Марьян Беленький - Южное солнце-4. Планета мира. Слова меняют оболочку

— То-то и оно! У вас, мужиков, вообще никаких проблем нету. Вышел на улицу, хватаешь первую попавшуюся…Ты же на этом деле собаку съел.

— Мяу!

— Девочки, дамочки, женщины дорогие! Не верьте им! До того — они тут вам будут соловьем заливаться (показывает на кота), а как свое получат, так носом к стенке и храпеть. Правда, скотина?

— Мяу!

— Вот именно! Признайся — это Мурка тебя подговорила насчет котлет, да? Мурка Коваленко из пятой квартиры. Да? Ты бы своими кошачьими мозгами не додумался.

— Мяу!

— Это ж еще не все! А эта сиамская прошмандовка с пятого этажа? А эта сибирская потаскуха из дома напротив? Про Тузика я уже молчу. Стыд и позор! А еще из интеллигентной семьи! Родители — лауреаты международного конкурса! Разве я тебя этому учила?

— Мяу!

— Не верю ни единому слову!

— Мяу!

— Ладно, но чтоб этой Мурки я больше не видела! Конечно, она молодая, рыжая, пушистая, но кормит-то тебя кто, а?

— Мяу!

— Хорошо, но чтоб это было в последний раз! Поклянись!

— Мяу!

— Ладно, уговорил. Пошли ко мне. Поговорим по-человечески.

Здравствуйте, господин Иванов! Мы очень сожалеем, но вам придется забрать вашего ребенка из нашей школы. У нас частное элитарное учебное заведение. Ваш ребенок нам не подходит. К примеру, вчера, на практических занятиях по карманному воровству он вытащил у старушки-пенсионерки кошелек, положил туда свои деньги и сунул кошелек обратно.

Или взять занятия, которые ведет у нас брачный аферист высшей категории, лауреат международного конкурса. Вместо того, чтобы подбросить девушке в шампанское снотворное, дождаться, пока она заснет, и унести из дому ценные вещи, ваш сын каждый раз оставляет ей цветы и подарки.

Или вот такой необходимый сегодня предмет, как заказные ликвидации. По стрельбе по мишеням он у нас отличник, по матчасти оружия — тоже. Но как доходит до практических занятий на кошках, у него начинают руки дрожать. А взять такой предмет, как новый русский язык. По-нашему — базар без понтов. Мы учим наших студентов вместо «спасибо» говорить «блянах», а вместо «пожалуйста» — «епт». За каждое «спасибо» и «пожалуйста» мы штрафуем учеников на 10 долларов. Так что с вас за последний месяц еще 10 тысяч.

С логикой у него проблемы. Он никак не может понять, что такое откат 4 степени. Что ж тут непонятного? Откат с отката с отката с отката.

Это еще что! На занятиях по домушничеству он проник ночью в чужую квартиру, вымыл там полы, окна, унитаз и ушел, ничего не взяв!

Нет, вообще у вас талантливый ребенок. Он изготовил такую 100-долларовую купюру, что ее госбанк США не отличит от настоящей. Но зачем он напечатал на ней «Эта стодолларовая купюра настоящая, век свободы не видать», и оставил свой адрес и телефон?

А на учебном ограблении он встретил ночью в темном парадном инженера, спросил, сколько тот получает, после чего отдал ему свою шубу, шапку, сапоги, и все деньги, которые у него были.

На занятиях по выставлению за долги он пришел к должнику и вместо того, чтобы поставить тому утюг на живот, как сказано в учебнике, он этим утюгом перегладил в доме все белье.

Выход я вижу только один — операция. Ампутация совести хирургическим путем. Пользы от нее в наше время никакой, как от аппендицита. Стоимость операции — всего 100 тысяч баксов. Не хотите? Ну что ж, тогда вам придется смириться с тем, что ваш сын будет всю жизнь прозябать честным человеком. Не всем же выпадает счастье быть ворами.

Ефим Аронович Гаммер — член правления международного союза писателей Иерусалима, главный редактор литературного радиожурнала «Вечерний калейдоскоп» — радио «Голос Израиля» — «РЭКА». Родился 16 апреля 1945, жил в Риге, закончил отделение журналистики ЛГУ. Автор 27 книг, лауреат ряда международных премий по литературе, журналистике и изобразительному искусству. Среди них — Бунинская, Москва, 2008, «Добрая лира», Санкт-Петербург, 2007, «Золотое перо Руси», золотой знак, Москва, 2005 и золотая медаль на постаменте, 2010, дипломант Германского международного конкурса «Лучшая книга года», шорт-листник конкурса имени Кафки в Праге. Печатается в журналах Литературный Иерусалим», «Арион», «Нева», «Дружба народов», «Новый журнал», «Встречи», «Слово/Word», «Новый свет», «Вестник Европы», «Эмигрантская лира», «Венский литератор», «Дерибасовская — Ришельевская».

Душевное спокойствие стоит две копейки. Как газета «Правда». Откроешь, посмотришь. Там — урожай. Здесь — выплавка стали. Все досрочно. Клубника — в апреле, чтобы попасть на руководящий стол к майским праздникам. Сталь — в июне, за полгода до встречи нового года. Все отлично и показательно. А кругом, куда пока ни посмотри, 1968-й — в неиссякаемом летнем мареве. И не надо строить планы насчет елки, собирать деньги на складчину и думать, кого бы взять с собой на вечеринку.

Взять некого. Однако хорошо: тепло и мухи не кусают!

Но сунешься к людям с расспросами — плохо! Тут недоработка, там не поставлено в смету или вовсе перерасход. И вообще система производственных рекордов себя изжила — это по версии некоторых, даже из рядов передовых, трудящихся.

Ну, какую пользу, положим, для народного хозяйства приносит ныне стахановский метод, скажем, при заточке болтов, если выпуск гаек к ним осуществляется по плану, а? То-то и оно! Что суммируем в итоге? Тысячи невостребованных болтов будут ржаветь на складе в ожидании дефицитной гайки, пока их не спишут в утиль.

Вы скажете: что за дурацкие мысли посещают молодого человека первой сексуальной упитанности? Отвечу: их и не имелось в наличии до утра, отчего проще думать о девочках и строить планы на сегодняшний вечер. Но — журналистское задание: отразить ход социалистического соревнования на Рижском судоремонтном заводе ММФ.

Поехал на автобусе в Вецмилгравис. Посмотрел — порасспросил — вернулся. И теперь отражаю, как могу, с вытяжкой из мозгов сознательных рабочих и их подмастерьев. Тем самым заодно и приподнимаюсь на уровень времени, чуток, на те же две копейки, что мы отдаем за «Правду», и позволяющее — в интересах социализма с человеческим лицом — умеренно вольничать на газетной полосе.

Вольничать, но не своевольничать…

Улавливаете разницу? Я тоже не очень-то ее улавливаю. Ориентируюсь на шестое чувство, позволяющее быть и звучать изредка — под литавры.

Редакционный линотипист Фил Гутманис, моих 23 лет отроду, тоже приподнятый на уровень времени, стучит по клавишам, переплавляет свинец в буковки и, словно знаменитый пианист Ван Клиберн, кивает мне, чтобы перевернул страницу. Самому ему доверить столь тонкую процедуру я из-за срочности не решаюсь. Путаник и с причудами: любит похваляться, что попал на работу в типографию по объявлению: «Для набора секретной информации срочно требуется линотипист, не умеющий читать».