Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія [Старая орфография]

Мистеръ Джеррисъ далъ мнѣ письмо къ одному изъ своихъ товарищей по духовному оружію, но его не оказалось въ городѣ. Мы, впрочемъ, не очень горевали и отъ миссіонера направились вмѣстѣ съ г. Тагіара къ директору мѣстной гимназіи, имя котораго мнѣ сказали на пароходѣ. По дорогѣ мы встрѣтили другого англійскаго миссіонера, но уже совсѣмъ другого типа. Это былъ худенькій человѣкъ, съ плохо выбритымъ лицомъ, въ поношенномъ нанковомъ сюртукѣ и грибообразной японской шляпѣ, обшитой холстомъ, чтобы придать ей болѣе европейскій видъ. Онъ сиротливо стоялъ на площади и раздавалъ прохожимъ маленькія духовныя брошюрки. Они брали съ равнодушнымъ видомъ, какъ листокъ рекламы отъ надоѣдливаго разносчика, потомъ комкали въ рукѣ и проходили мимо. Онъ очень обрадовался, когда мы подошли и заговорили съ нимъ по англійски.

— По крайней мѣрѣ, европейскую рѣчь услышалъ, — повторялъ онъ, — а то по-японски не понимаю ни слова, а живу съ японцами.

Онъ сообщилъ намъ, что принадлежитъ къ пресвитеріанской конгрегаціи и былъ первоначально посланъ на Филиппинскіе острова, но заболѣлъ желтой лихорадкой. Тогда для поправленія здоровья старшины послали его въ Японію.

— Нужно, однако, стараться зарабатывать себѣ духовный хлѣбъ, — прибавилъ онъ со вздохомъ.

— А вы не изъ арміи ли спасенія? — высказалъ я вслухъ мелькнувшую въ моей головѣ догадку…

Точно такія же фигуры, похожія на лакеевъ безъ мѣста, я видѣлъ въ С.-Франциско въ рядахъ этой почтенной арміи, когда они въ воскресные вечера проходили по городу съ распущенными знаменами, подъ грохотъ барабановъ и звонъ тамбуриновъ, обвѣшанныхъ бубенчиками.

— Нѣ-ѣтъ! — замялся миссіонеръ.

Армія спасенія не пользуется большимъ уваженіемъ среди англосаксонскаго духовенства.

— Но если бы даже и такъ, — прибавилъ онъ вдругъ обидчивымъ тономъ, — то въ этомъ нѣтъ ничего дурного.

— Я ничего не говорю! — попробовалъ я возразить.

— Армія спасенія проповѣдуетъ Божью вѣсть разнымъ народамъ, японцамъ, неграмъ, канакамъ не хуже вашихъ пресвитеріанскихъ пасторовъ! — продолжалъ миссіонеръ.

Въ пылу разговора онъ уже присвоилъ мнѣ пресвитеріанское духовенство.

— Да я же не спорю! — повторилъ я, нѣсколько изумленный этимъ неожиданнымъ подаркомъ.

— А въ городахъ она отводитъ отъ кабака тысячи душъ въ сто разъ успѣшнѣе вашихъ епископальныхъ миссіонеровъ, — продолжалъ онъ, повышая діапазонъ и развивая ту же фикцію о моей отвѣтственности за все англійское духовенство.

Я опять попытался оправдаться, но онъ не обратилъ вниманія на мои слова.

— Мнѣ пора! — холодно кивнулъ онъ головой. — Прощайте, джентльмены.

Директоръ гимназіи, пожилой и довольно грузный, съ тяжелымъ лицомъ, какое японцы часто пріобрѣтаютъ подъ старость, былъ очень любезенъ, но по-англійски говорилъ плохо. Узнавъ, что мы хотимъ осмотрѣть учебныя заведенія Нійгата, онъ тотчасъ же познакомилъ меня съ учителемъ англійскаго языка, г. Тамура Тойогиса, который обязательно сопровождалъ насъ повсюду во все остальное время. Г. Тойогиса по англійски говорилъ довольно свободно, хотя опять-таки за границей никогда не былъ и образованіе получилъ въ университетѣ въ Токіо.

Прежде всего онъ повелъ насъ на урокъ англійскаго языка, въ качествѣ предмета, наиболѣе близкаго его сердцу. Преподаваніе англійскаго языка ведется довольно тщательно въ мужскихъ и женскихъ средне-учебныхъ заведеніяхъ, и въ этой гимназіи было даже три отдѣльныхъ учителя для разныхъ классовъ.

Классъ, въ который мы зашли, состоялъ изъ большой, прекрасно освѣщенной и очень чистой комнаты. Болѣе сорока учениковъ въ ситцевыхъ халатикахъ или бѣлыхъ коленкоровыхъ рубахахъ, съ босыми ногами и безъ бѣлья, сидѣли за небольшими, но довольно удобными партами и прилежно писали подъ диктовку. Учитель, маленькій и очень черный, ходилъ взадъ и впередъ по эстрадѣ передъ каѳедрой и диктовалъ наизусть. Онъ произносилъ по-англійски довольно раздѣльно, только по японскому обыкновенію всѣ l выговаривалъ какъ r, что иногда давало поводъ къ недоразумѣніямъ. Ученики писали въ обыкновенныхъ тетрадкахъ, но съ неловкимъ видомъ, который болѣе или менѣе свойственъ всѣмъ японцамъ при употребленіи перьевъ и чернилъ вмѣсто кисточки и туши. Однако, взявъ тетрадку у перваго попавшагося ученика, я убѣдился, что въ его работѣ почти нѣтъ грамматическихъ ошибокъ, хотя то былъ только четвертый классъ, соотвѣтствующій нашему второму. Стѣны классной комнаты были увѣшаны географическими картами гораздо лучшей работы, чѣмъ соотвѣтственныя произведенія Ильина, и изображеніями различныхъ животныхъ съ англійскими надписями. Вперемежку съ ними висѣли ученическіе рисунки самаго разнообразнаго содержанія, и многіе изъ нихъ обнаруживали тщательное исполненіе, ибо вообще рисованіе является въ Японіи однимъ изъ важныхъ школьныхъ предметовъ.

Слѣдующій классъ занимался чистописаніемъ. Учитель выводилъ мѣломъ на доскѣ причудливыя буквы, а ученики тщательно воспроизводили ихъ тушью на лощенной бумагѣ, тонкой, какъ папиросная. Европейскій школьникъ не имѣетъ понятія о той массѣ терпѣнія и труда, которую его монгольскій собратъ долженъ затрачивать на усвоеніе письма. Даже средневѣковый готическій шрифтъ и нашъ старинный уставъ не могутъ идти въ сравненіе. Зато интеллигентные японцы совершенно серьезно утверждаютъ, что полуинстинктивный даръ рисунка и чувство кривыхъ линій, свойственные японскому, а отчасти и китайскому народу, образовались, именно, вслѣдствіе многовѣковаго обученія письму.

Въ слѣдующемъ классѣ маленькій ученикъ, едва достававшій рукою до доски, отвѣчалъ урокъ алгебры, бойко вычерчивая латинскія формулы и знаки, за развитіемъ которыхъ мы могли слѣдить такъ же удобно, какъ и учитель. Но это былъ лучшій ученикъ класса, и я подозрѣваю, что онъ былъ вызванъ къ доске ради нашего посѣщенія.

Вообще же, по словамъ моего спутника, математика не процвѣтаетъ въ японскихъ среднихъ школахъ, кромѣ спеціальныхъ. Тѣмъ болѣе видное мѣсто принадлежитъ рисованію, которое преподается какъ съ японской, такъ и съ европейской точки зрѣнія, съ изученіемъ перспективы, скелета и съ рисунками живой модели. Каждый годъ устраивается конкурсъ ученическихъ работъ, и нѣкоторые изъ премированныхъ рисунковъ такъ хороши, что я соблазнился и хотѣлъ пріобрѣсти ихъ для себя, но, разумѣется, оказалось, что ученическія работы не продаются. Двѣ или три картинки отличались даже простотой и и реальнымъ направленіемъ, противорѣчившимъ общему причудливо-тонкому характеру японской живописи. Группа рыбаковъ на берегу у костра. Лица истощенныя и загрубѣвшія отъ вѣчного пребыванія подъ солнцемъ и вѣтромъ, грязные лохмотья одежды, некрасиво повисшей вокругъ коряваго темнокоричневаго тѣла съ мускулами, выступающими какъ узлы веревокъ… Пожилой джинрикша везетъ старую японку по сельской дорогѣ… Двое гимназистовъ, зажавъ руками уши, сидятъ, склонившись надъ книжкой, и долбятъ урокъ.