Григорий Сковорода - Наставления бродячего философа [Полное собрание текстов]

Прозревший сквозь мрак сие начало назывался у евреев пророком, назывался и священником, то есть святое видящим и показывающим, а потому-то людским освятителем. Кое-где такие называлися маги, или волхвы, кое-где – халдеи, гимнософисты ; у эллинов – иереи, софы, философы, иерофанты и проч. Определенные ж в сию науку увольнялись от всех житейских дел. Сие значило посвятиться Богу. Тогда они в натуре и в книгах вольно искали начала.

Землемеры во всех своих фигурах восходят к источнику, находят центр и начало. А если кто чистосердечный охотник может в некоторых веществах примечать тончайший дивного сего начала луч, каков испускает во мраке утренняя заря.

Взглянем (например) на рыбу, названную у римлян remora, сиречь удержание. Она, прильнувши к брюху корабля, самое быстрейшее удерживает его стремление.

Пока смотришь на рыбу, не чувствует душа никакого вкуса. А когда проницать оком в утаенное в небольшой рыбе Божие начало, тогда сердце находит сладость сота, найденного во льве Самсоном. «Гортань его – сладость, и весь – желание».

Безместное и нестаточное дело, дабы рыба одною тленной своей природы грязью могла препобедить и обуздать быстроту столь ужасной машины, если бы в тленной ее тьме не закрывался начальник тот: «Положил тьму, тайну свою».

Сей есть родник антипатии и симпатии [185] Ἀντιπαθήϛ, συμπαθήϛ – противострастный, сострастный; сострастие, противострастие. .

Взглянем на землю и на около нас находящееся. Мелочный зверечек мышь, вкравшись за дорожным припасом в коляску, бешеную рысь самых буйных лошаков приводит в слабость и истомление. Взгляни на слабосильного зверька – человека. Он водит медведей и слонов. Взгляни на маленькую компасную коробочку и на малую часть корабля – на его руль. Он правит течение, а та указывает путь. Маленькая искра разоряет городские стены. Из крошечного зерна выходит большая яблоня. Легонький воздушный шум есть испущенное из уст слово, но оно часто или смертно уязвляет, или в кураж приводит и оживляет душу. Малая птица петух пугает льва, а мышь – слона. Невидная пружина в составе движет всю часовую машину. Неосязаемая в циркуле точка источник есть всех фигур и машин. Десятифунтовая машинка ворочает стопудовую тяжесть. Соломенный крутень разбивает кремень. Ничтожная гражданских законов бумажка содержит гражданство в тишине. Отцовская старость владеет сильными рабами и буйными сынами. Слабого здоровья государь управляет бессловесной свирепостью народной.

Все сие по плоти ничто есть, но по сокровенному в себе естеству сильное. «Дух животворит». Сие чýдное начало: в немощах – сила, в тлени – нетление, а в мелочи есть величие. Оно начиная – кончает, а кончая – начинает; рождая – погубляет, погубляя – рождает; противным врачуя противное, и враждебным премудро споспешествуя враждебному, как свидетельствует острое философских учеников речение: «Unius interitus es alterius generatio» – «Одной вещи гибель рождает тварь другую».

Взглянем теперь на всемирный мир сей, как на увеселительный дом вечного, как на прекрасный рай из бессчетных садов, будто венец из веночков, или машинище, из машинок составленный.

А я вижу в нем единое начало, так как один центр и один умный циркуль во множестве их.

Но когда сие начало и сей центр есть везде, а окружия его нигде нет, тогда вижу в сем целом мире два мира, один мир составляющие: мир видный и невидный, живой и мертвый, целый и сокрушаемый. Сей – риза, а тот – тело, сей – тень, а тот – древо; сей – вещество, а тот – ипóстась, сиречь основание, содержащее вещественную грязь, так как рисунок держит свою краску.

Итак, мир в мире есть то вечность в тлени, жизнь в смерти, восстание во сне, свет во тьме, во лжи истина, в плаче радость, в отчаянии надежда.

В сем месте встречается со мною любомудрое слово Платоново в такой силе: «Подлость не почитает за сущую точность». Nisi quod πρἰξ teneat, сиречь кроме одного того, что в кулак схватить может, а в кулак схватить можно одно осязаемое. Если ж мне скажешь, что внешний мир сей в каких-то местах и временах кончится, имея положенный себе предел, и я скажу, что кончится, сиречь начинается.

Видишь, что одного места граница есть она же и дверь, открывающая поле новых пространностей, и тогда ж зачинается цыпленок, когда портится яйцо.

И так всегда все идет в бесконечность. Все исполняющее начало и мир сей, находясь тенью его, границ не имеет. Он всегда и везде при своем начале, как тень при яблоне. В том только разнь, что древо жизни стоит и пребывает, а тень умаляется: то преходит, то родится, то исчезает и есть ничто.

Materia aeterna. [186] Materia aeterna – материя вечна.

Сие единственное начало, как главу мудрости, любомудрцы в разных веках и народах разными фигурами и монументами изобразили, например кольцом, шаром, солнцем, оком… А как кольцо, так перстень, гривна, венец и прочее есть тот же образ.

За шаром идут звезды, планеты, плоды, зерно, древо, рай и проч. За солнцем – утро, свет, день, огонь, луч, молния, блистание, дорогие камни, золото, прекрасные и благовонные цветы и проч. Прекрасно сияющая радуга тоже взята в образ. Зороастр [187] Зороастер – Заратустра, Заратуштра (1-я треть 1-го тысячелетия до н. э.), древнеперсидский жрец и религиозный реформатор. изобразил солнцем с сею песнею: «Услышь, блаженный, всевидящее имеющий вечное око!»

Отсюда у древних персов поклонение солнцу, а день воскресный назван день солнца, сиречь день Господен.

Монумент око подало повод изобразить человеками, зверьми, скотами, птицами, рыбами и гадами. Отсюда случай к идолочтению. Подлость, видя на честных местах написанные или изваянные тварей фигуры и не достигнув тайнообразуемое через оное богоначалие, слепо, как за якорь спасения своего, ухватилась за ничтожную сень образов и погрязла в ней. Отсюда обожание человеческой тлени к иным животным. Отсюда вздорные, нелепых мнений книги, расколы, заблуждения и заразительнейшая язва, хуже безбожия – суеверие. Оно есть то же, что идолочтение. Чему кто верит и на что надеется, то и почитает. Суевер суеверному верит, идолочтец пустое чтет.

Но каждой твари фигура есть нечестивая пустошь, если воплощением и вмещением своим не освящает один святой. «Идол ничто есть».

Идол, фигура, образ есть то же и ничто же. Просвещенные также изобразили источником, а вслед сему водою, росою, мглою, снегом, льдом, инеем и прочим.