Фёдор Достоевский - Полное собрание сочинений. Том первый. Бедные люди. Повести и рассказы (1846-1847)

Отрицательным был и отзыв Э. И. Губера. Полемизируя против данной Белинским оценки «Бедных людей» и «Двойника», последний в оценке рассказа «Господин Прохарчин», в сущности, лишь варьировал основные упреки Белинского: «… что было сперва однообразно, потом сделалось скучно до утомления, и только немногие прилежные читатели, да и те по обязанности, прочитали до конца <���…> „Прохарчина“. Это горькая, но чистая правда, которая должна была опечалить человека с таким решительным дарованием, как г. Достоевский» ( СПбВ, 1847, 3 января, № 4, стр. 14).

С отзывом Губера совпадал и отзыв «Москвитянина»: «… видно, что г. Достоевский не без таланта, но талант этот, по признанию даже самых жарких поклонников его, принял какое-то утомительное для читателя направление, юмор автора большею частию не в мысли, а в словах, в беспрерывном и несносном повторении одних и тех же выражений, сплошь и рядом скопированных с манеры гоголевского рассказа (недостаток, общий, впрочем, всем последователям так называемой натуральной школы)» (см.: П. П. < П. И. Пежемский?>. Русская словесность в 1846 году. М, 1847, № 1, отд. IV, стр. 152; ценз. разр. — 24 июня 1847 г.).

Наконец, А. А. Григорьев в связи с выходом «Господина Прохарчина» и «Петербургских вершин» Я. П. Буткова, исходя из своей — охарактеризованной выше (стр. 475) — концепции, подвел такой своеобразный итог развитию Достоевского от «Бедных людей» до «Прохарчина»: «Акакий Акакиевич гоголевской „Шинели“ сделался родоначальником многого множества микроскопических личностей: микроскопические печали и радости, мелочные страдания, давно уже вошедшие в обыкновение у повествователей, под пером г. Достоевского и г. Буткова доведены до крайнего предела <���…>. Мелочная личность поражена тем, что существование ее не обеспечено, и вследствие этой чрез меру развившейся заботливости утрачивает человечность — таков Прохарчин». Достоевский и Бутков — по оценке критика — «до того углубились в мелочные проявления рассматриваемого ими нравственного недуга, что умышленно или неумышленно отложили всякую заботливость о художественности своих описаний, стараясь исключительно только о том, чтобы с возможною верностию и подробностию передать прелести того угла, где жили г. Прохарчин и Оплевенко-жилец, и едва ли не для большей отчетливости употребляют при этом и слог деловой» (см.: А. Г.< ригорьев>. Обозрение журналов за апрель. МГЛ, 1847, 30 мая, № 116, стр. 465).

Единственным сочувственным из отзывов критики 1840-х годов о «Прохарчине» было суждение В. Н. Майкова. Объясняя толки публики и критики о «неясности идеи рассказа» тем, что автор, испуганный «жалобами на растянутость его произведений», пожертвовал ясностью основной мысли в пользу той «драгоценной краткости», какую от него требовали, Майков постарался разъяснить его социально-психологическую идею. Он указал, что в «Господине Прохарчине» автор «хотел изобразить страшный исход силы господина Прохарчина в скопидомство, образовавшееся в нем вследствие мысли о необеспеченности». Сожалея, что на «выпуклое изображение» личности Прохарчина Достоевским не употреблена «хоть третья часть труда, с которым обработан Голядкин», критик выражал пожелание, чтобы в будущем писатель «более доверялся силам своего таланта» и не портил своих произведений под влиянием критики и других «посторонних соображений» (см.: В. Майков. Нечто о русской литературе в 1846 году. ОЗ, 1847, № 1, отд. V, стр. 5).

Итоговую, наиболее глубокую оценку рассказа при жизни писателя дал Добролюбов в статье «Забитые люди» (1861). Имея перед собой произведения Достоевского уже не только 1840-х, но и конца 1850 — начала 1860-х годов, Добролюбов мог в отличие от своих предшественников поставить фигуру Прохарчина в один ряд с другими образами «забитых людей», обрисованными писателем, и указать на связь их с общим «истинно гуманическим» направлением его творчества, проникнутого сознанием «аномалий» современной ему русской действительности и идеалом «уважения к человеку». Доказывая, что судьба Прохарчина, который «двадцать лет скряжничает и бедствует, всё от мысли о необеспеченности, и наконец от этой мысли захварывает и умирает», обусловлена объективными, политическими и социальными, условиями жизни, Добролюбов указал на своеобразие характера Прохарчина по сравнению с Девушкиным и Голядкиным: сознание необеспеченности и запуганность довели Прохарчина, по словам критика, до того, что он «не только в прочность места, но даже в прочность собственного смирения перестал верить», «точно будто вызвать на бой кого-то хочет…» (см.: Добролюбов, т. VII, стр. 246, 260–262).

Стр. 240. Случилось же это всё еще на Песках… — Пески — отдаленный район тогдашнего Петербурга, прилегавший к Смольному монастырю.

Стр. 241. …в банчишку, в преферанс и на биксе… — Бикса — маленький наклонный биллиард.

Стр. 243. …гриб съешь… — В просторечии — не дождешься ожидаемого, обманешься.

Стр. 245. …некоторые чиновники, начиная с самых древнейших, должны ~ какой-то экзамен по всем предметам держать… — По указу 1809 г., подготовленному М. Н. Сперанским, чиновники должны были сдавать экзамены для получения гражданских чинов. Однако указ этот практически не применялся и существовал только на бумаге.

Стр. 246. …ставил на нужной бумаге или жида… — Жид — жидкое пятно, клякса.

Стр. 246. …видел он беглеца на Толкучем… — Толкучий рынок в Петербурге находился на Садовой улице, внутри Апраксина двора.

Стр. 247. …в Кривом переулке. — Кривой переулок в Петербурге 1840-х годов находился в Московской части, между Фонтанкой и Загородным проспектом.

Стр. 251. …своего пульчинеля… — Пульчинель (итал. pulchinella) и другие перечисляемые далее лица — традиционные персонажи кукольной комедии, разыгрывавшейся петербургскими шарманщиками (см. рассказ Д. В. Григоровича «Петербургские шарманщики» (1843), написанный для изданной Н. А. Некрасовым «Физиологии Петербурга» (1844) и прочитанный автором Достоевскому в рукописи — Григорович, стр. 84–85).

Стр. 255. … не знал до сих пор такого гвоздя-человека. — Гвоздь-человек — упорный человек, настойчиво долбящий одно и то же.

Стр. 255. Нос отъедят, сам с хлебом съешь, не заметишь… — Намек на повесть Н. В. Гоголя «Нос» (1836).

Стр. 256. …без абшида… — Абшид (нем. Abschied) — предупреждение об увольнении.

Стр. 256. …пряжку тебе, и пошел вольнодумец!.. — Пряжка в просторечии — символ солдатской службы.

Стр. 259. …от которой пахло залавком… — Залавок — старинный поставец, сундук.

Стр. 261. …один наполеондор… — Наполеондор — золотая французская монета достоинством в 20 франков.