за денегъ, безъ особенной любви, значитъ, по-моему, продать себя. Семейная жизнь красна взаимною любовью и уваженіемъ. Эти два чувства составятъ счастіе и безъ богатства. Такъ прожилъ я свой вѣкъ — счастливо. Деньги были на необходимое; а семейное счастіе — это Божіе благословеніе на тѣхъ, которые искали его серіозно и разумно. Не удовлетвореніе вспышки, не капризъ, не расчетъ даетъ супружеское счастіе, а обоюдное уваженіе, обоюдная любовь, одинаковое воззрѣніе на жизнь, на долгъ, на трудъ.

— Все это справедливо, но… Удивительно, Богъ далъ Анютѣ всѣ блага земныя, но до сихъ поръ не посылаетъ ей добраго мужа. Я думаю, что Боръ-Раменскій именно былъ бы такимъ мужемъ…

— Всего имѣть не можно, — сказалъ Долинскій.

— А я въ толкъ не возьму, кто бы могъ завладѣть Боръ-Раменскимъ.

— Повѣрьте, никто; но онъ изъ-за денегъ не женится. Онъ человѣкъ высоконравственный и благородный.

Варвара Петровна была не въ духѣ, а Долинскій не находился въ веселомъ настроеніи, и потому они охотно разстались.

Нѣсколько дней, несмотря на веселыя хлопоты приближавшейся и особенно пріятной для Серафимы Павловны свадьбы, она была и недовольна и печальна. Сережа зналъ причину, молчалъ, былъ особенно ласковъ и внимателенъ къ матери; но Глаша и Ваня недоумѣвали. Дважды они спрашивали у Серафимы Павловны, что съ ней, и дважды получали короткій и не удовлетворявшій ихъ отвѣтъ: ничего. Глаша спросила у брата; онъ отвѣчалъ уклончиво, и она тотчасъ поняла, что онъ знаетъ причину неудовольствія матери, но сказать не хочетъ. Она все разсказала жениху.

— Я все это въ точности разузнаю, — сказалъ онъ, — мама мнѣ все скажетъ.

Онъ звалъ ее мама, какъ ея родныя дѣти, что особенно радовало Серафиму Павловну.

Дѣйствительно, однажды въ сумерки, оставшись одинъ съ Серафимой Павловной, Ваня приступилъ къ ней съ вопросами, и она не долго противилась его ласкамъ, нѣжнымъ словамъ и сказала ему, не выдавая никого (Серафима Павловна была очень честна и сохраняла данное честное слово), что она знаетъ, увѣрена, что если бы Сережа посватался за княжну Дубровину, она бы не отказала ему.

— Какъ ты думаешь, — окончила она свою фразу, — я права: она бы пошла за него.

Ваня задумался.

— Она мало говоритъ о немъ, но насколько я ее знаю, она бы не отказала ему, потому что она какъ-то сказала, что въ немъ есть и сила и нѣжность, что онъ сумѣлъ трудиться для матери и сестры и что она уважаетъ его. Пожалуй бы и пошла за него… да, не отказала бы.

— А Сережа предложенія дѣлать не хочетъ, — сказала горячо Серафима Павловна.

— Отчего?

— Говоритъ всякій вздоръ: что онъ ее не любитъ и что безъ особенной глубокой и нѣжной привязанности не женится и еще на богатой. Онъ говоритъ: я не искатель богатыхъ невѣстъ.

— Какой это Сережа хорошій, подлинно высокой души человѣкъ! воскликнулъ Ваня.

— Какъ и ты то же!

— Конечно, да развѣ можно жениться, то-есть навсегда, навсегда связать себя съ женщиной, если ее не любишь особенно нѣжно и не уважаешь.

Тогда завязался довольно длинный разговоръ, въ которомъ Серафима Павловна осталась побѣжденной, какъ всегда. Какъ часто она ни во что ставила мнѣнія Сережи, но слово Вани было для нея рѣшающее.

Къ свадьбѣ сестры пріѣхала Вѣра съ мужемъ и заняла дорогое помѣщеніе въ одной изъ гостиницъ Москвы; пріѣхала и Таня и остановилась у Глаши. Не было конца ихъ разговорамъ, ихъ радости, ихъ поцѣлуямъ. И Таня, какъ всѣ другіе, нашла большое сходство между Ваней Долинскимъ и Ваней, ушедшимъ отъ семьи и друзей своихъ въ міръ иной. Ваня и съ Таней сошелся скоро, и она полюбила его за его доброту, деликатность и чувствительность.