Елизавета Салиас-де-Турнемир - Сережа Боръ-Раменскiй

— Не безпокойтесь никогда насчетъ Вани. Я ему достану хорошее мѣсто; притомъ развѣ онъ не братъ мой. У него никогда въ домѣ не будетъ лишеній. Въ этомъ я даю вамъ мое слово. Только это между мной и вами, и я вамъ говорю это только потому, что вижу ваше озабоченное лицо. Я богата — на всѣхъ моихъ сестеръ, а на Ваню въ особенности, хватитъ. Ваня мнѣ дороже и милѣе всѣхъ.

И она расцѣловала Серафиму Павловну.

— Вы теперь будете паша маменька, — прибавила она, — вы знаете, слышали, что у насъ въ Калугѣ была маменька, — она скончалась. Замѣните ее, прошу васъ, а мы всѣ будемъ любить васъ.

Наступилъ декабрь съ своими морозами и холодами. Сережа совершенно свыкся съ семьею Долинскихъ. Глаша все больше и больше любила жениха своего и его семейство. Сережа особенно любилъ говорить съ Анютой Дубровиной, а когда вечеромъ не заставалъ её дома, скучалъ и ходилъ отъ одной къ другой, не усаживался надолго ни у которой изъ молодыхъ дѣвицъ. Лиза, всегда особенно близкая съ Сережей, и какъ бывшая ученица и какъ пріятельница, негодовала, что Сережа такъ дорожилъ присутствіемъ Анюты. Иногда она выговаривала ему, упрекала его, но онъ весело отшучивался и не отрицалъ, что общество Анюты ему очень пріятно и дорого. Ракитины, не принадлежавшіе къ близкому кругу Дубровиной, никогда не бывали на этихъ чисто-семейныхъ вечерахъ. Сережа заходилъ къ Ракитинымъ, но не могъ долго остаться, потому что его ждали у Долинскихъ или обѣдать, или вечеромъ; впрочемъ, Ракитины и не звали его, хотя въ обращеніи съ нимъ были такъ же родственны и ласковы. Однажды, когда только-что Сережа оставилъ ихъ, Зинаидѣ Львовнѣ доложили что пріѣхала Варвара Петровна Богуславова. Зинаида Львовна знала ее еще тогда, когда восемнадцати лѣтъ одну зиму выѣзжала въ Москвѣ съ теткой, и тогда была съ ней на очень короткой ногѣ, и считались онѣ пріятельницами. Поселясь въ Москвѣ, Зинаида Львовна поѣхала къ Богуславовымъ и повезла къ нимъ свою Соню. Онѣ приняли ихъ чрезвычайно привѣтливо и звали на всѣ свои вечера, иногда и на обѣды, которые давали ради Анюты; по, несмотря на эту привѣтливость и приглашенія, прежней близости уже не было. Кругъ знакомства Богуславовыхъ былъ иной, а Ракитины имѣли свой собственный кругъ. Зинаида Львовна встрѣтила бывшую подругу съ пріятнымъ лицомъ.

— Что такъ рано и утромъ! Я знаю, что вы не любите выѣзжать утромъ.

— Конечно, когда вечеромъ надо справлять тяжелую службу. Вѣдь я иногда остаюсь на балѣ до шести часовъ утра. Моя Анюта, когда танцуетъ, то неутомима. Но нынче у меня есть серіозное дѣло. Я бы желала говорить съ вами, милая Зина, наединѣ, и чтобы никто не мѣшалъ намъ.

— Пойдемте въ мой кабинетъ, — сказала Зинаида Львовна, немного удивленная.

Когда онѣ усѣлись и дверь была затворена, Варвара Петровна начала:

— Я вамъ, подругѣ моей юности, рѣшилась довѣрить тайну. Дайте мнѣ честное слово, что вы никому ничего не скажете. Въ старые годы ваше слово было крѣпко.

— Оно такимъ и осталось. Я даю слово, что я никому не скажу то, что вы мнѣ довѣрите.

— Вотъ уже пять лѣтъ, какъ Анюта наша выѣзжаетъ. Ей минуло нынѣшнимъ лѣтомъ двадцать четыре года, и при ея богатствѣ, имени, умѣ, скажу — красотѣ, потому что она очень красива и мила, она замужъ не вышла. Не удивительно ли?

— Нисколько; именно потому и не вышла, что у нея все есть. Отъ добра добра не ищутъ! сказала Зинаида Львовна.

— Однако не остаться же ей старой дѣвицей, какъ остались сестры мои и я, — сказала съ досадой Варвара Петровна. — Мы до этого не допустимъ. Сперва мы объ этомъ не думали. Были у Анюты блестящія партіи — куда! не хочу да и только. Одну зиму мы думали, что она пойдетъ за Новинскаго, и хотя она и могла бы сдѣлать партію болѣе блестящую, но мы помирились съ этой мыслью. Что жъ? Онъ красивъ собою, хорошаго рода, притомъ Анна передала бы ему свое имя. Но мы ошиблись. Когда Долинскій, единый человѣкъ, который можетъ все узнать отъ нея, спросилъ, почему она отказала Новинскому, она отвѣчала: „Новинскій легкомысленъ, суетенъ и празденъ. Я, говоритъ, ни за лѣнтяя ни за празднаго не пойду“. Вотъ вы и посудите!.. И съ тѣхъ поръ ни за кого, всѣмъ отказъ!

— Но я не понимаю, что въ этомъ я… — произнесла, недоумѣвая Зинаида Львовна.

— А вотъ послушайте, chère amie. Иванъ Долинскій женится на Боръ-Раменской, семейства сблизились. Мы замѣтили, что Анюта расположена къ Боръ-Раменскому. Онъ прекрасный молодой человѣкъ, умный, образованный, примѣрный, можно сказать, сынъ и братъ. Онъ бѣденъ, но это ничего не значитъ: имя у него старинное, прославленное его отцомъ адмираломъ; словомъ — онъ во всѣхъ отношеніяхъ партія для Анюты.

Зинаида Львовна перемѣнилась въ лицѣ и сидѣла молча, сжавъ губы и глядя вдаль. Она не вымолвила ни слова.

— Мы думали, и Долинскіе тоже, что если бы Боръ-Раменскій сдѣлалъ предложеніе, Анюта ему не откажетъ. Вчера Долинскій, по моему настоянію, сказалъ Анютѣ: „Вотъ бы тебѣ женихъ!“ Она вспыхнула засмѣялась и сказала: „Онъ обо мнѣ и не думаетъ“. „Однако…“, сказалъ Долинскій, но она не хотѣла продолжать разговора и, поцѣловавъ дядю, ушла. Мы заключили, что она не прочь выйти за него, и рѣшили обратиться къ вамъ chère amie! Вы дружны съ его матерью…

— Не дружна, нисколько не дружна, только близко знакома.

— Годами знакомы, пріятельницы.

— Да, но…

— Мы желали, чтобы вы взяли на себя сказать Серафимѣ Павловнѣ, что мы, Богуславовы и Долинскіе, не только не видимъ препятствій къ такому браку, но будемъ очень рады. Если бы Боръ-Раменскій былъ богатъ, мы бы не рѣшились на такой шагъ, но онъ бѣденъ, и это можетъ остановить его въ его намѣреніи.

— Развѣ вы думаете, что онъ особенно занятъ княжной? спросила Зинаида Львовна, и сердце ея билось помимо ея воли.

— Да, непремѣнно, заинтересованъ ею. Онъ ѣздитъ всякій день и всегда съ Анютой, съ ней говоритъ, не наговорится, при ней веселъ, и нѣтъ конца его смѣху и шуткамъ. Сама мать его говоритъ, что его узнать нельзя, что изъ серіознаго и часто задумчиваго онъ превратился въ веселаго молодого человѣка.

— Но я свахой не бывала, и, признаюсь, эта роль мнѣ не по характеру, — сказала Зинаида Львовна.

— Сваха! воскликнула Варвара Петровна, — я не прошу сватать, я прошу только пересказать дословно мой разговоръ съ вами его матери, не прибавляя ничего. Мнѣ неловко; я мало ее знаю, а Долинскій наотрѣзъ отказался отъ переговоровъ. Я нашла самый лучшій ходъ, именно просить васъ, Зина, передать, не больше, какъ передать нашъ теперешній разговоръ Серафимѣ Павловнѣ. Вы не можете отказать мнѣ? Не можете имѣть на то никакой причины.

— Рѣшительно никакой, — сказала Зинаида Львовна немного сухо, — и завтра же утромъ передамъ все до слова его матери, но отъ дальнѣйшихъ переговоровъ прошу меня уволить. Я не люблю ладить свадьбы.