Аркадий Аверченко - Собрание сочинений в 13 томах. Том 6. О маленьких-для больших

«Труды» моих товарищей, напечатанные в этой книге, очень напоминают мне произведение трудолюбивого, но неудачливого кучера.

Начнем с Ландау… Он взялся написать «Анатомию» — благороднейшую, прекраснейшую, интереснейшую науку.

Как же он к ней подходит?

Очень просто: «я», говорит он, должен описать человека всего, с головы до пяток и поэтому, первым долгом, начну сверху, «с волос». Очевидно, если бы ему подвернулся человек, одетый для выхода на улицу, он начал бы с шапки; если бы объектом его анатомических наблюдений оказался мороженщик, он начал бы его анатомическое описание с банки сливочного мороженого…

И этого жалкого ненаучного метода г. Ландау упорно, с усердием, достойным лучшей участи, придерживается до самого конца.

Кроме того, я горячо протестую против того общего легкомысленного тона, которым проникнута вся «Физиология» г. Ландау. Автор даже в некоторых (правда, очень редких случаях) пытается острить!

Недостойные попытки. В храме науки канкана не танцуют и из анатомического театра — театра миниатюр не делают.

Единственное достоинство книги г. Ландау (если он и тут не смошенничал) это те редкие труды и источники, которыми он пользовался для своей «Физиологии».

Означенные труда настолько редки, что пишущий эти строки, несмотря на все старания, ни одной из указанных книг не нашел ни в Публичной Библиотеке, ни в Музее Александра Ш (последнее место пишущий эти строки находит, пожалуй, слишком перегруженным картинами — в ущерб памятникам печатного слова…).

В общем же, я думаю, на читателя труд г. Ландау должен произвести тягостное впечатление… Прочтешь — и будешь знать себя, свое тело еще меньше и бестолковее, чем до чтения.

Не менее сумбурное впечатление производит и «труд» г-жи Тэффи:

«Физиология человека».

Тэффи слишком просто подходит к сложнейшим органам человека и слишком примитивно разрешает все сложнейшие задания мудрой природы.

Свою «Физиологию» она сопроводила собственноручными рисунками — и, Боже ты мой, что это за наивность и простодушие, чтобы не сказать более!..

Коленную чашечку она представляет себе чайной чашкой!..

Бант на туфле — считает частью ноги!

Сказано: наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни…

Не очень-то такая наука сократит опыт!

Грудную жабу та же Тэффи представляет в виде обыкновенной жабы, сидящей на груди, а сердце, как известно в научных кругах, представляющее собою бесформенный пульсирующий мешок, г-жа Тэффи рисует в виде червового туза, да, кроме того, протыкает стрелой, забывая, что это не постоянное состояние сердца, а временное, да и притом аллегорическое.

Так же просто подходит Тэффи и к такой части организма, как грудная клетка: слышала она отовсюду — грудная клетка, грудная клетка, а что такое грудная клетка, представляет она себе очень смутно или, вернее, очень просто: рисует проволочную клетку, в которой, как птица на шестке, болтается на какой-то нитке (?) сердце…

Идя по такому пути, Тэффи должна, рисуя надбровные дуги, украшать их колокольчиками, а лопатки изображать детскими деревянными лопаточками для рытья песка…

Да! Таких лопаток нужно избегать, ибо так легко зарыть ими свой талант и свое уважение к чистой науке!!.

Поистине жалкое впечатление производит и Аркадий Бухов.

Если труд г. Ландау спасают те серьезные редкие источники, которыми он пользовался, то «источники» г. Бухова не вплетут в него новых лавров, если это, вообще, ему нужно.

Он пишет о психологии, а источники, на которые он ссылается, таковы:

«Отчеты Олонецкого Земства» (при чем тут психология?).

«А вот и она живая струна — сборник куплетов». (Ну, и источничек! Впрочем, по Сеньке и шапка)…

«Влияние окисляющих веществ на осадки цинка». Здесь — циническое неприкрытое желание щегольнуть техническими знаниями, совершенно не идущими к делу).

И наконец — «Лошадь и уход за ней» (Томск).

Последний источник, впрочем, объясняет ту, казалось бы, непонятную на первый взгляд примитивность и скудость «психологических» выводов автора.

В самом начале своей «Психологии» Арк. Бухов пытается оправдать себя:

«Автор сознательно (сознательно ли? Откуда?..) уклоняется от программы, рекомендованной для прохождения в старших классах средне-учебных заведений»…

Еще бы! Внедрение в ученическую голову Буховской «психологии» навсегда выпрямило бы все мозговые извилины в голове ученика, и ошарашенный ученик с тихим стоном, быстро покатился бы в убежище для людей с навсегда расшатанной психикой.

И однако, отказываясь благоразумно от учеников, Бухов в другом месте ничтоже сумняшеся заявляет:

«Настоящий труд предлагается читателю в качестве пособия для самообразования».

Нет, г. Бухов! «Лошадь и уход за ней» одно, а психология другое. Лошади и уходу за ней не место в храме науки. Пусть лошадь уйдет из храма науки, а уход за ней совершит и автор разбираемой мною макулатуры.

Единственное достоинство Буховского труда — это, что автор отнесся к нему серьезнее двух предыдущих авторов, избегая остроумничанья и «юмористики». Читая «Буховскую психологию», читатель ни разу не улыбнется, а это для научного труда, хотя бы и столь несовершенного — уже шаг вперед.

Не мое дело учить и наставлять людей, запутавшихся слабыми ногами в длинной мантии медика и психолога.

Я слишком скромен для «метра».

Но не могу удержаться, чтобы не привести тех нескольких строк из «Анатомии и Физиологии человека», которые я начал еще в то время, когда не знал, что эти две отрасли науки будут выхвачены моими «товарищами» буквально из под самого носа.

Я, конечно, ничего не говорю, но, по-моему — вот как надо писать:

Случалось ли вам, читатель, видеть когда-нибудь человека (Homo)?

Это очень любопытное существо представляет собою тело высотой до 2 */2—2 % аршина в зрелом состоянии, а в незрелом меньше. Ходит человек, как некоторые сорта обезьян, на нижних конечностях, держа все тело в вертикальном положении. Голова чел. покрыта волосами, а иногда и нет (т. н. лысые); любопытнее всего, что чел. не мычит, не ржет и не лает, как все другие, а, так называемое, разговаривает. Чел. существо всеядное, отличаясь от свиньи (ит. — porco) лишь тем, что есть даже ее, чего она лишена (т. е. есть человека).

Человек любит умеренный климат, избегая по возможности как сильных морозов, так и пожаров своих логовищ (фр. maison).

Человек разделяется на мужчину и женщину; мужчина, в свою очередь, на мальчика и взрослого; потом, впрочем, это все смешивается.

Женщина приносит в год не менее одного детеныша, мужчина — наоборот. Живут семьями, а иногда и так, на холостую ногу, как говорится.