Григорий Сковорода - Наставления бродячего философа [Полное собрание текстов]

Каждый же день фигурной сей седмицы, имея солнце, есть суббота и покой Божий. «Очень рано в одну из суббот пришли на гроб, когда воссияло солнце». Очень рано воссияло солнце… По наружности есть вздор, но в Боге есть возможное и то же. «Положил мне утром утро». «Правда твоя, как полдень». «Где почиваешь? В полудне».

Если кто из одной сих светлых суббот субботы увидит восстающего жениха, сей может и из прочих фигуральных сосцов высосать сладчайшую сотов и муста вечность. «Выпустил ты узников твоих из рва…» «Гробы открылись».

Сей семичисленный вечности венец, сквозь завесу прозрев Захария, слышит от Бога: «Семь сии очи Господни суть». Семь в седмице солнцев и одно солнце. Семь очей вечности и одно недремлющее око. Сия ж седмица у Захарии уподобляется семилампадному свечнику: «Видел и се свечник золотой весь».

Искал он, но у Бога что сие значит? И сыскал, что всех сих мыслей стрела напряжена в один только центр вечности, презрев всю стихийную грязь. «Сие слово Господне не в силе великой, не в крепости, но в духе», – говорит Господь.

Сей светосолнечный свечник просвещает исходы и входы в сию запечатленную книгу, а сие семивзорное око весь дом сей свой в целости доселе сохраняет. «Господняя земля…» Сие око открывается по всей его земле сей с нагрузкой ее. Семь сих очей Господних суть, взирающих на всю землю.

И не дивно, что Иезекииль видит вокруг крылатым своим животным и колесам их насаженные очи. Сказано уже, что Библия есть мир сиволичный и зверинец Божий, а люди, скоты, звери и птицы суть фигуры и херувимы, сиречь возики, везущие вечности сокровище.

Просит Иезекия, сидящего на херувимах, дабы избавил от поругания нетленную свою деву – Библию, и сих-то очей его в ней откровения просит: «Открой, Господи, очи твои и видь». О сем же просит и Соломон: «Да будут очи твои открыты на храм сей день и ночь». Тогда они не днем, а только ночью открываются, когда тень только и фигура болванеет. Открываются они Вениамину и братии его.

«Воззрев очами своими, Иосиф увидел Вениамина». Но Вениамин, сверх вечера, и рано еще кушает.

«Взалчут на вечер…» «Отвращу очи мои от вас». «Исполнилося утром…»

Открываются Закхею: «Воззрев Иисус…» Открываются Давиду: «В свете том узрим свет». Но и сей в седмичных днях узрел Бога. «Седмерицею днем хвалил тебя». Открываются Соломону: «Очи твои голубиные». Но и сей кричит, что под солнцем скудость и труд и нет забавных новостей, кроме почивающего на солнце. «Пока дышит день…» «Где почиваешь? – В полудне». «Покажи мне вид твой…»

Во всех таких как содержатся внутри их, так и открываются вечного очи. А без сего они и недужные, и хромые, и слепые. «Тогда вскочит хромой, как олень…» «Очи Господние высоки, человек же смирен».

Они называются затем народ Божий, и Моисей сынов Иакова так благословит: «Все освященные под руками твоими и сии под тобою суть». Они – и люди, и быки и львы, и орлы, заняв места египетских фигур, названных hieroglyphica.

«Сын львов Иуда, радостотворные очи его…»

«Первородный юнец – доброта его». «Твоим ли повелением возносится орел?» «Поднял вас, как на крыльях орлих, и привел вас к себе». «Очи твои на мне…» (Иов).

Вот зачем херувимских сих животных представляет Иезекииль крылатыми, четвероногими, многоглазыми, везущими колеса многоглазые. «На его место, если видели начало одно, шли вслед его!» Будто бы в очах их высокое оное око, зеница вечности и в свете свет истинный, а в солнце новое заключалось солнце. «Как бы было коло в колесе». Он же видит среди сих животных горящие захариевские свечи. Известно, что древние свечою, лампадою и оком мира называли солнце, а человек есть маленький мирик. «Почил в день седьмой».

Толкует сие сам Иосиф: «Семь лет суть». Как суббота, так и 50-й год есть чертог Вышнего. А можно догадаться и из сего, что все колосья, как и захариевские семь лампад, из одного стебля происходят, чего в нашем мире не видно.

Не сходны ли солнце и колос?.. Что ж нужды в кошельках, если в них золото то же? «Всякая плоть – сено, и все как риза обветшает, а мысли в них Божии и те же». Когда солнце просвещает, вино веселит, а хлеб укрепляет, тогда не велика разнь. Давидова речь о свете мешает пшеницу, вино и елей. «Знаменился на нас и прочее».

Мне кажется, сон фараонов значит ночь и тень взятых от египетских священников и пусто у них почитаемых сих фигур, внутри которых прозрело израильское око вечной мысли и похитило в свою пользу. «Сон фараонов один есть». Тьма только одна египетская в сих словах, а сила в них Божия. «Как истинно будет слово, которое от Бога». Затем и сон повторен. Один его, другой колос Божий. «И был вечер, и было утро…» Сии-то колосья рвали и терли апостолы в субботу. Помогла им суббота, а без нее встретило бы их то, чем принял еврейский сфинкс – сильный князь Иефай всех ефремитов. Он всех их переколол, не решивших задачу сию: «Скажите колос (шиболет – по-еврейски)» [191]. И не смогли сказать так. «И взял их и заколол». Смерть, голод, яд и урод есть Библия, от начала своего заблудившая.

Видно, что ефремиты о днях первых и летах вечных с Давидом не помышляли, а с апостолами не думали о субботе. Не взошло им на ум догадаться, что всякая трава в третий день, а день вначале сотворен. Тут всему гавань… Суббота день ее и солнце силу, решение и шабаш всему прилагает. А правдивее сказать: зеница солнца – маленькое, находящееся в солнце солнышко.

В сей светлейшей всех своих чертогов палате, почивая, прекрасный наш Иосиф (прилагатель) фигурной своей системе, восходящим и заходящим солнцем очам мира, растущей и увядающей траве, всякой плоти свет, толк и вкус прилагает, обновляя лицо фигур и сам на всякую свою похвалу прилагая. Дóлжно только из всей твердости вызвать его, обрезать ему волосожарные лучи, снять одевающий его свет и всю ветошь отослать на запад. Тогда останет и вознесется Господь единый. «Возлег, почил…» «Почил в день седьмой».

Богатая сия и великолепная фигура солнце есть тучная жертва Богу. Семь суббот, семь коров, худость наша, а тук Божий. Наш: голодный вечер, а его утро сытое. Тук есть то же, что в захариевских лампадах елей: и просвещающий и насыщающий. Сию-то «возьми мне телку трехлетнюю», – велит Бог Аврааму. Подняв он жертву в разум начала и разделив фигуру на тень и истину, видит, что солнце не иное что есть, как печь, благовонным нетления дымом дымящаяся [192]. Тогда солнце, показав собою образуемого, пало, как шелуха, в запад свой{Глянь: «Солнце пало. Жена Лотова обратилась назад» (то же).}. [193] Глянь: «Солнце пало. Жена Лотова обратилась назад» (то же).