Аркадий Аверченко - Собрание сочинений в 13 томах. Том 6. О маленьких-для больших

Поистине составителем письмовника упущены лишь весьма немногие случаи жизни, которые мы, по мере сил, постараемся восстановить:

1) Письмо к доктору, с приглашением осмотреть сынишку, проглотившего нитку бус.

2) Письмо к знакомому брандмайору с доносом на изменяющую ему содержательницу трикотажного заведения.

3) Письмо с извещением, что ваш дедушка сварился на мыльной фабрике в котле с раствором.

4) Письмо с приглашением гостей на пирог из молодых котят (ибо приглашений на обыкновенные пироги имеется в письмовнике — семь штук).

5) Письмо с сообщением полиции, что вы собственноручно зарезали свою жену и спрятали ее труп в рояле.

И, наконец, — 6) Письмо с извещением о рождении у вас и у вашей жены маленького негритенка с перьями, вместо волос (белый цвет и обычный вид ребенка, конечно, уже предусмотрен письмовником).

Я большой утилитарист и смотрю на вещи трезво.

Поэтому, если бы кто-нибудь из моих читателей заинтересовался письмовником и ввел бы его в свой обиход, то я предлагаю этому последнему устроить так, чтобы его адресат имел такой же письмовник.

Тогда сложное дело переписки упрощается до смешного.

Предположим, вы находите в письмовнике: № 34. Письмо молодого человека после взаимного признания… В нем 65 строк и начинается оно так: «Воспоминания о нашем последнем свидании и той торжественной минуте, когда мы признались в любви, наполняет мое сердце неизъяснимым восторгом. Сколько счастья! Сколько блаженства и проч.»

Что же делаете вы? Вместо того, чтобы переписывать все это длиннейшее письмо, вы пишите объекту страсти просто:

«Дорогая Валя! Смотри № 34, Издание торг. дома Коновалова. Твой Петя».

И на другой день получаете ответ:

«Смотри 38, и 11 последних строк в 41-м. Целую столько, сколько там указано, Валя».

Вы берете книгу и по номеру отыскиваете дорогой вашему сердцу ответ.

Впрочем, мое дело — предложить.

Может быть, оно почему-нибудь и неудобно.

Как-то у нас в России всегда бывает, что люди, наиболее способные, наиболее знающие — оказываются позади, оказываются всегда затертыми.

Например — я.

Физиология человека для меня открытая книга: разбудите меня ночью и я сейчас же расскажу вам, почему человек кушает, что заставляет его дышать, сообщу вам тысячи таких вещей, которые известны только узким специалистам.

А анатомия… Смешно мне даже говорить об анатомии. Короче сказать, я знаю ее, как свои пять пальцев, которые тоже входят в эту любопытную область. Попробуйте, например, отрезать чью-нибудь ногу и показать ее мне — я сейчас же скажу вам — правая это нога, или левая, мужская или женская, взрослого человека или ребенка. И все это без сложных медицинских аппаратов, без термометра, пульса и проч… Единственно — знание и опытность.

Опытность, как говорится, города берет.

Что же касается моих познаний по психологии, то они даже действовали на нервы моим друзьям…

Приходит один из них ко мне; губы у него пересохли, глаза сверкают.

— А я к вам на минутку. Что за чудесный, что за гениальный рассказ в журнале прочел я. Конечно, ваш рассказ. Прочтешь — и Толстой с Гоголем делаются такими жалкими…

— Да, Толстой, — угрюмо говорю я, — а вот сейчас пришел каналья управляющий, и все деньги, которые были, я ему за квартиру отдал. Это вам не Толстой…

— Неужели и 25-ти нет?! — испуганно спрашивает гость…

— А что? Разве вам нужно? — удивляюсь я.

— Ну, конечно… Экая жалость!..

— Да, да… Даже то, что было отложено в жалованье горничной, и то пришлось отдать.

— Так-с. Ну, я, знаете, пошел. Нечего тут рассиживаться.

Психолог я или не психолог?

Психолог.

Однажды на окраине Одессы, в 2 часа ночи, ко мне подошел неизвестный человек и попросил прикурить. Хотя у меня папиросы в зубах не было, но он держал в руках папиросу, которой хватило бы на целый полк: была она длиной около полутора аршина, деревянная, со свинцовым наконечником.

— Прикурить? — добродушно улыбнулся я. — Сейчас.

Ударил его кулаком под ложечку, отчего он согнулся дугой, — и быстро пошел вперед.

Читатель должен сознаться, что так быстро раскусить совершенно незнакомого человека может только профессионал-психолог.

К чему я все это говорю?

Когда мне пришла в голову идея настоящей научной и полезной книги, я решил привлечь к участию в ней Аркадия Бухова, Георгия Ландау и Тэффи.

Предполагал я так:

Я напишу «Физиологию», а они пусть разделят между собой «Анатомию» и «Психологию».

Когда собрались, и я ознакомил всех с содержанием и целью книги, Тэффи сказала:

— Я буду писать «Физиологию».

«Лопнула моя «Физиология», — горестно подумал я, — «ну, все равно. Напишу «Анатомию».

— В таком случае я беру на себя «Анатомию» — сказал Ландау, энергично поглядел вокруг.

— Значит, нам с вами остается «Психология»? — с дружеской улыбкой обратился я к Бухову.

— Зачем же вам затрудняться, — хихикнул Бухов. — Я и сам с ней справлюсь.

Я очутился в положении хозяина, который радушно пригласил гостей на обед, а они жадно съели и свои и его порции, оставив этого добряка голодным.

— А что же… я буду делать… — пролепетал я.

— Зато ваша идея, — утешила меня Тэффи.

— Прекрасная идея! — подхватил Ландау.

— А мне бы тоже хотелось написать о чем-нибудь несколько строчек.

— Знаете что, — промямлил Бухов, оглядывая меня, как банкир оглядывает назойливого просителя, явившегося к нему в деловые часы за пособием. — Напишите вы заключение — вот и все.

Хозяина оставили без обеда. Но в утоление его аппетита предоставили ему вылизать тарелки и подвести итоги съеденному и выпитому.

— Хорошо, — добродушно усмехнулся я. — Заключение, так заключение.

Надеюсь, что читатель перешел к «Заключению», предварительно прочтя все три части настоящей книги.

Надеюсь, что он это сделал. В таком случае он меня поймет.

Я тоже прочел все три части…

Грустно!

Большей неряшливости, ненаучности и самого (да простят мне товарищи — пишу, что думаю) самого беспардонного невежества мне не приходилось встречать ни в одной научной книге…

Один мой приятель, помещик, поручил испечь куличи, ввиду отсутствия женской прислуги — кучеру. Кучер разрешил вопрос просто: насыпал в ведро муки, яиц, шафрану, сахару, налил масла, поболтал своей лопаткой и поставил в печь. Когда же «кулич» извлекли из ведра, то помещик только раз ударил этим куличом кучера по голове, а пролежал кучер в земской больнице целых полтора месяца, как раз до зеленой Троицы…