Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія [Старая орфография]

На дворѣ стоялъ сіяющій южный полдень, но зеркальныя окна были тщательно затянуты сторами, и когда я попробовалъ отодвинуть немного край драпировки, высокій лакей остановилъ меня со строгимъ видомъ. Рулетка не признавала ни дня, ни ночи, она замкнулась въ самой себѣ и уединилась отъ внѣшняго міра, и яркій электрическій свѣтъ, обливавшій зеленые столы и отражавшійся на лощеныхъ стѣнахъ, казался какъ будто исходящимъ отъ этой обезумѣвшей массы людей, трепетавшей напряженіемъ одной изъ самыхъ неосмысленныхъ страстей, на которыя способно человѣчество.

Въ центральной залѣ у одного изъ столовъ толпа была такъ велика, что она выдвинулась на середину и загородила проходъ между двумя главными дверьми. Я присоединился къ ней почти непроизвольно и послѣ нѣкоторыхъ боковыхъ движеній приблизился къ самой линіи стульевъ, окружившихъ плотнымъ рядомъ зеленое полотно рулетки. Рядомъ съ толстымъ крупье, важно возсѣдавшимъ на своемъ высокомъ деревянномъ тронѣ, сидѣлъ американецъ, маленькій, корявый, съ сѣрымъ лицомъ и жидкими, бурыми волосами. Онъ какъ будто только что всталъ изъ-за конторки въ какомъ-нибудь мелкомъ банкѣ на улицѣ Бродвей въ Нью-Іоркѣ, и его короткій пиджакъ только подчеркивалъ впечатлѣніе. Но въ несвѣжей манишкѣ его рубахи сіялъ крупный солитеръ, который иногда, при внезапномъ поворотѣ этого нескладнаго тѣла, сверкалъ какъ маленькій острый глазъ, и этотъ блескъ придавалъ американскому писцу въ глазахъ толпы особое, почти мистическое очарованіе. Это былъ какъ будто грубый идолъ кафровъ, украшенный крупнымъ камнемъ изъ самородной розсыпи.

Американецъ игралъ въ большую. Предъ нимъ лежалъ бумажникъ, раздувшійся отъ пачки тысячныхъ билетовъ, затиснутыхъ въ его объемистое нутро. Каждыя десять минутъ онъ доставалъ изъ пачки одинъ билетъ и бросалъ его крупье для размѣна на звонкую монету. Рядомъ съ бумажникомъ лежала груда золота, которая расползлась въ стороны и разсыпалась монетами, какъ куча булыжника, брошенная на столъ. Американецъ ставилъ на нумера. Онъ бралъ золото кучками, сколько захватятъ пальцы, и помѣщалъ его на расчерченную клѣтками полоску, которая составляетъ сердце рулетки. У него было два любимыхъ номера, 52 и 14. Эти числа вѣроятно выражали возрастъ его самого и его молоденькой дочери, сидѣвшей рядомъ. Такая метода ставить «на годы» очень популярна среди игроковъ въ рулетку.

Американецъ окружалъ свои «годы» золотыми укрѣпленіями по всѣмъ угламъ и по всѣмъ полямъ сосѣднихъ клѣтокъ. Онъ ставилъ также наудалую, не считая денегъ и не обращая вниманія на номеръ. Рука его не уставала передвигать золото и даже, когда крупье уже раскрывалъ ротъ для того, чтобы крикнуть: Rien ne va plus! онъ еще дѣлалъ торопливое движеніе, чтобы поставить послѣднюю ставку.

Часто одинъ или два изъ его номеровъ выигрывали, но все-таки каждый разъ лопатка крупье загребала большую часть его золота такъ безцеремонно, какъ будто это были опавшіе листья, и сбрасывала ихъ въ ящикъ съ сухимъ звономъ, какъ кучу разноцвѣтныхъ камешковъ. Но деревянное лицо американца не измѣнялось ни на іоту. Онъ доставалъ новый билетъ, мѣнялъ его на золото и снова принимался разставлять его по клѣткамъ и номерамъ.

Американскій игрокъ привезъ съ собою всю семью и усадилъ ее за игорный столъ, какъ будто за табльдотъ ресторана. Рядомъ съ нимъ сидѣлъ его сынъ, бѣлобрысый и долговязый, одѣтый съ дешевымъ шикомъ, купленнымъ въ парижскомъ модномъ магазинѣ. Онъ тоже ставилъ деньги кучками на два номера, какъ отецъ, но вмѣсто золота ставки его состояли изъ серебряныхъ пятифранковиковъ. Его номера были 29 и 22, вѣроятно, тоже представлявшіе чьи-то годы. Предъ нимъ на столѣ не было денегъ, и онъ держалъ ихъ ссыпанными въ карманахъ. Иногда, когда онъ поворачивался на стулѣ слишкомъ рѣзко, отъ него раздавался слабый звонъ, какъ будто онъ былъ закованъ подъ платьемъ серебряной цѣпью. По другую сторону американца сидѣла дѣвочка лѣтъ четырнадцати съ свѣжимъ лицомъ и золотистыми кудрями, подвязанными голубой лентой. Игра ей, видимо, надоѣла. Однажды она даже оставила свое мѣсто и отошла отъ стола, но потомъ снова вернулась. Время отъ времени она вынимала монету и бросала ее на столъ, не обращая вниманія, на какое мѣсто упадетъ ея ставка. Быть можетъ, именно поэтому она постоянно выигрывала, и передъ ней накопилась на столѣ цѣлая горка серебра. Она, очевидно, не знала, что съ нимъ дѣлать, и попробовала передвинуть его въ отцовскую сторону, но онъ досадливо отмахнулся и быстро отодвинулъ деньги на прежнее мѣсто.

За дѣвочкой сидѣла какая-то сѣрая дама, быть можетъ, гувернантка или компаньонка, которая вовсе не играла. Игроки однако уступили ей мѣсто съ готовностью. Если бы этотъ американскій крезъ привелъ съ собой цѣлую толпу ирокезовъ, они очистили бы мѣсто и для нихъ, изъ уваженія къ его бумажнику и золотымъ ставкамъ.

Кругомъ стола царствовала тишина. Публика сосредоточенно глядѣла на дѣятельныя руки американца. Только изрѣдка, когда особенно большая куча денегъ падала въ ящикъ рулетки, въ рядахъ зрителей пробѣгалъ ропотъ, какъ порывъ вѣтра. Многіе, впрочемъ, торопились ставить и свои деньги, очевидно, увлекаемые примѣромъ и побуждаемые безсознательнымъ стремленіемъ провалиться въ одну и ту же бездну вмѣстѣ съ этимъ золотымъ водопадомъ. Одна длинная англичанка, похожая на залежавшуюся миногу, даже перегнулась прямо черезъ голову набоба, для того чтобы поставить свою серебряную монету на среднее поле.

— S’il vous plait, monsieur! — сказала она въ видѣ оправданія, но съ такимъ ужаснымъ акцентомъ, что даже сѣрая гувернантка неодобрительно повернулась въ ея сторону.

— Шш! — публика замахала на нее руками, какъ будто она совершила оскверненіе святыни.

— Play (играю)! — повторила минога уже прямо по-англійски.

Красивая француженка, сидѣвшая напротивъ американца, очаровательно улыбнулась и сказала очень ясно глазами: «Не обращайте вниманія на эту тварь. Вотъ я, напримѣръ, не такая, совсѣмъ напротивъ».

Но американецъ не обратилъ вниманія на этотъ безмолвный монологъ. На лицѣ его выступило выраженіе деревянной скуки. Эта адская игра не доставляла ему, видимо, даже достаточно сильныхъ ощущеній. Онъ проигралъ въ теченіе часа около двадцати пяти тысячъ франковъ, но на американскую мѣрку это совершенные пустяки. Въ бытность мою въ Нью-Іоркѣ Реджинальдъ Вандербильтъ проигралъ въ притонѣ Аллена двѣсти тысячъ долларовъ въ одну ночь, а банкиръ Джесси Льюисонъ — больше шестисотъ тысячъ долларовъ въ теченіе зимняго сезона, что не помѣшало имъ сохранить лучшія отношенія съ гостепріимнымъ хозяиномъ притона.

Руки американца, продолжавшія машинально бросать золото на полотно рулетки, стали раздражать меня. Чтобы не смотрѣть на нихъ, я принялся разсматривать окружавшія лица.