Елизавета Салиас-де-Турнемир - Сережа Боръ-Раменскiй

— Никакихъ переговоровъ не будетъ и ихъ не нужно. Тогда его дѣло — лишь бы онъ былъ увѣренъ, что семейство Анюты желаетъ этого брака, и что по всей вѣроятности отказа ему бояться нечего. Не забудьте сказать, что именно потому, что онъ небогатъ, мы рѣшились… ему… aplanir le chemin, дорогу сдѣлать скатертью. Это будетъ большое съ вашей стороны одолженіе, только сохраните это въ тайнѣ.

— Въ этомъ будьте совершенно увѣрены.

Пріятельницы разстались. Весь день Зинаида Львовна была взволнована; и Соня и самъ Ракитинъ замѣтили, что она не въ своемъ обыкновенномъ настроеніи, и спросили, что съ ней. Она отвѣчала, что немного нездорова, и жаловалась на головную боль.

На другой день, еще до завтрака, она приказала заложить карету и отправилась къ Боръ-Раменскимъ.

Она нашла Серафиму Павловну, окруженную двумя модистками и въ серіозномъ совѣщаніи о туалетахъ для дочери и для себя. При входѣ Зинаиды Львовны она весело пошла ей навстрѣчу и стала подробно разсказывать, что именно и какъ хочетъ заказать. Зинаида Львовна слушала разсѣянно и наконецъ прервала ее и сказала, что она пріѣхала по дѣлу и желала бы переговорить наединѣ. Серафима Павловна была удивлена, но повела гостью въ свой кабинетъ. Зинаида Львовна сѣла и чрезвычайно спокойно, хотя и холодно, передала весь разговоръ свой съ Богуславовой. Лишь только Серафима Павловна поняла, въ чемъ дѣло, какъ лицо ея вспыхнуло, глаза загорѣлись и нѣсколько радостныхъ восклицаній сорвались съ языка ея. Когда Зинаида Львовна кончила, Серафима Павловна воскликнула:

— Ахъ, какое счастіе! Я знала, что Ваня, войдя въ мое семейство, принесетъ намъ счастіе. Лишь только онъ переступилъ порогъ моего дома, какъ внесъ въ него радость. Солнце счастія озарило и меня и мое семейство. И гдѣ были глаза мои? И какъ я этого не видала? Какъ могла просмотрѣть! Очевидно, что Сережа полюбилъ княжну и она его полюбила. Милый Сережа! Но онъ не захотѣлъ изъ деликатности никому признаться. Она такъ богата, а онъ бѣденъ, но теперь это все устранено. Если ея семья желаетъ, то и я, то и я! Какое счастіе! Всѣ мои дѣти устроены… Ахъ, какое счастіе! Ну, куда же вы?

— Я не могу остаться, притомъ вамъ теперь надо видѣть сына, и я здѣсь лишняя. Я прошу васъ не говорить, — такъ желаютъ Богуславовы, — что я принимала участіе въ этихъ переговорахъ. Я только передала то, что меня просили передать вамъ.

— А я благодарю, и еще какъ! Вы принесли мнѣ вѣсть радостную… такую радостную, что я не опомнюсь.

Зинаида Львовна поспѣшили проститься и уйти, а Серафима Павловна поспѣшно вошла къ Сережѣ, но его не было дома.

— Гдѣ онъ, гдѣ? спрашивала она у всѣхъ домашнихъ, сгорая отъ нетерпѣнія, и удивила всѣхъ и румянцемъ лица, и блескомъ глазъ, и оживленными манерами. Но какъ ни волновалась она, а ей пришлось ждать до обѣда.

— Мама, — сказалъ онъ, входя, — васъ ждутъ у Долинскихъ: поѣдемте, иначе мы опоздаемъ къ обѣду.

— Нѣтъ, ужъ мы нынче туда обѣдать не поѣдемъ. Пойдемъ въ спальню, мнѣ надо сказать тебѣ важную новость.

— Что такое? Развѣ нельзя сперва пообѣдать — я голоденъ, — а потомъ уже…

— Нельзя, нельзя. У тебя охота обѣдать отпадетъ, когда я тебѣ скажу… Пойдемъ скорѣе.

Она увлекла его въ свою спальню и заперла дверь на ключъ потомъ сѣла и сказала:

— Ну, мой милый, милый мальчикъ, я такъ счастлива!

— Что такое? спросилъ недоумѣвающій Сережа. — Что случилось?

— А вотъ что, — сказала она, взявъ его за руку и сажая рядомъ съ собою на узкій и низкій диванчикъ: — сейчасъ у меня была… Нѣтъ не то… Сейчасъ я узнала, что княжна Дубровина, что ея родные не имѣютъ препятствія… ахъ не то! что они всѣ желаютъ, они всѣ обрадуются твоей женитьбѣ.

— Моей женитьбѣ! сказалъ Сережа недоумѣвая, — на комъ?

— Ну, пожалуйста, не скрытничай, это не хорошо. Если я не доглядѣла, если я не догадалась, то теперь все знаю.

— Но что вы знаете? Ради Создателя говорите прямо, я ничего не понимаю.

— Ну, хорошо, — сказала она, улыбаясь радостною улыбкою, — я скажу прямо. Ты любишь княжну, и она тебя любитъ.

— Что вы, мама! какіе пустяки, и кто это могъ вамъ сказать такой вздоръ? воскликнулъ Сережа.

— Кто бы мнѣ ни сказалъ, это ужъ моя тайна; но я повторяю, и это навѣрно, что княжна не откажетъ тебѣ, и всѣ ея родные въ восторгѣ.

— Ничего въ толкъ не возьму! Знаю одно, что свататься ни за кого не собираюсь.

— Это отчего?

— Потому что я никогда о женитьбѣ не думалъ, потому что это самый важный шагъ въ жизни, а я очень еще молодъ. Что касается до княжны…

— Пожалуйста! неужели ты можешь увѣрять меня, что ты ея не любишь?

— Я и увѣрять не стану, милая мама, а просто скажу, что и не думалъ любить.

— А отчего же ты сидишь съ ней по цѣлымъ вечерамъ, говоришь — не наговоришься и всегда спѣшишь къ нимъ… къ ней. И послѣ этого ты скажешь, что ее не любишь?

— Конечно, скажу. Правда, я ихъ всѣхъ и въ особенности княжну очень цѣню, очень люблю даже, но не какъ невѣсту и будущую жену, а какъ добрую, милую, образованную дѣвушку, и всѣхъ сестеръ ея тоже, всю семью; но вѣдь это отношенія пріятельскія, а теперь и родственныя, такъ какъ Глаша помолвлена за Долинскаго.

— Ну, все это не отвѣтъ на мои слова. Я говорю и повторяю, что Долинскіе и Богуславовы ждутъ, что ты сдѣлаешь предложеніе.

— Я этому не вѣрю, милая мама, но если бы это и было, такъ, я очень сожалѣю о такомъ недоразумѣніи и предложенія дѣлать не стану.

— Какъ? Княжнѣ Дубровиной! такой милой дѣвушкѣ, богатой, знатной! Это немыслимо! возопила Серафима Павловна съ удивленіемъ и досадой. — Я этому вѣрить не хочу, я слышать такихъ безумныхъ словъ тоже не хочу.

— Мама, поймите меня, если уже вы говорите серіозно. Я не искатель богатыхъ невѣстъ, и никогда не женюсь по расчету. Притомъ я жениться теперь не желаю.

— Но, Сережа, милый, подумай. Это было бы такое счастіе! Всякій другой на твоемъ мѣстѣ не помнилъ бы себя отъ радости, а ты, даже, не разсудивъ ничего, объявляешь, что не хочешь жениться. Это не можетъ быть! Это не послѣднее твое слово. Подумай.

— Мнѣ нечего думать, мама! Я не вѣрю всей этой сплетнѣ и ужъ, конечно, не женюсь изъ-за денегъ.

— Сережа, я прошу тебя. Для меня. Стану ли я желать чего-либо, что не клонится къ твоему счастію? Наконецъ, если не хочешь жениться для своего собственнаго благополучія, женись для моего счастія, чтобы я могла умереть спокойно, видя моихъ дѣтей пристроенными.

— Милая мама, я все въ мірѣ готовъ сдѣлать для васъ и всегда дѣлаю, что могу. Мы не въ крайности, и теперь, оставаясь вдвоемъ при пенсіи отца, при моемъ жалованьѣ, при томъ, что я зарабатываю въ годъ моими литературными трудами, мы можемъ жить въ довольствѣ. Вы ни въ чемъ не будете нуждаться, всѣ ваши приказы я исполню.

— Благодарю тебя; кажется, у меня прихотей особенныхъ нѣтъ, а я прошу для тебя, и потомъ ужъ для меня, не отказываться отъ огромнаго состоянія и прелестной жены. Сдѣлай это для меня, ты жалѣть не будешь.